Читаем без скачивания Титус Гроан - Мервин Пик

Она стояла, едва дыша, у стола, и Стирпайк, заметив, что глаза ее шарят по комнате, как бы в поисках оружия, принял театральную позу, поднял руку и голосом ровным, невыразительным, сухим, который даже раздираемой страданием Фуксии показался полной противоположностью ее гневному выкрику, произнес:

– Сегодня я видел гигантскую мостовую средь облаков, выложенную из серых камней и величиною превосходящую поле. Никто не посещает ее. Только цапля… Сегодня я видел дерево, растущее из высокой стены, и людей, прогуливающихся высоко-высоко над землей. Сегодня я видел поэта, глядевшего в узенькое оконце. Но каменное поле, затерянное в облаках, понравилось мне больше всего. Там никогда и никто не бывает. Хорошее место, чтобы играть и (он сделал рискованный ход) мечтать о разном. – И не останавливаясь, ибо он чувствовал, что останавливаться опасно, Стирпайк продолжил: – Я видел сегодня лошадь, плававшую на верхушке башни: миллион башен я видел сегодня. Я видел тучи в самый глухой час ночи. Я мерз. Я был холоднее льда. Мне нечего было есть. Я не мог заснуть. – Он изогнул губы, силясь улыбнуться. – А вы облили меня зеленой грязью, – прибавил он. – И вот я здесь, и вы ненавидите меня за это. Я здесь, потому что мне некуда было идти. Я видел столь многое. Всю ночь я провел под открытым небом. Я беглец (он перешел на драматический шепот), но самое главное, я отыскал поле средь облаков, каменное поле.

Он умолк, чтобы набрать воздуху в грудь, и не отрывая от Фуксии глаз, опустил театрально воздетую руку.

Она стояла, прислонясь к столу и крепко держась ладонями за его края. Возможно, сумрак обманул Стирпайка, но он, испытав огромное облегчение, вообразил, что девочка глядит сквозь него.

Если это так, если слова его уже распалили ее фантазию, то следует продолжать, не прерываясь, сметая прочь ее мысли, позволяя ей думать только о том, что он говорит. Ему достало ума понять, что именно способно ее увлечь. Одного лишь багрового платья довольно было, чтобы сообразить, в каком направлении следует двигаться. Она романтична. Простушка: мечтательная девочка пятнадцати лет.

– Леди Фуксия, – сказал он и стиснул ладонью лоб, – я пришел сюда в поисках убежища. Я бунтарь. Я весь к вашим услугам как мечтатель и как человек действия. Несколько часов взбирался я по стене, я голоден, меня измучила жажда. Я стоял на поле камней и душа моя рвалась в облака, но чувствовал я лишь боль в усталых ногах.

– Уйди, – негромко откликнулась Фуксия. – Уйди от меня.

Но остановить Стирпайка так просто было невозможно, ибо он видел, что исступление Фуксии сникло, и что он держит ее крепко, как хорек.

– Куда я пойду? – вопросил он. – Я ушел бы мгновенно, если бы знал, где искать мне спасения. Я уже много часов проблуждал по коридорам. Дайте мне сначала немного воды, чтобы смыть с лица эту мерзкую слизь, дайте отдохнуть немного и я уйду, уйду далеко и никогда не вернусь, но стану жить в одиночестве на небесном каменном поле, где цапли вьют свои гнезда.

Голос Фуксии звучал неясно и глухо, и Стирпайк решил, что она не слушает его, однако девочка, медленно выговаривая слова, спросила:

– Где оно? Кто ты?

Стирпайк ответил мгновенно.

– Мое имя Стирпайк, – сказал он, прислоняясь к темному окну, – но я не могу открыть вам теперь, где лежит стынущее средь туч каменное поле. Нет, этого я открыть не могу – пока.

– Кто ты? – повторила Фуксия. – Кто ты в моей комнате?

– Я уже сказал вам, – ответил он. – Я Стирпайк. Я взобрался в вашу чудесную комнату по стене. Мне понравились картины на стенах, ваша книга и этот страшный корень.

– Мой корень прекрасен. Прекрасен! – крикнула Фуксия. – Не смей говорить о моих вещах. Ненавижу тебя за это. Не смотри на них!

Она метнулась к перекрученному, гладко мерцающему в свете свечи, колышущемуся в темноте древесному корню и замерла между ним и окном, у которого стоял пришелец.

Стирпайк вытащил из кармана свою кургузую трубку и пососал ее черенок. Странная птичка, подумал он, приманку для нее придется подбирать с особенной тщательностью.

– Как ты попал в мою комнату? – сипло спросила Фуксия.

– Залез снизу, – ответил Стирпайк. – Залез по плющу. Я лез по нему целый день.

– Отойди от окна, – сказала Фуксия. – И встань у двери.

Удивленный, Стирпайк подчинился. Однако рук из карманов не вынул. Он чувствовал теперь под ногами более твердую почву.

Скованной поступью Фуксия приблизилась к окну, прихватив по пути свечу со стола, и заглянула за подоконник, держа над бездной бьющееся пламя. Отвесная стена, которую она так хорошо помнила при дневном свете, казалась теперь еще более жуткой.

Она повернулась лицом к комнате.

– Ты, наверное, хорошо лазаешь, – сказала она – угрюмо, но с ноткой восхищения в голосе, немедленно отмеченной Стирпайком.

– Да, – сказал Стирпайк. – Однако мне невмочь и дальше сносить эту грязь на моем лице. Не могли бы вы дать мне немного воды? Позвольте мне умыться, ваша светлость, а после, если мне нельзя остаться здесь, скажите, где бы я мог поспать. Прошлой ночью я не смог даже вздремнуть. Я устал, но мысль о каменном поле по-прежнему не покидает меня. Отдохнув, я сразу отправлюсь к нему.

Наступило молчание.

– На тебе кухонная одежда, – без выражения произнесла Фуксия.

– Верно, – отозвался Стирпайк. – Но я избавлюсь от нее. Я ведь из кухни-то и бежал. Я ее ненавижу. Я жажду свободы. И никогда туда не вернусь.

– Так ты искатель приключений? – спросила Фуксия, на которую, хоть, по ее мнению, Стирпайк не имел с таковым ни малейшего сходства, совершенное молодым человеком восхождение и потоки изливаемых им слов произвели очень сильное впечатление.

– Да, – ответил Стирпайк. – Именно так. Но сейчас я нуждаюсь в воде и в мыле.

Воды на чердаке не было, мысль же о том, чтобы пойти с чужаком в свою спальню, где он сможет умыться, а потом еще отправиться на поиски еды для него, очень не понравилась Фуксии, поскольку его пришлось бы провести по другим помещениям ее чердака. Но тут ей пришло в голову, что так он, во всяком случае, покинет ее святилище и что, не считая возвратного спуска по плющу, единственный имеющийся в его распоряжении путь отсюда лежит через чердак, винтовую лестницу и ее спальню. Подвернулась также и мысль, что если она поведет его вниз теперь, он в темноте увидит немногое, а вот завтра весь чердак будет как на ладони.

– Леди Фуксия, – сказал Стирпайк, – быть может, существует работа, которую я мог бы исполнять? Вы не познакомите меня с кем-нибудь, кто возьмет меня в услужение? Я не кухонный лакей, леди Фуксия, я человек цели. Дайте мне пристанище на эту ночь и помогите завтра увидеться с кем-либо, кто смог бы меня нанять. Все что мне нужно, это один разговор. Об остальном позаботится мой мозг.

Фуксия, приоткрыв рот, безотрывно смотрела на него. Затем выпятила полную нижнюю губу и спросила:

– Откуда этот омерзительный запах?

– От грязной мути, которой вы меня окатили, – ответил Стирпайк. – Так теперь пахнет мое лицо.

– Ой, – сказала Фуксия и снова взялась за свечу. – Иди за мной.

Стирпайк так и сделал – в дверь, по балкону, по лесенке вниз. Фуксия и не думала помогать ему в тусклой тьме, хоть слышала, как он оступается. Стирпайк держался по возможности ближе к Фуксии, к предшествовавшему ей пятнышку призрачного света на полу, но когда она проворно зашагала между наваленными на первом чердаке штабелями бросовых вещей, он получил далеко не один чувствительный удар по лицу – нанизанными на свисающую веревку шипастыми раковинами, жирафьей ногой, под которую нырнула Фуксия, – а один раз вынужден был, затаив дыхание, замереть перед бронзовой рукоятью меча.

Ко тому времени как он добрался до верхней ступеньки винтовой лестницы, Фуксия прошла уже больше ее половины. Чертыхаясь, Стирпайк начал спускаться следом за ней.

Прошло еще много времени, прежде чем он почувствовал, что в спертом воздухе лестницы повеяло свежестью, и спустя несколько мгновений сошел по последнему витку ступеней и очутился в спальне. Фуксия засветила висящую на стене лампу. Шторы задернуты не были, ночь заполняла треугольники окон.

Она налила из кувшина воды, в которой так отчаянно нуждался Стирпайк. Запах уже отнимал у него последние силы – едва он, прижав к животу тощие, костлявые руки, вступил в спальню, как его непристойно вырвало.

Заслышав бульканье воды, льющейся в тазик на умывальнике Фуксии, он сквозь стиснутые зубы втянул побольше воздуха в грудь. Услышав его шаги по дощатым ступеням, Фуксия обернулась с кувшином в руках, и вода полилась через край, растекаясь в свете лампы яркими лужицами на темному полу.

– Ты хотел воды, – сказала она, – вот.

Стирпайк метнулся к тазику, стянул куртку с жилетом, и встал в полумраке бок о бок с Фуксией, очень тощий, с задранными плечами, со странным высокомерием, сквозящим во всей его осанке.