Читаем без скачивания Дендрофобия - Наталья Горская

Странная у нас всё-таки власть: спит-спит, а потом проснётся и выдаёт подданным свои сны за реальность. Уж и ежу понятно, что трудом учителя или врача, рабочего или тракториста в нашей стране человек себе на выборы денег не заработает. Уж понятно, что не на вспоможение человек живёт. Ясно, как белый день, что довелось ему преступить какую-то черту, совершить пусть бесчестный, но зато выгодный для себя поступок – в России честность и выгода никогда не дружили. Вот и пришлось впутаться в какой-то бизнес сомнительного качества, кого-то предать и продать, заключить дипломатическое соглашение чуть ли не с самим дьяволом, чтобы заложить на этом предательстве фундамент баснословного состояния. А что делать, если честно работающие граждане у нас копят на пылесос несколько месяцев? Чуть ли не кредит в банке берут для покупки утюга! Это какая должна быть зарплата или пенсия – или как это всё теперь называется – чтобы на неё нельзя было пылесос сразу купить?!

Авторитет вспомнил, как ехал с дочкой по Лиговке, и она вдруг попросила новые наушники для плеера. Зашли в какой-то магазин бытовой техники, и увидел там Авторитет бабульку лет семидесяти. Бабушка божий одуванчик из «Операции Ы» – в таком же пальтишке сталинской эпохи, в стоптанных валеночках. Приценивается бабулька к утюгам, спрашивает девицу в торговом зале, нет ли чего «подешевше». А куда дешевше-то, если самый дешёвый утюг стоит всего-то тысячу рублей? И вот у этой бабки, у которой трудовой стаж, наверно, полвека, а то и больше, нет денег на такой пустяк! Представил Авторитет свою мать, как она, беззащитная старушка, так же будет испуганно шарахаться от дорогих витрин большого и холодного города, искать что-то подешевше. А мимо снуют равнодушные и неживые существа, которых и убивать-то не надо, потому что давно уже умерли. И им теперь ничего другого не остаётся, как торопливо сновать туда-сюда мимо сверкающих и манящих роскошью витрин, этих бастионов современной цивилизации, общества потребления, которое прячется за ними от реального мира, как за щитами, свято веруя в их надёжность.

Чего-то тогда там внутри сжалось, чего никогда с ним прежде не случалось, и купил он самый лучший утюг с гарантией. Сунул бабке той: «На, мать, бери и никому никогда не верь, если тебе будут что-то дешёвое предлагать». Бабка стоит, глаза углами выцветшего платочка с головы утирает, а дочка обняла отца за шею тонкими ручонками и говорит с восхищением: «Папка, ты самый лучший человек на свете!». Хорошо, когда твои дети в тебя так верят…

Вот с сюзереном тогда плохо вышло. Понял Авторитет, что этот сюзерен сам у кого-то в вассалах бегал, и теперь этот кто-то хочет с ним поквитаться за «испорченное имущество». Выяснил он, что этот кто-то – такая большая шишка, что дух захватывает от мысли, что ты можешь завалить такого борова. Так дух захватывает, что даже дышать не можешь… от астмы такой!

Жена тогда сразу почуяла недоброе, взяла его как щенка за холку и вовремя утащила за границу:

– Давай-ка, Котёнок, съездим в Европу. А то ведь, не ровен час, помрём, и не увидим, как цивилизованные народы живут.

Уж он и брыкался, и рвался в бой, и страдал от разлуки с привычным укладом жизни, но жена остудила его пыл.

– Да когда же ты, чёрт седой, навоюешься?! Когда всё ваше мужское племя научится спокойно жить? Вот попробуй, вернись в Россию! Ты поедешь – и я за тобой. Тебя там «шлёпнут» – и меня следом. Так и знай!

Пожили сначала в Финляндии и Швеции, потом в Германии. Больше всего его там пенсионеры удивили. Наши ходят в рванине с виноватым видом, словно задолжали чего кому, а там на лицах стариков такая непоколебимая уверенность и покой, каких и на физиономиях нашей суетливой и наглой элиты не увидишь. И он сам как-то успокоился, подлечил нервишки. Не чтобы специально их лечил, а просто уклад жизни там какой-то не располагающий к нервным болезням. От нечего делать нашёл одного психиатра, русского профессора, который эмигрировал ещё из СССР, потому что развивал неприемлемую для тоталитарного и милитаризированного общества тему: особенности психических расстройств и поражения нервной системы у военных и тех, кто побывал в зоне вооружённых конфликтов. Профессор сказал, что при его мощной комплекции и запущенной форме психоза медикаментозное лечение может иметь непредсказуемые последствия, гипноз не подействует, поэтому показана только беседа – логотерапия. Авторитет даже обрадовался, что не надо таблетки пить, но психиатр предупредил, что таблетки – это ещё не самое горькое лекарство на свете: «Можешь отказаться, пока не поздно, а то меня из вашего брата многие потом убить хотят, столько всего из них выходит. Будет ломать – терпи. Такое говно полезет, что сам удивишься». Но ему понравилось – так много о себе нового узнал! Ломало, правда, конкретно. Астма и «мальчики кровавые в глазах» куда-то пропали, словно и не было их. Даже седина местами почернела!

Смотрел на себя в зеркало с видом расстроенного ребёнка и доставал жену расспросами о потемневших волосах, не стал ли он похож на крашеного.

– Может, наголо побриться?

– Давай, начни народ пугать. Хотя красоту таку уже ничем не испортишь.

– Крашеный мужик! Это ж лучше застрелиться!

– То-то подарок своим врагам сделаешь. Подумаешь, несколько прядей у него потемнело, а он уж в зеркало спокойно смотреть не может.

– Нет, похож! Мужик из русской деревни – крашеный. Во позор-то, а?

Так целыми днями мучился и других мучил за отсутствием каких-либо других дел. Стал раздражительным, как баба на сносях – жена беременной так себя не вела. Зато психиатр ликовал: «Получилось! Процесс пошёл, буянь дальше – скоро катарсис наступит». Вот он и придирался ко всему на свете: чай то слишком горячим казался, то слишком холодным. Добавил своей бабе седины, как пить дать, хотя в её светлых волосах и не заметно. Уж она, бедняжка, даже заставила его «Калевалу» прочитать от корки до корки, чтобы хоть чем-то занять. А то ведь мужчина, в самом деле, невозможным становится, когда совсем некуда ему употребить свою атомную энергию, так что может взорваться в любой момент, как реактор АЭС. Для него так важно быть сильным и успешным, а тут днём и ночью грызёт разрушительная мысль о своей катастрофической нереализованности.

Но он не взорвался. А так заскучал, что сам себе удивился. Никогда ему не было так тошно! Выл, как волк на луну, когда видел по тамошнему телевидению родные края, плакал, уткнувшись жене в колени. А она целовала его в макушку и говорила, что он – самый любимый её ребёнок. Никогда так не выл, даже когда из него пули без наркоза выковыривали. Ощутил он тогда всей своей шкурой, что измызганное его соотечественниками на все лады понятие «любовь к Родине» не имеет ничего общего с тем, чему его прежде учили. Это не собачья верность КПСС или их приемникам-демократам под бравурные марши, не активно-тупое участие в демонстрациях под транспарантами «Голосуй, а то проиграешь!», не напускное сопереживание якобы важным событиям в новейшей истории твоей страны, когда заголовки газет кричат: «Нам не додали золота в Атланте!», «Россиянка стала Мисс мира!!», «Мы перевыполнили план по поставке газа в Европу!!!», а за это «Нашим нагрубили в Куршевеле?!!».

Эта самая любовь к Родине напомнила ему упрямого новорожденного кутёнка, который ползёт поближе к мамке. Он её не видит, потому что пока слеп, но точно знает, где она. И тянет его к ней какой-то необъяснимой, неописанной даже в самых заумных учебниках силой, так что успокоится он только тогда, когда ткнётся мокрым носом в её тощий, отдавший все свои соки детям, бок. Его будут пихать и отталкивать другие более сильные братья – кто придумал глупость, что братья должны дружить и любить друг друга? – будут кусаться пока ещё беззубыми челюстями. Но он всё равно счастлив оттого, что в нос бьёт родной запах материнской шерсти. Это даже не любовь, а больше похоже на инстинкт. Да, есть матери более породистые, откормленные и сильные, но кутёнка тянет именно к своей, измученной и уставшей. Потому что именно она выносила его беспокойное существо в своей надорванной утробе под вечно тревожным за своих неразумных детей сердцем. И так хорошо, что никто не вмешивается в эти трепетные чувства, не пытается их как-то классифицировать и сортировать, никто не советует, как надо любить Родину, в какой позе, что при этом говорить и как доказать эту свою любовь каким-то наделённым в данный момент властью дурням! А если кто и рискнёт вмешаться, нарушив такую идиллию, то возникает такое же сильное и непреодолимое желание сомкнуть свои крепкие зубы на этой говорливой глотке, чтобы навсегда заткнулся её обладатель в кровавой пене.

Дома-то Авторитет привык спать с пушкой под подушкой, когда не знаешь, «что день грядущий нам готовит», когда нервы напряжены до предела, так что сам воздух трещит от разрядов опасности. А в этой Европе жизнь просчитана на сто, а то и двести лет вперёд. Ужас! Как так жить-то можно?! Закон нарушать не выгодно, а выгодно спокойно жить и, конечно, если есть желание, работать. И не просто работать, а… зарабатывать! Но ему работать и зарабатывать было не к чему, так как деньги имелись в достаточном количестве. Все враги остались там, на Родине, где как раз воровать и врать – выгодно. Кто научился это делать, тот и достиг успеха. Это здесь, на Западе, запятнавший себя хотя бы раз во лжи или воровстве потом ни-ког-да не сможет отбелить своё имя, а у нас-то!.. Ворьё и обманщики в первых рядах бодро и уверенно маршируют по жизни. Точнее, по головам тех, кто воровать и врать хронически не умеет или принципиально не желает.