Читаем без скачивания Дендрофобия - Наталья Горская

Дома-то Авторитет привык спать с пушкой под подушкой, когда не знаешь, «что день грядущий нам готовит», когда нервы напряжены до предела, так что сам воздух трещит от разрядов опасности. А в этой Европе жизнь просчитана на сто, а то и двести лет вперёд. Ужас! Как так жить-то можно?! Закон нарушать не выгодно, а выгодно спокойно жить и, конечно, если есть желание, работать. И не просто работать, а… зарабатывать! Но ему работать и зарабатывать было не к чему, так как деньги имелись в достаточном количестве. Все враги остались там, на Родине, где как раз воровать и врать – выгодно. Кто научился это делать, тот и достиг успеха. Это здесь, на Западе, запятнавший себя хотя бы раз во лжи или воровстве потом ни-ког-да не сможет отбелить своё имя, а у нас-то!.. Ворьё и обманщики в первых рядах бодро и уверенно маршируют по жизни. Точнее, по головам тех, кто воровать и врать хронически не умеет или принципиально не желает.

То есть на Родину тянуло, да ещё как. Хуже всего было, что за бугром совершенно не с кем воевать. Каждый день, как в тюрьме, похож на предыдущий и последующий: погулял – покушай, покушал – поспи, поспал – опять погуляй. Когда он уже вернулся в Россию, ему ещё долго снились страшные сны, будто снова там оказался, в Европе! Засыпает и видит, что опять он в этой тюрьме благополучия находится. Даже орать начал во сне. Жена его растолкает: тебе чего, спрашивает, опять война снится?

– Какая война, солнце моё! Война – это моя родная стихия, лекарство от всех болезней. Как же меня можно ею напугать? Мне бы как раз туда…

– Я те покажу «туда»! – и жена, засыпая, нежно трепала его за ухо.

Он совершенно не умел путешествовать, не находил удовольствия в нахождении где-то далеко от дома. Поездки на чужбину у него ассоциировались совершенно с иными эмоциями. Не с курортами и гостиницами, а с участием в бесконечных боевых действиях по «освобождению бесчисленных братских народов от же их собственного идиотизма», как он это называл.

Как и все советские люди, он привык «путешествовать по миру» с помощью чтения книг о дальних странах. Холодная война и Железный занавес не позволяли делать это как-то иначе. А писатели, журналисты и прочие информаторы, владея искусством изящной словесности, иногда настолько увлекательно рассказывают о личных наблюдениях, что истинная картина всегда неизбежно разочаровывает расхождением с литературной. Вот и он был разочарован, как Буратино из популярного в годы его детства фильма, который от кота Базилио и лисы Алисы много слышал о Поле чудес, а когда увидел, воскликнул с досадой: «Вот уж никогда не подумал бы, что поле чудес так похоже на помойку!». Заграница ни в коем случае не была похожа на помойку, но он не увидел там ничего увлекательного, что было в книгах. Его вообще больше интересовала увлекательность рассказа, сочность и яркость красок изложения, а не поиск истины. Истины как таковой никогда не было и быть не могло в силу разного уровня развития людей.

Ещё в детстве он прочёл красивый миф, где Зевс, победив огнедышащего стоглавого Тифона, навалил на него громаду Этны, из вершин которой до сих пор потоками огня и дыма извергается его живое дыхание. А потом увидел эту самую Этну в «Клубе путешественников» и разочаровался: вулкан как вулкан, ничего мифического.

В эпоху странствующих учителей красноречия и мудрости искателям знаний полагалось путешествовать. И не просто путешествовать, а отчитаться перед потомками в увиденном и услышанном, поделиться результатами странствий с другими. Как Платон в сократических диалогах или Геродот в своей «Истории». Как бы сейчас сказали, на первом месте был познавательный туризм. Интеллектуальная атмосфера эпохи заставляла путешествующих интересно описать своё пребывание в разных странах, составлять точные и оригинальные наблюдения, так что невозможно отрешиться от обаяния их повествований. А сейчас мало людей, которые, объехав много стран, повидав разные обычаи, побеседовав с другими народами, сумели бы духовно и внутренне обогатиться, чтобы интересно и красиво об этом написать или просто рассказать. Может, эпоха не та. Или качество людей стало другим?

Он и в Хельсинки, и в Стокгольме повсюду встречал своих соотечественников, которые теперь были все сплошь бизнесменами. На чужой земле всегда начинает тянуть к своим. Именно поэтому эмигранты всегда сбиваются на чужбине в диаспоры. Ходишь по улицам и напряжённо вслушиваешься, не зазвучит ли родная речь. И почему-то радуешься, когда услышишь! А Европа середины 90-ых кишела русскими, так что и язык учить необязательно: практики-то всё одно никакой. Но никто из них не рассказывал о красоте здешних озёр и лесов, о посещении парка-музея Скансен или крепости Свеаборг. Они были похожи на морально дезориентированную, разбитую и отступающую армию. У них словно бы завтра заканчивалась жизнь, поэтому сегодня надо успеть потратить себя на какие-нибудь изощрённые, недоступные ранее приключения. Они напоминали детей, которые вырвались-таки из-под надзора сурового отца, устроив праздник непослушания. Эти господа-товарищи, которых на Западе точно определили термином «ноупроблемс»: очень проблемные новые русские люди с потрясающей способностью создавать проблемы на каждом шагу. Зато теперь они научились на всё отвечать этим устоявшимся словосочетанием. Даже тогда, когда проблемы существуют, да ещё какие. Им кажется, что они от этого будут больше походить на своих кумиров – американцев, у которых этих «проблемс» в самом деле «ноу».

Все они, занятые исключительно «большим русским трахом», возбуждённо горланили, как их где-то в Копенгагене или Гётеборге загребли в полицейский участок за пьяную драку или непристойное поведение в общественном месте. Хотя в советское время на политинформациях им и говорили, что разврат и распущенность, алкоголизм и наркомания – это непременный атрибут «загнивающего капиталистического общества», так что там за это даже не арестовывают, а чуть ли не поощряют. И вот приехали вчерашние целомудренные пионеры-комсомольцы и умудрились-таки удивить «развращённый и пресыщенный» Запад своей бледной, наскоро подзагоревшей в солярии задницей! И теперь они считают своим долгом довести до сведения нищих соотечественников эти приключения через прессу и телевидение. Отчитаться, так сказать, о проделанной работе. Куда до них всем этим наивным античным авторам с их неспешными описаниями висячих садов Семирамиды и египетских пирамид!

Они все подтверждали поговорку про девушку из деревни, которую можно вывезти из этой деревни, но вот вывести деревню из девушки – нельзя. В какие бы заграничные костюмы они себя ни рядили, какую бы крутизну ни изображали, но замаскировать кислую рожу самого обыкновенного подзаборного деревенского пьяницы было не по силам никаким новомодным понтам и наворотам. Их сразу видно за версту: наши. Деревенские кислые пьяницы, москвичи ли это, ленинградцы или сибиряки. Городским россиянам почему-то кажется, что пьянка в их исполнении «не такая, что у прочего быдла колхозного», а какая-то интересная, эффектная, со вкусом и смыслом, что ли. Как же они себе льстят, как заблуждаются! Даже где-то было жалко их за этот самообман.

Он видел там самозабвенно торгующих собой внуков и внучек тех, кто, должно быть, в своё время протопал в худых солдатских сапогах до Берлина, строил города на Дальнем Востоке и осваивал целину. Всё-таки в какие странные комбинации иногда складываются гены…

– Ох, с какими же бл…ми мы погудели в Амстердаме! – взахлёб рассказывал ему в каком-то кафе один из таких российских туристов, впервые вырвавшихся на «свободу» из Совдепии.

Пьяный и опухший то ли от бесконечных возлияний, то ли от этой самой «свободы».

– С какими? – равнодушно поддерживал беседу Авторитет.

– С настоящими! Маде ин Ойропа! Ни какие-нибудь там Фроси-Тоси из Урюпинска за пару капроновых колготок дали, а десять тысяч баксов за ночь! Десять тысяч!.. Заразные, стервы, оказались. Я потом два месяца лечился, но тут и медицина не чета нашей «бесплатной», мать её, ха-ха… А эти датчане, или кто там в этом Амстердаме живёт, такие скучные люди! И чего в Совке нам врали, что здесь все трахаются на каждом шагу? Да они и понятия-то не имеют о том, как надо культурно отдыхать! Дикари, одним словом.

Авторитет спросил его о прошлой жизни, и он нехотя сообщил, что раньше был инженером на каком-то машиностроительном заводе. В городе Урюпинске. И ещё неохотней сказал, что в этом же Урюпинске он и родился. До тридцати лет честно работал от зарплаты до зарплаты, пока государство не прекратило такой глупостью заниматься: зарплату платить. Особенно, честным. Скинулись с бывшими коллегами по работе, купили первый ларёк. Потом кто-то кинул другого, кто-то сам отказался от своей доли, кто-то вовремя понял, что «бизнес – это не моё». Потом рэкетиры убили его жену. Он нашёл новую, но затем она ушла от него к более удачливому «бизнесмену от ларька». Потом вернулась, когда он его «обскакал» в конкуренции по продаже французского белья китайского производства. Потом он сам ушёл к её младшей сестре, которая тогда как раз подалась в модельный бизнес. Денег на раскрутку не было, а тут как раз подвернулся этот стареющий потаскун, жутко комплексующий по поводу того, что жениться на своей ровеснице мужчина может разве что до двадцати пяти лет. А потом ничего не поделаешь – надо увеличивать разрыв, потихоньку переходить на тех, кто годится в дочки, после чего придётся переключиться на тех, кого можно и внучкой назвать. Сам не хочу, а надо – имидж требует. Я ж – бизнесмен какой-никакой, а не абы хто!