Читаем без скачивания Хорнблауэр и «Атропа» - Сесил Форестер

— Мистер Джонс, устройте мистера Тернера.

— Есть, сэр.

Ничего другого ответить Джонс не мог, как ни трудо для исполнения отданный ему приказ. Но он колебался намереваясь сказать что-то еще — видимо, хотел обсудить не поселить ли ему Тернера на место Маккулума. Хорнблауэру решительно не хотелось это выслушивать, пока он не принял окончательного решения. Закипавшее в нем раздражение побудило его действовать с самодурством, характерным для капитанов старой школы.

— Убирайтесь вниз, все! — рявкнул он. — Очистите палубу!

Офицеры смотрели на него так, словно не расслышали, хотя не слышать они не могли.

— Уйдите вниз, пожалуйста, — сказал Хорнблауэр. «Пожалуйста» ничуть не смягчило его грубое требование. — Вахтенный штурманский помощник, проследите, чтоб на палубе никого не было, и сами не попадайтесь мне под ноги.

Офицеры ушли вниз, как приказал капитан, который (судя по тому, что рассказали матросы с гички) чуть не повесил дюжину французских пленных единственно ради своего удовольствия. Так что он остался на шканцах один, и ходил взад-вперед, от гакаборта к бизань-мачте и обратно в быстро сгущающихся сумерках. Он ходил быстро, резко поворачиваясь, снедаемый раздражением и тоской.

Надо решать. Проще всего доложить Коллингвуду и ждать дальнейших распоряжений. Но когда еще с Мальты отбудет судно с депешами для Коллингвуда, и скоро ли прибудет ответ? Не раньше чем через месяц. Ни один мало-мальски стоящий капитан не станет месяц держать «Атропу» без дела. Можно представить себе, как это понравится Коллингвуду. Если самому отправиться на поиски вице-адмирала, то встают те же возражения. И как он явится Коллингвуду на глаза вблизи Тулона или Ливорно, или куда там еще превратности войны забросят эскадру, когда ему надлежит быть в двух тысячах миль оттуда? Нет, ни за что. По крайней мере, два варианта он исключил.

Значит, надо исполнять приказы, как если бы с Маккулумом ничего не случилось. Значит, поднимать сокровища придется самому, а он совершенно в этом не сведущ. Хорнблауэра волной захлестнул гнев. Идиот Эйзенбейс, обидчивый Маккулум. Какое право они имели ради удовлетворения своих личных амбиций мешать Англии в ее борьбе с Бонапартом? Мирился же Хорнблауэр с занудством Эйзенбейса, почему Маккулум не мог поступать так же? А коли нет, почему Маккулум не смог держать пистолет прямее — почему он не застрелил нелепого доктора вместо того, чтоб подставлять себя под пулю? Но эти риторические вопросы ни на йоту не приближали Хорнблауэра к решению собственных проблем — так незачем об этом и думать. Мало того, его начинало грызть раскаяние. Он не имел права не замечать, что у него на корабле назревает ссора. Он вспомнил, как легкомысленно переложил на Джонса заботу, куда Маккулума селить. В кают-компании доктор и Маккулум наверняка друг друга раздражали; сойдя на берег, выпили в таверне вина, окончательно переругались — и вот дуэль. Хорнблауэр должен был предвидеть такую возможность и пресечь ее в зародыше. Как он недосмотрел? Кто он вообще после этого? Быть может, он недостоин быть капитаном королевского судна.

Мысль эта была невыносима, она вызвала в Хорнблауэре новую бурю чувств. Он должен доказать себе, что это не так, или сломаться. Если надо, он сам произведет все работы по подъему сокровищ. Он должен. Должен.

Итак, он решился. И сразу чувства его улеглись, теперь он мыслил быстро, но четко. Конечно, нужно сделать все для достижения успеха, не упустить даже малейшую возможность. Маккулум заказал «кожаный фитильный шланг». Исходя из этого, можно предположить, как вести подъемные работы. И Маккулум, насколько Хорнблауэру известно, пока жив. Может быть… нет, так не бывает. Никто еще не выжил с пулей в легком. И все же…

— Мистер Нэш!

— Сэр! — откликнулся вахтенный штурманский помощник.

— Мою гичку! Я отправляюсь в госпиталь. Небо еще не потемнело, но вода была уже совсем черной, и огни Ля-Валетты отражались в ней длинными дрожащими полосками. Весла ритмично скрипели в уключинах. Хорнблауэр сдерживался, чтоб не покрикивать на гребцов. Как ни быстро они будут грести, им не удовлетворить обуревающее его нетерпение.

Гарнизонные офицеры сидели в столовой, попивая вино. По просьбе Хорнблауэра сержант сходил за врачом. Это оказался молодой человек, по счастью еще трезвый. Он внимательно выслушал вопросы Хорнблауэра.

— Пуля вошла в правую подмышку, — сказал он, — что естественно, учитывая, что пациент стоял боком к противнику подняв правую руку. Рана в подмышечной впадине, ближе к спине, иными словами, на уровне пятого ребра.

Хорнблауэр знал, что на уровне пятого ребра располагается сердце, и слова врача прозвучали для него зловеще.

— Я полагаю, наружу пуля не вышла? — спросил он.

— Нет, — ответил врач. — Пистолетная пуля, задев легкое, редко выходит наружу, даже при выстреле с двенадцати шагов. Заряд пороха всего одна драхма. Пуля скорее всего в грудной полости.

— Так что он вряд ли выживет?

— Это очень маловероятно, сэр. Странно что он прожил так долго. Кровохарканье, сэр, было несильное. Обычно раненные в легкое умирают от внутреннего кровоизлиянии через час или два после ранения, но, видимо, легкое лишь слегка задето. Под правой скапулой — под лопаткой, сэр — сильный ушиб. Он указывает, что пуля остановилась там.

— Близко к сердцу?

— Близко к сердцу, сэр. Как ни странно, однако, ни один из больших кровеносных сосудов не задет, не то он умер бы в первые несколько секунд после ранения.

— Тогда почему бы ему не выжить?

Доктор покачал головой.

— Коль скоро в грудной полости образовалось отверстие. Шансы раненого невелики, если же пуля осталась внутри, они практически равны нулю. Пуля наверняка затащила с собой обрывки одежды. Следует ожидать возникновение гангрены, накопление дурных соков и неизбежную смерть в ближайшие несколько дней.

— Вы не пытались извлечь пулю?

— Из грудной клетки? О чем вы, сэр!

— Что же вы предприняли?

— Перевязал рану и остановил кровотечение. Наложил повязку на грудь, чтобы зазубренные концы сломанных ребер не причинили дальнейшего ущерба легким. Я выпустил две унции крови из левой основной артерии и дал больному опиат.

— Опиат? Значит, сейчас он спит?

— Да, конечно.

Хорнблауэр чувствовал, что практически не продвинула вперед с тех пор, как Джонс сообщил ему новость.

— Вы сказали, он может прожить несколько дней. Сколько именно?

— Я ничего не знаю об организме пациента, сэр. Но это сильный человек в расцвете лет. Может неделю, может даже и больше. С другой стороны, если дела примут плохой оборот, он может умереть завтра.