Читаем без скачивания Екатерина Великая. Первая любовь Императрицы - Наталья Павлищева

Но и сама став императрицей, Екатерина не сумела отвадить слуг от воровства и жестко наладить работу дворцового хозяйства. Хотя жила во много раз экономней и за счетами следила лично.

Из-за гнева Елизаветы Петровны поговорить с ней не удалось, Екатерина, только узнав, что государыня не в духе, поспешила ретироваться. Однако уйти ей не дали. Попросил о разговоре Бестужев.

Как и императрица, Екатерина не любила канцлера, прежде всего потому, что канцлер сам не любил великую княгиню. Пожалуй, нет, он не любил принцессу Софию-Фредерику, выбранную наследнику без его, Бестужева, согласия, даже вопреки и тайно. А к великой княгине Екатерине он просто приглядывался, особенно внимательно с тех пор, как она родила Павла. Просто теперь стало ясно, что государыня в обход Петра может назвать наследником внука, а регентами при нем родителей мальчика. А Елизавета Петровна все чаще болела, это означало, что вскоре новыми правителями могли стать Петр и Екатерина, причем Екатерина в большей степени.

Екатерина, как и все, прекрасно понимала возникший к себе интерес, ей было неприятно, но еще больше она не любила Бестужева за изгнание своей матери, ведь именно канцлер тогда прислал Елизавете Петровне расшифровку писем Шетарди, с этого началось неприятие императрицей принцессы Иоганны. И конечно, Екатерине, как всем, не нравилась манера канцлера разговаривать. Он обожал сладкое и потерял практически все зубы. Четыре неровных черных обломка не позволяли ему ни есть, ни говорить нормально.

Но на сей раз весь вид Бестужева говорил, что у канцлера есть для великой княгини нечто очень важное. Беседовать не хотелось, и все же она согласилась на эту встречу. Позже Екатерина думала, не было ли лучше отказаться, оставаться в неведении. После тяжелых размышлений решила, что нет, не знай того, что узнала, она могла бы выглядеть смешно, даже глупо…

Бестужев просто решил, что Екатерина слишком увлеклась Салтыковым. Ну, родила от любовника сына (как и все, он не верил в возможность рождения детей от Петра), ну помиловались, пора и честь знать. Сам Сергей Салтыков всячески избегал встреч с великой княгиней, он не был способен на долгие чувства, получил свое, и достаточно. Тем более поставленную задачу считал выполненной, а посему себя свободным.

Но так не считала Екатерина! Она влюбилась впервые в жизни, переживала все по-настоящему и, хорошо зная репутацию Салтыкова как непостоянного сердцееда, все же верила, что уж на сей-то раз он влюблен надолго. Так думают все любящие женщины, великая княгиня не исключение, всегда кажется, что если и были амуры до того, то теперь они должны немедленно закончиться и уж эта любовь навсегда. Екатерина неглупа, она прекрасно понимала, что стоило забеременеть, как Салтыков начал ее избегать, но считала, что это поведение из-за страха обвинений в отцовстве. Но государыня и Петр приняли сына Екатерины нормально, никто не укорил, никто не высказал подозрений, даже после всего от двора прочь не гнали, чего же бояться?

Ей и в голову не приходило, что причина в другом…

Елизавета Петровна уже начала злиться из-за этой привязанности великой княгини к красавцу-графу, даже носик поморщила, мол, сколько же можно, ну родила, и будет! Бестужев все понял и решил не доводить дело до откровенных неприятностей. Салтыкова отправили в командировку в Швецию, а сам канцлер вознамерился поговорить с Екатериной на предмет сдержанности в поведении. Но когда увидел немыслимо похорошевшую после рождения ребенка женщину, встретил спокойный, уверенный в себе взгляд, решился говорить откровенно. Почему-то канцлер не испугался, что Екатерина пойдет жаловаться государыне или вообще скажет ей хоть слово, слишком неприязненно относилась к ней в последнее время Елизавета Петровна, словно княгиня выполнила свою миссию и больше не нужна.

И Бестужев решился — откровенно рассказал все про Салтыкова и его роль при великокняжеской семье… Объяснил, почему красавца-сердцееда отправили в Швецию и стоит ли из-за него переживать.

У Екатерины даже дыхание остановилось. Никогда не придававший значения таким мелочам, как чьи-то переживания, Бестужев все же увидел вот этот ее ступор, понял. Прожженный политик, для которого любые радости и горести не больше чем пустая трата сил, был сконфужен, но не переживаниями великой княгини, а тем, как молодая женщина справилась с ними у канцлера на виду.

Екатерина сумела сдержать крик, рвущийся из горла, только кивнула:

— Да, так лучше.

И ушла.

Бестужев не стал ни задерживать, ни что-то добавлять. Она умна, она все поймет сама… Редкий случай, когда канцлер чувствовал совершенную им подлость. Но понимал и другое: если Екатерина переживет это предательство, то на нее можно делать ставку.

Екатерина лежала с открытыми глазами, уставившись в потолок балдахина над кроватью, без сна. После рождения сына муж спал отдельно и ей не надоедал, строгий присмотр был снят. Она выполнила свое предназначение, теперь может жить свободней. Теперь ее сторожили немногим больше, чем остальных придворных дам.

Двенадцать лет прошло с тех пор, как маленькая принцесса Фрикен приехала с матерью в заснеженную Россию, десять лет назад она стала великой княгиней и супругой наследника престола. За эти годы было все: сначала любовь императрицы, потом ее ревность, отчуждение, сначала непонятное, потом объяснимое, злость, тоска одиночества… не было только любви. Муж не любил то ли в силу своего характера, то ли просто потому, что она не в его вкусе. Влюбляться в кого-то другого запрещено.

И вдруг эта вспышка страсти с Сергеем Салтыковым. Их любовь казалась безумием, она была не просто опасна, а за гранью опасности. Потом рождение сына… Это ли не счастье? Екатерина не знала, кто из двоих — муж или любовник — был отцом ее Павла, зато все вокруг, кажется, не сомневались, что любовник. Даже через много лет, когда Павел стал очень похож на Петра, когда отчетливо проявились черты характера странного отца, и то сомневались… Но императрица ничего не предпринимала.

А теперь…

Она очень хотела любить, всем сердцем! Будь муж поласковей, не подчеркивай он столь откровенно свои увлечения другими, она сумела бы полюбить и его. Но этого не случилось. Петр предпочитал ей многих, даже не красивых, а просто уродливых! И всегда оповещал о своих предпочтениях, явно желая помучить ее, подробно рассказывал о любовницах. Может, потому, когда вдруг появился красавец Сергей Салтыков, она забыла обо всем? Так хотелось верить в его любовь к ней не как к великой княгине, а как к женщине. Ей казалось, что эта любовь, такая безрассудная, заставляющая забывать об опасности, совершать безумства, сильнее всего на свете. Ради Сергея Екатерина была готова даже рискнуть и родить. С Салтыковым она чувствовала себя нужной, обожаемой, даже защищенной, хотя какая могла быть защита, если оба ходили по тонкой ниточке над пропастью?

И вдруг оказалось, что вся эта страсть, риск, безумства… с позволения и по задумке императрицы! Более жестокого удара Елизавета нанести Екатерине не могла. Разве что выгнав прочь из России с позором, но до этого великая княгиня никогда бы не довела.

Сознавать, что ее впервые в жизни горячо любили, но лишь по приказу… Теперь стали понятными и снисходительность Чоглоковых, и невнимательность императрицы, и безрассудная смелость самого Салтыкова. Чего же бояться, если так приказано?

Екатерину сотрясали беззвучные рыдания, она перевернулась лицом в подушку, закусила зубами край. Нет, никто не услышит ни звука!

Мелькнула мысль, что и Петр мог знать о приказе Елизаветы, но она тут же эту мысль отбросила, нет, императрица слишком пренебрежительно относится к князю, чтобы доверять ему такие вещи. Петр обязательно уже проболтался бы, чтобы унизить жену еще раз.

Сначала мысли скакали с одного на другое, потом постепенно она стала вспоминать свою жизнь… Нелюбимая дочь… то ли мать была слишком молода, когда родила ее, а потому рано почувствовала в дочери соперницу, то ли в рождении Фике была загадка, мучившая совесть Иоганны… иначе никак не объяснить столь откровенное пренебрежение дочерью. Потом любовь красивой и всемогущей императрицы огромной державы, которая казалась просто подарком небес, но и она быстро сошла на нет, превратившись в придирки, надзирательство, откровенное небрежение… Такое же пренебрежение и даже ненависть мужа… А теперь вот предательство того, кого она пустила в свое сердце, кому отдала себя без остатка, преступив даже нравственные законы…

Пришла горькая мысль, что она сама во всем виновата. Не могут все вокруг не любить одного человека, если он не виновен. Значит, что-то не так в ней. Но что? Еще маленькая Фрикен старалась быть приятной всем, а если и чувствовала что-то не то, все равно скрывала. Она не перечила матери, подчиняясь ей во всем, ничего не требовала, не возражала, старательно подстраивалась под все ее капризы. Так же вела себя и здесь, в России. Терпела все дурацкие выходки мужа, пыталась подстроиться под него, пусть не во всем, но нельзя же взять в зубы трубку или начать ругаться, как солдат?