Читаем без скачивания Внемлющие небесам - Джеймс Ганн

4.

ЭНДРЮ УАЙТ – 2028

"Я клятву сдержал, я вернулся, но кто мне

Об этом скажет теперь!"

Кабинет оказался огромным. «Даже чересчур», – подумал Эндрю Уайт. Добрых двадцать ярдов голубого ковра с коротким котиковым ворсом устилали пол до самых белых резных дверей, откуда обычно заходили гости. Своими размерами кабинет превосходил всю квартиру, где родился и вырос Уайт. Все, кто Переступал его порог, съеживались, будто они Алиса в Стране чудес. Несомненно, так и задумывалось, ибо Пространство – мера величия и значимости личности его владельца. А кто важнее персоны самого Президента Соединенных Штатов?

«Все президенты, – размышлял Уайт, – люди одинаковые, ведь им приходится взваливать на себя бремя одиночества тех, кому они служат. И еще президенты – люди незначительные. Любой рядовой гражданин значит больше и стоит выше их, существующих, дабы подписывать решения, принятые другими, и брать на себя ответственность в случае неудачи. Они – марионетки и козлы отпущения. Братья американцы, я принял решение отказаться от борьбы за это кресло на второй срок».

Впрочем, он-то отлично знал, что не откажется. Не изменит собственному долгу и выполнит свои обязанности. А они, эти обязанности, заключаются в доведении до конца начатого предшественниками более пятидесяти лет назад. Дело оставалось незавершенным. Бог свидетель, с каждым днем все труднее объяснять людям, что плохо, указывать, как должно быть, убеждать: борьбу, мол, следует начинать каждый день сызнова, и спокойствие – не более, чем иллюзия…

«А может, все это лишь духи занимавших некогда это кресло и сегодня посетивших его, оттого это ощущение своей ничтожности?» Он потянулся и почувствовал, как сократились мышцы под слоем жира, – следствие съеденного за обедом целого выводка цыплят. Ему импонировало мнение, что он – крупный мужчина и весьма импозантный президент: двести два сантиметра от пят до кончиков коротко остриженных курчавых волос. По своим физическим данным он не уступал никому, из когда-либо переступавших порог Овального кабинета.

А может, все обусловлено самим запахом этого места – ароматом свежести, рассеянным в воздухе, без примесей запахов кухни или других людей; или тому виной аромат бумаги и чернил, электрооборудования, бесшумно поставляющего новости и отправляющего сообщения. Аромат Власти… Как это непохоже на все знакомое с детства и юности! Ему показалось, он слышит запах свежескошенной травы. Повернувшись, он посмотрел через распахнутые окна на зеленый газон и деревья в густой листве, на ограду, широкие улицы за ней и высокие башенки вашингтонских зданий в районе так хорошо знакомого ему гетто, откуда он так стремился вырваться и воспоминания о котором столь часто теперь застигали его врасплох, будто в гетто осталось нечто дорогое ему, вроде счастливого отчего дома.

Он представил, как чудесно было бы сейчас снять обувь и босиком пройтись по траве, как в детстве, когда он еще мальчишкой частенько и привычно развлекался подобным образом в парке. Роскошная получилась бы картинка – босой президент топчет газоны Белого дома. Он знал: поступи он подобным образом, и эти картинки, растиражированные в миллионах экземпляров, появятся почти в каждой семье, и это принесет ему голоса избирателей. Людям импонирует, когда президент слегка импульсивен в личной жизни, слегка комичен в делах домашних и в чем-то чуточку уступает каждому из них… Впрочем, известно заранее: ничего подобного он не предпримет хотя бы по той простой причине, как отсутствие времени. Очутиться бы вновь в гетто, где времени хватало на все – на еду и сон, забавы и любовь, отцовские радости и огорчения…

Он повернулся на звук открываемых дверей. На пороге стоял Джон.

«Солидный мужчина, – подумал Уайт. – Красоту он унаследовал от матери, рост – от отца. Может, чуточку консервативен в одежде и прическе, но в остальном – весьма приличный молодой человек».

– Звонил доктор Макдональд, из Программы, – сообщил Джон довольно сухим тоном.

«Все еще не может забыть наш разговор прошлой ночью», – решил Уайт, уяснив наконец источник своей депрессии, уступчивости, желания бросить все и уйти в отставку. Все из-за Джона.

– Кто такой этот доктор Макдональд? – осведомился он.

– Директор пуэрториканской Программы, господин президент, – сообщил Джон. – Той самой, которая ведает прослушиванием радиосообщений со звезд. Такое прослушивание осуществляется уже свыше полувека. Несколько месяцев назад ими принято нечто, впоследствии названное посланием с… с какой-то там звезды, забыл название. По словам Макдональда, оно расшифровано.

– О Боже! – произнес Уайт. – Ты встречался с ним?

– Пару раз, да и то на коктейлях.

Уайт вздохнул.

– Соедини меня с ним.

Внезапно появилось предчувствие надвигающейся катастрофы, а все происходящее сегодня как бы приобрело оттенок прелюдии к ней. Внутри все похолодело. Он включил экран, установленный между рабочим столом и камином, – последним давно уже не пользовались из-за суровых экологических запретов. С экрана на него смотрел человек средних лет, блондин, с рыжеватыми тронутыми сединой волосами, – не то что его собственные… Лицо мужчины выглядело спокойным. Уайту показалось, где-то он уже видел это лицо; он тотчас узнал его и проникся симпатией и сочувствием к этому усталому человеку, чем бы тот ни занимался. Уайту пришлось даже сдержать свои чувства, нельзя позволить эмоциям влиять на ход беседы.

– Доктор Макдональд, – произнес он, – рад возможности поговорить с вами. Какие вести из Пуэрто-Рико?

– Мистер президент, ситуация столь же исторична, как и в день получения первой ядерной реакции. Хотелось бы объявить обо всем в запоминающихся и достойных войти в анналы хроник исторических выражениях, однако я в состоянии лишь сообщить: нами получено сообщение от разумных существ с другой планеты, вращающейся вокруг одного из солнц-близнецов Капеллы. Послание нами расшифровано. Мы – не одни.

– Поздравляю вас, доктор Макдональд! – невольно вырвалось у президента. – Сколько человек информировано об этом?

– Хочу вам также сообщить… – начал Макдональд, но спохватился: – Пятнадцать, а может, двадцать.

– И все они на месте? – осведомился Уайт.

– Да нет, уже порасходились. – Удастся их немедленно вернуть?

– Пожалуй, да, за исключением проповедника Иеремии и его дочери, которые покинули компьютерный зал несколько минут назад.

– Иеремия… – не тот ли это солитарианский пастор? – спросил Уайт. – Как оказался он у вас?

Макдональд заморгал.

– Его враждебное отношение к Программе приобрело угрожающий характер. Однако после того, как он увидел расшифровку послания, сходящую с печатного устройства компьютера, его враждебность улетучилась. Господин президент, это послание…