Читаем без скачивания Внемлющие небесам - Джеймс Ганн

Навстречу шли люди. Макдональд никого из них не представлял, понятно без лишних слов – визит неофициальный; к тому же он, как видно, не желал возникновения различных слухов и домыслов по поводу причины посещения Программы президентом. Впрочем, кое-кто из служащих бросал на них заинтересованные взгляды, кто-то (таких оказалось меньше) явно узнавал его. Уайт давно уже свыкся с этим. Но встречались и полностью увлеченные беседой, которые лишь скользили мимолетным взглядом, не прерывая разговора. Вот к этому Уайт как раз и не привык и оказался перед неприятным для себя открытием: такое – досадно. Всегда ему казалась нежелательной как раз потеря анонимности, и вот ему предоставилась возможность убедиться: гораздо хуже, когда тебя не узнают вообще. Не понравились ему ни стерильные коридоры, где эхом отдавался малейший звук – будь то шаги или голоса, ни зал, забитый электронной аппаратурой, в который они, наконец, попали, минуя бесконечные, казалось, коридоры. Магнитофоны и осциллографы он узнал сразу, однако многое оказалось для него совершенно незнакомым, и он даже испытал легкое удовлетворение от отсутствия у него какого-либо любопытства. У консоли компьютера сидел человек в наушниках. Проходя мимо, Макдональд помахал рукой, и тот ответил, однако взгляд его – отсутствующий и затуманенный – наверное, витал где-то далеко-далеко, за сотни, наверное, миль. «Да нет, – поправил себя Уайт, – за миллиарды миль, за многие световые годы».

Они вошли в соседнее помещение, а по сути во внутрь Компьютера, ибо тот заменял собой даже стены, а кабели извивались во всех направлениях и уходили в соседние комнаты, – возможно, к другим машинам или же частям единого гигантского компьютера. По всему полу располагались устройства для ввода информации и принтеры. Крупнейшая компьютерная система изо всех, которые доводилось когда-либо осматривать Уайту, по своей мощности, несомненно, превосходила электронные накопители и компьютерные имитаторы Пентагона и Госдепартамента и даже устройства банка данных Института информации. Здесь пахло маслом и электричеством, и все перекрывал непрекращающийся шум: компьютер вел беседу с самим собой – об информации, вероятности, корреляции, «о башмаках и сургуче, капусте, королях…»

* [Л.Кэрролл «Алиса в Зазеркалье», «Плотник и Морж»]

Здесь числа складывались и умножались бессчетное множество раз за миг, более краткий, нежели мгновенный взмах ресниц. Находясь здесь, внутри компьютера, он ощущал себя современным Ионой во чреве гигантской невиданной рыбы и по-настоящему испытал облегчение, когда рыба эта открыла рот и выпустила их. Они вошли в кабинет.

Кабинет никоим образом не обнаруживал следов двадцатилетнего пребывания здесь одного хозяина, и в общих чертах его, пожалуй, следовало охарактеризовать, как функционально строгий, впрочем, как и все это здание Программы в целом. Обычный письменный стол; встроенный в стену высокий – до самого потолка – стеллаж, с полками, заставленными книгами в кожаных переплетах. Названия части книг были на иностранных языках, и Уайт вспомнил справку-информацию Джона: Макдональд до того, как стать инженером, занимался филологией.

– Установи мой информационный пульт, – дал он поручение Джону.

– Можете подключиться непосредственно к компьютеру, – посоветовал Макдональд. – Мой ассистент покажет, где это можно сделать и как.

Они остались вдвоем, и Уайт вновь постарался ожесточить свое сердце к этому человеку. Макдональд, если и почувствовал ситуацию, виду не подал. Вместо вступления он задал вопрос.

– Как там Иеремия?

Уайт покачал головой.

– Он непоколебим в своем намерении огласить послание верующим. Он так и называет его: «Мое послание».

Макдональд вежливым жестом указал на кресло, приглашая президента присесть.

– Но ведь и в самом деле это так, – проговорил он. – Послание – и его, и мое, и ваше.

Уайт вновь покачал головой.

– Не мое. Вот копия его послания.

Он вручил Макдональду листок, подаренный Иеремией. Макдональд взглянул на рисунок, изображающий ангела, и кивнул.

– Да, это именно и увидел в нем Иеремия. Вам так и не удалось сдержать его?

– Есть вещи, которые президент сделать может и должен, а есть и такие, что хоть и может, но не должен. А еще для президента существует невозможное. Сдержать, как вы говорите, Иеремию, и есть нечто среднее между вторым и третьим… Однако вот это, – он указал на листок, – не может быть посланием.

– Настолько хорошо вы осведомлены о Программе? – задал вопрос Макдональд.

– Достаточно, – ответил Уайт, ведь не заставят же его повторять изложенное Джоном.

– Тогда вам, должно быть, известно, что долгое время прослушивание оставалось безрезультатным?

– Да, это так, – подтвердил Уайт.

– И про голоса тоже? – продолжал расспросы Макдональд, нажав кнопку на столе.

– Я их слышал, – сообщил Уайт.

Или акустика оказалась здесь лучше, или в перезаписи что-то терялось: с самого начала шепот звучал гораздо настойчивее, в нем пробивались нотки мольбы, гнева и отчаяния. Потрясенный Уайт ощутил облегчение, когда шепот перешел в голоса, – будто в усилиях расслышать и понять исчерпалась вся его энергия. Голоса тоже звучали несколько по-иному; они, казалось, исходили из иной точки бесконечного лабиринта и звучали более выразительно.

СТУКТРЕСК сменить свою кожу, а леопард ТРЕСКСТУК музыка: щебетушечка моя красоточка СТУКТРЕСК может уточка СТУКТРЕСКСТУК скрытый призыв к справедливости ТРЕСКСТУКТРЕСК музыка СТУКСТУКТРЕСК и одиннадцатый том первого со СТУКТРЕСКСТУК поступают кол СТУКСТУК музыка ТРЕСК эй, есть кто-нибудь СТУКТРЕСК разве Раймонд твой СТУКТРЕСКСТУКСТУК музыка СТУКСТУКТРЕСК музыка: над Гудзоном вьют ТРЕСКСТУК я непослушный мальчик СТУКСТУКСТУК представляет пирамидаль ТРЕСКТРЕСК музыка СТУКСТУКТРЕСК Роджерс в двадцать СТУКТРЕСКСТУК музыка; кола получила двенадцать ТРЕСК.

Уайт встряхнулся, как бы пытаясь сбросить гипноз услышанного.

– Это не послание, – заметил он.

Макдональд подкрутил регулятор на столе. Голоса ушли на второй план, будто хор в театре древних греков, со стороны комментирующий происходящее на сцене.

– Тем не менее это привлекло наше внимание.

ТРЕСКТРЕСКСТУКСТУК приветствую всех ТРЕСКТРЕСКСТУКСТУК.

– Послание все обрастало помехами и возмущениями, перемежающими голоса, – продолжал Макдональд. – После замедления темпа воспроизведения и развертки этих помех они превратились в серии звуковых импульсов и пауз молчания, над расшифровкой которых мы бились днем и ночью напролет в течение долгих месяцев.