Читаем без скачивания Гнев изгнанников - Николай Побережник

– Тесновато, зато недорого, – прошептал возница и стал раскатывать в тусклом свете лампады, что висела на потолочной балке, матрас по топчану.

Я последовал его примеру, уселся на топчан, осмотрелся, насчитав пятерых соседей по ночлегу, и с удовольствием сняв сапоги, нож сунул под подушку, а все оружие затолкал под топчан, затем отстегнул от ранца походное одеяло и, укрывшись, почти сразу уснул. Однако спал чутко, мало того, что дюжий крепыш с окованной железными кольцами дубинкой прохаживался мимо дверей ночлежки, так еще ночью несколько раз к постоялому двору подъезжали какие-то всадники и повозки, кто-то разговаривал с хозяином. Вдобавок, вывеска постоялого двора, расположенная аккурат над окном ночлежной комнаты, раскачиваясь на ветру, тоскливо скрипела всю ночь.

Наутро, еще на рассвете, я разбудил возницу, мы быстро позавтракали и отправились дальше, подгоняемые начавшейся с восходом солнца метелью.

Глава двадцать седьмая

Северо-восточный тракт

– Вон он, многодворец-то, что спалили всадники иноземные, – возница придержал лошадей и показал рукой на обгоревшие останки построек у дороги, что отходила от тракта на восток.

Не изменяя положения, полулежа в санях, я ненадолго повернул голову направо, потом отвернулся и, подняв выше воротник кафтана, снова прикрыл глаза. «Чего там смотреть» – подумал я и в который уже раз упрекнул себя и Тарина за помощь Талесу. Оно, конечно, неизвестно как вышло бы, если иноземцы пришли бы в Трехречье при прежнем князе и, скорее всего, итог был бы один – империя Каменных башен расширяет свои владения. Чего уж, что сделано, то сделано, нужно жить дальше, учитывая, что цель на обозримое будущее у меня есть.

К полудню снова потянулись редкие рощицы и леса меж мерзлых бескрайних болотистых земель. Ехать было вполне комфортно, иногда возница чуть приостанавливал сани и прижимался, пропуская встречный или нагоняющий обоз, все же торговый тракт, пусть и зима, но белым днем путников хватает.

– П-ррр! – возглас возницы вывел меня из дремы, и я открыл глаза, – а чевой-то?

Привстав в санях на колени, возница всматривался на дорогу, что виляя, уходила в лесок, на границе которого шел бой. Одни сани были завалены набок, другие, немного проехав по снежной целине от дороги, остановились, потеряв управление. Человек десять, стоя на дороге, или рядом, по колени в снегу отчаянно рубятся, точнее, трое отбиваются от четырех на дороге, а один у саней, по колено в снегу, от двоих.

– Похоже, лихоимцы! На обоз, что недавно нас обогнал, напали… подсобить бы, а?

– Кому? – отвязывая от баула арбалет, спросил я.

– Чаво?

– Кому будем помогать, лихоимцам или обозникам?

– Эм… – возница повернулся ко мне и замер с приоткрытым ртом.

– Поезжай вперед, – я взвел тетиву, вложил болт, пристроил арбалет на солому и вынул из колчана лук, – подсобим обозникам.

– Уф… а я уж было пожалел, что подобрал тебя, – хмыкнул возница, хлестнул лошадей.

– Не разгоняй сани, дай прицелиться, – я удобно сел на колени с луком в руках.

– Тому, тому, что к болоту съехал, помоги, смотри, подолеют его сейчас!

– Останови!

– П-рррр!

До двух разбойников, что почти справились с обозником, оставалось метров двадцать, для меня это предел точного выстрела из лука, но думать некогда…

Ш-ших! – кованый охотничий наконечник с легкостью пробил накидку и кафтан, и из шкур, и плечо разбойника, что как раз замахнулся для удара. Я подхватил арбалет, и наповал свалил тяжелым болтом второго, он отвлекся на крик собрата по разбою и болт угодил ему прямо в сердце. Обозник бросился на раненного в плечо и стал отчаянно бить его ножом в грудь.

– Давай к тем, на дороге! – прикрикнул я на возницу, скидывая кафтан в сани и, помянув Вараса добрым словом, потянул из ножен, притороченных к ранцу, свой меч.

Возница кивнул, наподдал лошадям вожжами, направив сани на сражающихся на дороге, потом резко наклонился, потянул из-под соломы короткое копье, да как заорет:

– Зашибу!!!

Копье, надо сказать, он метнул умело, сильно и точно, пронзив почти насквозь спину одного из разбойников. С нашей помощью исход боя был предрешен – теперь осталось пятеро против троих. Возница к слову, оказался лютым рубакой, сходу парировав удар разбойника, он рассек ему горло, второго же, он, к слову, немного замешкался, соображая, что происходит, рубанул я… сильно рубанул по левому плечу, а с третьим справились обозники.

Поставив сани таким образом, чтобы хоть и стихшая, но колючая поземка не мешала, мы с обозниками встали на границе леса на обед. Двоих из обоза все же зарубили разбойники в самом начале схватки, их тела, накрыв разбойничьими кафтанами, сложили в сани, груженые какими-то тюками. Горел костер, в большом котелке, подвешенном к железной треноге, булькала и разваривалась крупа, добро заправленная мясом на кости. Обозниками оказалась семья из ткацкого многодворца, что на границе с хартскими землями, они везли в городище ткани в качестве годовой подати от своего Рода. Парни все крепкие, двоим хорошо досталось, и пока готовится обед, их отец, тот, что отбивался в одиночестве на болоте, сейчас уже закончил с одним и зашивал глубокое рассечение на боку второму…

– Благодарить как вас, не знаю, – тихо сказал он, не отвлекаясь от врачевания, – род мы небогатый, но живем в достатке… пока еще…

– Вспомнишь нас в молитвах к Большой луне и то хорошо, – мой попутчик помешал длинной деревянной ложкой кашу в котелке.

– Ага, – вздохнул он, – а вы вот с разбойников все берите, нам не надо ничего с лихоимцев этих.

– Мне ни к чему такая забота, – ответил возница, а потом кивнул на меня, – это вот, наемного ремесла человек к такому привыкший, тем и живет.

На что я, не стесняясь, соскочил с саней и потопал по снегу, решив проверить уже окоченевшие тела разбойников. С трофеями негусто, разве что неплохой топорик точь-в-точь, как у меня, кисет с табаком да пара тощих кошелей с медяками и десятком мелких самоцветных камней.

– Не от хорошей жизни люди в леса уходят, – вздохнул глава семейства, когда я вернулся к костру обтирая руки снегом, – одного я узнал, видел его в торговом каменке, что в дне пути отсюда, у него вроде мясная лавка была…

– Согласен, – кивнул я и, открыв клапан ранца, достал походную миску.

Через два дня мы, присоединившись к обозникам, были у форта, что рядом с Городищем. Дороги стали более наезженными и не пустовали, многодворцев окрест столицы княжества было понатыкано великое множество. Проезжая мимо хорошо укрепленных деревянных стен форта, я шумно вздохнул, вспоминая, по чьей милости этот хорошо укрепленный и вооруженный форпост был построен, а теперь использующийся как большая казарма для иноземных войск.

– На въезде в посад пост таможенный, – повернулся ко мне возница и придержал лошадей.

– Я в старый город не собираюсь…

В ответ возница кивнул и стеганул лошадей вожжами:

– Н-но, пошли!

На въезде в посад нас остановили пятеро иноземных пехотинцев…

– Куда? – спокойно, и похоже устав от своей службы спросил старший из них.

– В посад… – чуть поклонившись, ответил возница.

– А ты? – старший указал на меня кольчужной перчаткой.

– В посад.

– Наемник?

– Да.

– Хранители хорошо платят наемникам.

– Да? И за что?

– Скажу только, что работа в хартских землях и на окраинах княжества, хочешь узнать больше, иди к воротам крепости старого Городища, тебя проводят.

– В следующий раз, – отмахнулся я, – у меня уже есть дело, которое надо закончить.

– Как знаешь, – хмыкнул иноземец, и еще раз внимательно осмотрев пустые сани, и наш скромный скарб, махнул рукой, – проезжай!

– Глаза их эти, – подернул плечами возница, когда мы отъехали на сотню метров и въехали на широкую посадскую улицу.

– Да, приятного мало, – кивнул я, – вон у того постоялого двора останови.

Попрощавшись с возницей, я взвалил свою ношу на плечи и направился к двери покосившегося старого дома рядом с замерзшей протокой и дюжиной лодок на жердях-подставках. Время было обеденное, и внутри корчмы при постоялом дворе народу хватало…

– Пообедать али угол снять? – юркий мальчишка лет пятнадцати оказался около меня, как только я вошел внутрь.

– Угол снять… до завтра.

– Тогда хозяин за обед дешевле возьмет, проходьте, – служка поклонился и кивнул в сторону загородки в середине зала, отдаленно напоминающей барную стойку, за которой у очага возился лысый и толстый мужичок.

– Да благословит Большая луна тебя и ремесло твое, – подошел я к хозяину.

– И твое ремесло, наемник, пусть не останется без благословения, – ответил толстяк, оценивающе посмотрел на меня и добавил, – комнату?