Читаем без скачивания Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века - Людмила Бояджиева

Люкс «Плазы» был закидан бумагами с чертежами, на шикарном письменном столе, отделанном тонкой резьбой, лежали какие-то замысловатые железки. Одну из них Говард задумчиво вертел в руке.

— Вот черт! Левый поворот на два витка короче! — сообщил он Аве вместо приветствия. — За всеми нужен контроль!

Ава застыла в распахнутых дверях. Серый костюм плотного шелка, белая шифоновая блузка с мужским воротником, темно-серые лайковые перчатки и туфли. Волосы, открывая лоб, крупными волнами падали на плечи. Духи первоклассные, взгляд дерзкий.

— Меня доставили ваши слуги. Я что — товар?

— Самый высокосортный. — Отбросив железку, он шагнул к ней и поклонился. — Прошу прощения, не смог заехать лично, у меня было совещание с главным инженером. Вот, полюбуйтесь, лучшие спецы Америки никак не могут сделать поршень! Три миллиона выброшены на ветер. — Он внезапно умолк, нахмурился, опустил глаза. — Если вы не простите меня… я не знаю… Не знаю, что дальше делать… Я… я… я чрезмерно увлечен ерундой!

— Ужин в хорошем ресторане — и прощение будет получено. — Ава вспомнила, как трогательно описывали газеты детство Говарда с полубезумной матерью, смерть родителей, неудачную юношескую влюбленность в известную актрису. Он так и не научился находить нужный тон с женщинами. Деспотичный руководитель, требовательный хозяин, Говард становился робким и застенчивым, как гимназист, рядом с желанной женщиной. Вот и сейчас засуетился, что-то пробормотал, убежал в другую комнату и протянул ей сафьяновый футляр с золотым тиснением.

— Утром доставили из Перу. Я сделал заказ еще в ту ночь… Взгляните. — Он открыл коробку — на черном бархате зеленым огнем играли изумруды. Хьюз поднял одну подвеску с продолговатым камнем в виде падающей слезы и приложил к виску Авы. — Серьги для вас. Точно! Это цвет ваших глаз! Я же говорил — не надо вам носить синее!

Ава отстранила его руку.

— Вы меня покупаете? Не надо, Говард. Я же сказала — только ужин!

…В этот же вечер в ресторане Хьюз предложил ей руку и сердце. Она возликовала, но сочла нужным притормозить ситуацию.

На третьем свидании Ава оказалась в его спальне. Еще никогда она не ложилась в постель с такой серьезной целью — завоевать навсегда предназначенного ей мужчину, покорить, приворожить. Она так старалась показать себя пылкой и искусной любовницей, что даже не обращала внимания на сексуальные достоинства партнера. Какое это, в принципе, имеет значение, если собираешься стать женой самого могущественного и богатого человека на земле? Даже если что-то не так — любовь, безумная любовь все поправит!

А он был безумно влюблен. Безумно занят своими бесчисленными проектами, безумно увлечен сотнями разных дел. Но при всем этом невероятному Говарду хватало времени, чтобы забрасывать Аву подарками, даже заказывать ей туалеты и драгоценности по собственным эскизам! Что бы Хьюз ни делал — придумывал новый фасон бюстгальтера для наиболее выигрышной демонстрации женской груди или проектировал фюзеляж нового самолета-гиганта, — во всем он был высочайшим профи.

Ава мечтала сказать ему «да». Но Ангел, круживший в небе над влюбленной парой, видимо, не находил подходящей минуты. Однажды, когда она, царственная в вечернем туалете, вышла к нему, распахнув двустворчатую золоченую дверь люкса, и Говард, в смокинге и белой бабочке, склонил перед ней голову, короткое слово было готово слететь с ее уст. Но тут зазвонил телефон…

Женщина в трубке хохотала! Она с гадливостью выплевывала имена нынешних любовниц Говарда и даже называла часы, которые он проводил с ними.

— Говард… — Совершенно растерянная Ава передала ему трубку. — Здесь какая-то сумасшедшая.

— Пусть она сама проверит! Пусть эта твоя дура проверит! — кричала истеричка в трубку.

Хьюз отключил телефон и поднял на Аву спокойные глаза:

— А чего странного в том, что у меня есть любовницы? У кого их нет? При чем здесь ты? Ты станешь моей женой. Ты станешь ею, Ава! — Он крепко встряхнул ее за плечи.

— Погоди… Дай мне опомниться… — Высвободившись из жестких рук, она бросила на него прощальный взгляд и ушла, волоча по паркету соболиное боа…

Они, конечно, помирились — нельзя не простить мужчину, умеющего делать такие подарки! На уикэнд Говард, ни слова не говоря, посадил Аву в самолет и увез ее в ночное небо. Самолет он вел сам, в прозрачном стекле иллюминатора плыли звезды — они летели, кружили снегопадом, оставив далеко внизу Землю с ее маленькими людишками, мелочными проблемами и пустячными заботами…

Сели в Мексике. Отель на берегу моря, среди пальм, усыпанных светлячками крошечных лампочек. А рядом — целый водопад воды и огня, обрушивающийся с высоты, сияющий мириадами брызг. С огромной круглой кровати через стеклянную стену видно небо. Словно опять летишь там, в высоте… Сказка… Вот только что-то мешает, какая-то глупая мелочь разрушает гармонию…

— Почему ты не вымылся после полета, радость моя? От тебя пахнет мазутом и потом. — Ава шутливо отвернулась от рухнувшего в ароматную постель авиатора. — Кажется, будто я собираюсь спать с рабочим.

— Я и есть рабочий! — Вместо того чтобы поспешить в ванную, он сгреб ее в охапку, не слушая возражений. Сорвал нежный шелк рубашки и еще потребовал такого секса, который она считала «грязным». Разговор о браке после всего этого отодвинулся на дальний план. Заливаясь слезами, Ава сказала: «Не торопи меня, я должна решиться».

Да, приходилось признаться себе в очевидном: несмотря на непомерное богатство, он не был особенно опрятен в одежде и не очень-то соблюдал правила гигиены, да к тому же оказался не слишком привлекателен как сексуальный партнер. Ава поняла: над всесильным Говардом имеют власть детские фобии — он боится микробов и воды, ненавидит мыться в ванных отеля, менять белье, не подпускает к себе незнакомую обслугу — парикмахера, маникюршу, предпочитая ходить неопрятным. А чрезмерное напряжение, в котором он находится постоянно, требует выхода в постели.

«Все это поправимо! — убеждала себя Ава. — Он щедр, он совершенно уникален, он любит меня!»

Днем они ездили на корриду, и зрелище так потрясло Аву, что она заболела. Тореро — этот смельчак, сражавшийся один на один с разъяренным быком, играющий со смертью на глазах амфитеатра, — вот эталон мужчины, ради которого можно умереть. Мучительный спектакль, приправленный кровью, болью и риском, всколыхнул в ней потаенные животные силы. Аву сразила болезнь, имени которой она пока не знала.

Она отказалась вечером пойти в ресторан, нехотя проглотила кое-что в номере. Говард громко говорил сразу по трем телефонам. Наконец бросил трубки и ворвался к Аве, свернувшейся на кровати: