Читаем без скачивания Дело беглеца - Валерий Георгиевич Шарапов

– Марта, не сходи с ума… – Злость на эту упертую дурочку клокотала в груди. – Мы обо всем узнаем, но не сейчас. Это засада, вспомни улицу Рупенталь. Надо уходить…

Ага, в ночлежку для бездомных. Машину бросили, теперь даже в ней не заночуешь. Марта подошла к двери (в кабинет, в спальню, куда там еще?), невольно задумалась – может, в чем-то прав этот русский? Дверь внезапно распахнулась, ударила ее по груди. Марта отпрянула от неожиданности, но пистолет не выронила. Из соседнего помещения кто-то выскочил – проворный, невысокий, в темном бесформенном плаще. Марта сделала прыжок в глубину помещения. Загремели выстрелы. Стреляла не только она, но и тот, второй. Михаил метнулся к стене, и вовремя, возник еще один – с пистолетом на вытянутой руке. Кольцов ударил кочергой сверху вниз по предплечью. Движение инстинктивное, хотя и не помнил, чтобы обзаводился такими инстинктами. Незнакомец взвизгнул, пистолет из его руки выпал. Но удар корпусом Михаил проворонил. Завертелся тесный мир, перехватило дыхание. Опереться оказалось не на что, его отнесло в сторону, подломились ноги. Что-то из школьного урока физкультуры – лежа на спине, сгибаешь ноги в коленях и резко отбрасываешь их от себя. Кочерга потерялась, да и шут с ней. Незнакомец напоролся на пятки, полетел к стене, как ядро, выпущенное из пушки. Но оказался шустрым, снова бросился вперед. Майор не успел подняться. Два тела со сплетенными конечностями покатились по полу. От противника пахло чем-то кислым, он тяжело дышал. От удара в челюсть брызнули искры из глаз – тот как-то исхитрился и засадил локтем. Майор в долгу не остался, стал бить кулаком по почкам. Тот вздрагивал от каждого удара, но все же шел к своей цели, врезал кулаком с короткой дистанции – в район диафрагмы. Мир в глазах трещал, вибрировал, собирался рассыпаться. Михаил прекратил без пользы наносить удары, стал извиваться, резким движением бедер сбросил с себя «наездника». Но тот лез с каким-то извращенным упорством, бросился, выставив колено для упора, занес кулак. Кочерга вдруг оказалась в руке – она лежала рядом. Михаил нанес удар изогнутым концом, попал, кажется, в щеку. Кулак провалился в пустоту – в последний миг сумел отстраниться. Снова ударил, теперь сильнее – в висок. Противник всхрапнул, как загнанная лошадь, глухо выругался, почему-то по-английски. Возможно, показалось, в такие мгновения меньше всего разбираешься в языках. Третий удар вышел обоюдным – противник ударил Михаила в грудь, в ответ по его виску прилетела кочерга. Боль в груди у Кольцова была адская, что-то хрустнуло. Только бы не у него… Грудная клетка, кажется, выдержала, но проблемы с дыханием были налицо. Кислород в организм почти не поступал, горло сдавило. Противник завалился вбок, боевые действия прекратились. Михаил учащенно дышал. Как-то смутно отложилось в голове, что выстрелы давно стихли – забылось, что, кроме него и этого парня, в помещении был еще кто-то.

Превозмогая боль, Кольцов поднялся. В том месте, где лежала неопознанная мертвая женщина, шторы были слегка раздвинуты, в помещение просачивался лунный свет. Он сидел на коленях, не расставаясь с кочергой, приходил в себя. Боль переносилась, но в голове все смешалось. В доме было тихо, значит, пришли только эти двое. Вернулась способность передвигаться – пока на коленях, с упором лежа. Соперник по спаррингу мелко подрагивал. Михаил склонился над ним. Глаза незнакомца были полуоткрыты, из уголка рта вытекала жидкость. Под левым виском собралась лужа крови – значит, треснуло не у майора… Дрожь прекратилась, незнакомец застыл. По всему выходило, что он убил человека. Новость не вызвала душевного смятения. Второй лежал неподалеку – не шевелился. Там тоже все было в крови. Шевельнулась Марта Киршнер. Или почудилось. В голове прояснело от вспышки боли. Ахнув, он бросился к молодой женщине, застыл, оторопевший. Глаза Марты были широко раскрыты, одна рука отброшена, другой она прикрывала рану на груди, словно стыдилась. Михаил схватил ее за плечи, нагнулся. Марта не дышала, он бы почувствовал. Но Кольцов зачем-то проверил пульс, приложил ухо к груди. Что произошло? Выстрелили одновременно? Он пошарил по карманам, выудил зажигалку, осветил дрожащим пламенем безжизненное лицо. Оно казалось живым, только вдруг посерело, стало вялым. Он всматривался в ее лицо, словно надеялся, что Марта оживет, потом потушил пламя зажигалки, откинулся спиной на стену. Из полумрака проступали очертания мертвых тел. Все это было нереально, словно на большом экране. Он поднялся, ноги дрожали, взялся за стену. Потом нагнулся, поднял «Глок», из которого стреляла Марта, поколебавшись, сунул в карман. Схватят и найдут – хуже не будет. Хуже просто некуда. А защита, в свете последних событий, не повредит. Он медленно приходил в себя, включилась голова. Словно пчела ужалила в голову: ты почему еще здесь?! Убегай, прячься, а думать потом будешь! Держась за стенку, Михаил двинулся к выходу. Болела отбитая челюсть, ныла грудная клетка. Дыхание худо-бедно восстановилось.

Он пересек проем в обеденную зону – и встал как вкопанный. Сработали тормоза, напротив дома остановилась машина. Попятился обратно в гостиную, запнулся о кресло. Охватил страх – недостойный мужчины, подленький. Михаил заметался. В голове еще царил сумбур, мысли не выстраивались. Где-то обязательно должен быть запасной выход! Он стал тыкаться в стены, как слепой щенок, запутался в портьере, оборвал ее с гардины. За портьерой и оказался узкий коридор, он вел к задней двери. Люди в машине пока мешкали, в дом не рвались. Он протопал по коридору, подбежал к застекленной двери. Стекло было мутное, но все же сквозь него было кое-что смутно видно. Дверь запиралась на задвижку. Хорошо, что не успел ее открыть, заметил силуэты. Несколько человек подбежали к двери, скрипнула решетка для чистки грязной обуви. Дверь слабая, хорошенько дернешь – отвалится. Михаил попятился. Добро пожаловать в западню? Работа в КГБ, судя по всему, подходила к концу, карьерный рост отменялся, и заботиться о безопасности государства теперь будут другие…

Он кинулся обратно, отбросил чертову портьеру, закружился по гостиной. Второй этаж отсутствовал. С чердаками и подвалами история мутная. Он метнулся к угловому окну, кажется, наступил на руку мертвой женщине. Раздвинул шторы. На небе поблескивала луна. Ночь обещала быть ясной и, видимо, холодной. Кольцов подергал раму – что за странная конструкция? Ни крючков, ни шпингалетов. Чертовы европейцы со своими техническими придумками! Он зашарил по раме, готов был высадить стекло кулаком. Внезапно рама дрогнула, отъехала. Она откатывалась по направляющим, как дверь в купе!