Читаем без скачивания Эта милая Людмила - Лев Давыдычев

— Пусть он злостный хулиган, — голос этой милой Людмилы дрогнул от несдерживаемого сожаления, — но сейчас он просто голодный человек.

— Иди, иди, иди, иди…

— И никуда я завтра не уеду. Если вы даже и выгоните меня… Тем более, никто не знает, что ещё может случиться завтра.

— Да иди же, иди же, иди же, иди же…

Кошмар очень удовлетворённо разлегся, вытянув передние лапы, как бы указывая особке на дверь — вон, мол.

— Он, может быть, потому и злостный хулиган, что его дома не кормят регулярно.

— Я, кажется, сказала: делай до утра всё, что хочешь. Постель те-бе приготовлена в соседней комнатке.

— Ах, как мне жаль, тётечка, что я невольно так часто огорчаю вас! — печально воскликнула эта милая Людмила. — Но, честное слово, вот увидите, что я сумею и порадовать вас! Ведь я вас полюбила!

Она выбежала из комнаты, не расслышав, как тётя Ариадна Аркадьевна с большой горечью призналась:

— Злостный хулиган те-бе дороже меня. Теперь это называется, видите ли, любовью… — И она неожиданно прошептала: — Но как добра…

И конечно, не умишком своим, а бандитски-разбойничьим чутьем Кошмар уловил, что огорчаться ему нет причин. Он подхалимски заурчал у ног своей благодетельницы и торжествующе помяргал.

Но стоило ему услышать звук открываемого на кухоньке холодильника, как он сразу же там оказался!

Эта милая Людмила отрезала колбасы, остаток сунула обратно в холодильник, отрезала большой кусок сладкого пирога и убежала.

Пантя ждал её, сидя на скамеечке перед заборчиком, и уже собирался пристроиться здесь провести ночь.

— Не торопись, не торопись, не торопись! — просила эта милая Людмила, с удивлением и страхом глядя, как Пантя уничтожал колбасу и пирог. — Подавиться ведь можешь! Жевать ведь надо!

А Пантя легко глотал пирог и колбасу, казалось, не жуя и не останавливаясь.

— Не торопись, не торопись, не торопись… — испуганно повторяла эта милая Людмила. — Подавиться ведь можешь… Жевать ведь надо… Не наешься — я тебе ещё чего-нибудь вкусного принесу… Что с тобой?

Суетливо, почти судорожно откусывая то пирог, то колбасу, Пантя издавал какие-то странные хлюпающие звуки, и эта милая Людмила не сразу догадалась, что он рыдает. Когда левую руку Пантя толкал ко рту, то правой вытирал слёзы, и наоборот: когда откусывал из правой руки, то левой размазывал по щеке слёзы.

Теперь он уже вроде бы жевал пищу, прежде чем проглотить её, но жевал всё медленнее и медленнее, а рыдания вырывались всё чаще и чаще, и вдруг Пантя, с писком взрыднув, бросился бежать.

— Куда ты? Куда ты? Что с тобой?! — Эта милая Людмила сама почему-то чуть не расплакалась, горько и жалобно, помчалась за Пантей, но сразу же остановилась: он быстро исчез в темноте, и топанье его ног стихло.

«Что, что, что с ним случилось? — недоуменно и даже испуганно думала эта милая Людмила. — Неужели я его чем-то обидела?.. Наверное, я зря сказала о том, что он может подавиться? Но ведь он и впрямь мог подавиться!.. Злостный хулиган и — разревелся!.. Значит, я сказала ему что-то уж очень для него обидное и несправедливое. Но — что?!»

Едва войдя в домик, расстроенная и недовольная собой, она услышала обречённый голос тёти Ариадны Аркадьевны:

— Исчез Кошмарик… бесследно… неожиданно… довели бедного котика… не выдержал… не вынес… все против него, все… конечно, конечно, какой-то злостный хулиган, антиобщественный элемент тебе дороже… А мне что теперь делать?

— Спокойно ложиться спать, — ответила эта милая Людмила, еле сдержав вспыхнувшее возмущение любимцем-проходимцем. — Ничего с вашим Кошмаром не случится. Если, конечно, он сам чего-нибудь не натворит.

— Но он никогда не уходил из дому глядя на ночь! К тому же он привык перед сном обязательно поесть. Вот своего злостного хулигана ты накормила, а…

— И правильно сделала. Он плакал, тётечка!

— Кто?! Пантя?! Плакал?! Не смеши меня, всё равно мне не до смеха. Пантя плакал! До сих пор от него люди плакали. От него страдали кошки и даже мухи!

— Он был голоден, тётечка. Понимаете?.. А Кошмара мы найдём. Вернее, он сам объявится. Захочет есть и — придёт.

— Мне всё равно не уснуть, не успокоиться, пока я не выясню его судьбы, — мрачным голосом проговорила тётя Ариадна Аркадьевна. — Разогрей, пожалуйста, чайник. Не представляю, как я буду жить, если с Кошмариком что-нибудь стряслось. Такое преданное существо, такой терпеливый характер, такой…

— Тише, тётечка, тише… — прошептала эта милая Людмила, прислушалась, на цыпочках подошла к холодильнику, наклонилась к нему ухом, помедлила и открыла дверцу.

Нет, нет, уважаемые читатели, не зря данного кота прозвали Кошмаром!

Он выпал из холодильника. Вместо головы у него была пол-литровая банка, вернее, голова-то у него, конечно, осталась, но он всунул её в банку со сметаной, а вытащить обратно не смог.

Кот стукнулся об пол, и банка разбилась…

Тётя Ариадна Аркадьевна ааааАХнула…

«Только бы не рассмеяться! Только бы не расхохотаться! Только бы…» — задыхаясь от сдерживаемого смеха, торопливо и даже чуть испуганно думала эта милая Людмила, увидев, что глаза Кошмара залеплены сметаной, а живот так набит пищей, что почти касается пола, а тяжесть мешает коту трястись от холода. Шерсть у него встала дыбом, он не двигался, лапы подкашивались, и Кошмар был вынужден повалиться на бок. Он лежал, казалось, бездыханный, и лишь то-о-о-о-оненькие, вроде бы виноватые мяуканья — мьяк, мьяк, мьяк — свидетельствовали о том, что безобразник, по крайней мере, полужив.

Эта милая Людмила осторожно собрала осколки банки, бросила их в мусорное ведро, подтёрла пол и стала отмывать Кошмара под умоляющий шёпот тёти Ариадны Аркадьевны:

— Осторожнее, осторожнее, прошу тебя, осторожнее…

Промыв коту глаза, увидев мутный и сытый до предела, даже чуть выше предела взгляд, эта милая Людмила сказала:

— Рекордсмен… по обжорству!

— Он… он… по-о-о-о… гибнет? — пролепетала тётя Ариадна Аркадьевна. — Он… останется… жить?

— Ещё как будет жить! Ещё как останется! — Только сейчас эта милая Людмила позволила себе рассмеяться звонко, но не громко. — Да он просто объелся!

— Просто объелся! — возмутилась тётя Ариадна Аркадьевна. — А что ему оставалось делать, если я из-за тебя его не покормила вовремя? — Она заглянула в холодильник. — Ты посмотри, что мы наделали?! Он съел плавленые сырки вместе с обёртками!

— И колбасу съел вместе с целлофаном, — спокойно добавила эта милая Людмила. — Ничего, ничего с вашим милым разбойником не случится. Выспится и снова примется за свои проделки.

Немного придя в себя, тётя Ариадна Аркадьевна спросила строго:

— А как он попал в холодильник? Ведь раньше ничего подобного ему и в голову не приходило!

Видно было, что Кошмар чем-то недоволен, а вот вины за собой никакой не чувствует. Стоять на лапах от тяжести в животе он пока ещё не мог и, развалившись на полу, лениво тёр свою плутовскую мордалию.

— Он юркнул в холодильник, наверное, тогда, когда я резала на столе колбасу или… словом, я проглядела, — объяснила эта милая Людмила. — Он же знает, что за любое безобразие ему никогда ни за что ничего не будет. Садитесь пить чай, тётечка, пожалуйста.

— Спасибо, я пойду лягу. — Тётя Ариадна Аркадьевна потрогала себе виски. — Вот и давление сразу подскочило, конечно… вот и сердце уже пошаливает. Завтра с утра придётся вызвать врача. Я хорошо знаю, что мне грозит. Несколько дней постельного режима. Уж извини, дорогая племянница, но мне без твоей помощи не обойтись.

Вот так, уважаемые читатели, и бывает в жизни: никогда не угадаешь, какой и когда она преподнесёт тебе сюрпризик!

Кстати, ведь одно из главных зол плохого человека заключается не только в том, что он намеренно замышляет и вытворяет подлости. Нет, хулиган, к примеру, просто не может не безобразничать. Он, как говорится, органически не способен не хулиганить. Он убеждён, что если за день не сделает хотя бы одной маленькой пакости, то к вечеру заболеет, а к утру, чего доброго, ещё и помрёт. Вот в чем его главная опасность для людей: он, безобразник, не может не безобразничать, и чтобы сотворить гадость, подлость или мерзость, ему не требуется ни малейшего повода.

И хотя Кошмар был не человеком, а котом, по своей натуре он от хулиганов ничем не отличался. И в холодильник он проник не потому, что намеревался напакостить, а просто — случай подвернулся сделать очередное безобразие.

А результат? Представьте себе, уважаемые читатели, безобразники даже и об этом не думают, не заботятся, не интересуются. Им главное — набезобразничать, так сказать, выполнить своё жизненное назначение.

Именно так поступил и Кошмар. А эта милая Людмила потеряла всякую возможность отправиться завтра в многодневный поход.