Читаем без скачивания Сайлес Марнер - Джордж Элиот

— Сегодня у меня одни неприятности. Я устал до смерти от всего этого прыганья, ухаживания и суеты из-за матросского танца. А мне еще предстояло танцевать с одной из мисс Ганн, — сказал Годфри, радуясь тому, что дядюшка сам подсказал ему отговорку.

Уклончивость и даже невинная ложь, которые так же тягостны человеку, честолюбиво считающему себя кристально чистым, как тягостен большому актеру плохой грим, — хотя никто, кроме него самого, этого не замечает, — становятся легки, словно отделка на платье, с той минуты, когда и поступки начинают пропитываться ложью.

Годфри снова появился в белой гостиной в сухой обуви и, скажем правду, с чувством облегчения и радости, которые были слишком сильны для того, чтобы с ними могли бороться тяжелые мысли. Ибо теперь он мог без риска, как только представится возможность, говорить Нэнси Лемметер самые нежные слова, обещать ей и самому себе всегда быть таким, каким ей хотелось бы его видеть. Он мог не опасаться, что его мертвую жену опознают: в те дни никто не занимался кропотливыми расследованиями и подобные происшествия не предавались широкой огласке. Что же касается записи их брака — это старое дело. Оно похоронено в давно перевернутых страницах церковной книги и никого не интересует. Только Данси, если бы он вернулся, мог выдать Годфри, но молчание Данси можно было купить.

Когда обстоятельства складываются для человека гораздо лучше, чем он с ужасом ожидал, разве это не доказывает, что его поведение было не таким уж глупым и плохим, как могло казаться? Когда с нами обходятся хорошо, мы, естественно, начинаем думать, что не такие уж мы плохие и что будет только справедливо, если мы тоже не станем себя обижать и портить свое будущее. Какая будет польза, если он признается Нэнси Лемметер в прошлых грехах и откажется от своего счастья?.. Да и ее счастья! Ибо он был почти уверен, что и она его любит. Что же касается девочки, он будет следить за тем, чтобы о ней заботились. Он ее никогда не забудет! Он будет делать для нее все, что в его силах, только не может признать ее. Может быть, она будет не менее счастлива в жизни и не признанная отцом, потому что, во-первых, никто не знает, что ждет нас в будущем, а во-вторых… — нужна ли еще другая причина? — потому, что ее отец будет гораздо счастливее, не признав ребенка.

Глава XIV

В ту же неделю в Рейвлоу состоялись похороны нищенки, а в Кенч-ярде, в Батерли, стало известно, что темноволосая женщина со светлокудрым ребенком, которая недавно там поселилась, куда-то исчезла. Вот и все, чем было отмечено исчезновение Молли с глаз людских. Но эта никем не оплаканная смерть, для большинства оставшаяся чем-то столь же незначительным, как падение летом листка с дерева, глубоко повлияла на судьбы некоторых людей, которых мы уже знаем, и до конца дней определила их радости и горести.

Решение Сайлеса Марнера оставить у себя «ребенка нищенки» вызвало в деревне бесконечные разговоры и не меньшее удивление, нежели кража его денег. Более мягкое отношение к нему началось со дня его несчастья. Смесь подозрительности и неприязни, перешедшая в презрительную жалость к этому одинокому и душевнобольному человеку, теперь сменилась еще более деятельным участием, особенно со стороны женщин. Образцовые матери, знавшие, как трудно вырастить детей «целыми и невредимыми», и матери нерадивые, знавшие, как бывает неприятно, когда шаловливые дети, еще не твердые на ногах, мешают сидеть сложа руки, одинаково недоумевали, как одинокий мужчина справится, имея на руках двухлетнего ребенка. Как те, так и другие были одинаково щедры на советы: образцовые матери наставляли его в том, что ему следует делать, а матери нерадивые старались объяснить ему, чего ему делать не следует.

Из всех образцовых матерей Долли Уинтроп оказалась единственной, чьи дружеские услуги были Марнеру не в тягость, ибо она оказывала их не навязчиво и без желания поучать. Сайлес показал ей полгинеи, полученные от Годфри, и спросил ее, где и как лучше приобрести одежду для ребенка.

— Не нужно ничего покупать, мастер Марнер, — сказала Долли, — даже башмачки не нужны. У меня сохранились платьица Эрона, которые он носил пять лет назад. Совсем не стоит тратить деньги на детскую одежду — ведь дети, сохрани их господь, растут как майская трава.

И в тот же день Долли принесла целый узел крошечных вещей и показала их Марнеру одну за другой в том порядке, как их следовало надевать. В большинстве это были заплатанные и заштопанные, но чистенькие и опрятные, как свежие листочки, платьица и рубашечки. Это послужило вступлением к большой церемонии, с участием мыла и воды, после чего малютка стала еще более очаровательной. Она сидела на коленях у Долли, играя своими пальчиками, смеясь и хлопая в ладошки с таким видом, словно поминутно совершала вокруг себя великие открытия, сопровождая их попеременным лепетом: «гу-гу-гу» и «мама». Слово «мама» теперь уже не означало призыва на помощь или неблагополучия. Ребенок давно привык произносить его, не ожидая взамен ни нежных слов матери, ни ласкового прикосновения.

— Настоящий ангелочек это дитя! — говорила Долли, разглаживая золотистые кудри и целуя их. — И подумать только, что малютка ходила в грязных лохмотьях, а ее бедная мать замерзла в поле. Но они уже позаботились о ней, недаром они привели ее к вашей двери, мастер Марнер. Дверь была отворена, и крошка подошла к ней по снегу, как маленькая голодная птичка. Вы ведь сказали, что дверь была отворена?

— Да, — задумчиво ответил Сайлес. — Да… дверь была отворена. Деньги ушли, не знаю куда, и явилось дитя, не знаю откуда.

Он ни словом не обмолвился соседям о том, что не знал, как очутился ребенок у него в доме, и уклонялся от расспросов, — они могли привести к той истине, которую он сам уже начал подозревать: с ним опять случился припадок.

— Ну что ж, — успокоительно подтвердила Долли, — точно так же уходят и приходят вечер и утро, сон и бессонное время, дождь и урожай, а мы не знаем, как и откуда. Сколько мы ни трудимся, ни хлопочем, ни суетимся, все равно мы мало что можем изменить. Самое важное в жизни приходит и уходит без нашей воли, без нашего ведома. И я думаю, мастер Марнер, что вы имеете полное право оставить у себя девочку, потому что она ниспослана вам, хотя, быть может, и найдутся люди, которые думают иначе. Вам будет нелегко с ней, пока она мала, но я постараюсь помочь и присмотреть за ней. У меня всегда найдется часок-другой свободного времени, потому что, когда встаешь рано, к десяти часам уже нечего делать, а за покупками идти еще не время. Я с радостью присмотрю за ребенком и помогу вам.

— Спасибо вам… большое, — нерешительно сказал Сайлес. — Я буду рад, если вы укажете мне, что и как, но, — немного тревожно добавил он, неловко наклоняясь вперед и ревниво разглядывая малютку, которая прильнула головкой к плечу Долли и с довольным видом смотрела на него, — но я хочу делать все сам, иначе она привяжется не ко мне, а к кому-нибудь другому. Я привык хозяйничать у себя. Я научусь, научусь!

— Ну, конечно, — кротко согласилась Долли. — Я знала мужчин, которые отлично умели обращаться с детьми. Мужчины, прости их господи, неуклюжи и упрямы, но когда из них выйдет хмель, они не так уж бестолковы. Только мучение с ними, когда приходится ставить им пиявки или перевязывать их, — они такие вспыльчивые и нетерпеливые. Вот посмотрите, это нужно надевать прежде всего, прямо на тельце, — продолжала Долли, взяв рубашечку и надевая ее на девчурку.

— Да, — послушно сказал Марнер, низко наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть эти таинства. Малютка сейчас же схватила ручонками его голову и, мурлыча, прижалась губами к его лицу.

— Вот видите, — сказала Долли с чуткостью женщины, — она вас очень любит. Ей, наверно, хочется к вам на колени. Иди, малютка! Возьмите ее, мастер Марнер. Наденьте на нее все что надо и тогда можете говорить, что с самого начала сами все делали для нее.

Марнер посадил девочку к себе на колени, дрожа от какого-то чувства, непонятного ему самому, — что-то новое, неведомое ему, вошло в его жизнь. Мысли и чувства его находились в таком смятении, что, попытайся он выразить их, он мог бы только сказать, что ребенок явился взамен золота, что золото превратилось в ребенка. Он брал вещи у Долли и, под ее руководством, надевал их на девочку, которая, конечно, мешала этому, шаля и отбиваясь.

— Вот, вот так! А вы быстро научились, мастер Марнер, — сказала Долли. — Не знаю только, что вы будете делать, когда вам придется сидеть за станком? Ведь малютка, благослови ее бог, с каждым днем будет все более резвой и проказливой. Хорошо, что у вас хоть высокий очаг, без решетки над полом. Девочка не дотянется до огня. Но придется убрать все, что можно пролить или сломать, все, чем она может порезать себе пальчики. Так и знайте: она будет хватать все, что попадется ей под руки.