Читаем без скачивания Черный мотылек - Барбара Вайн

Сара высадила Хоуп у отеля, где собирались одноклассники, а сама направилась в паб. Там, возле стойки бара, в одиночестве сидел Адам Фоли. Он взглянул в ее сторону, Сара покосилась в ответ, словно не узнавая, и прошла мимо, в дамский туалет. Когда она вернулась, подъехали Александр с Викки.

— Не помню, — сказал Александр, — вы знакомы с Адамом?

— Как-то раз пересекались, — ответила она, и Адам подтвердил: да, было дело, давным-давно.

Пришла Рози и привела с собой парня по имени Тайгер. Его имя пишется через «й», сообщал он, словно все только и думают, как бы отправить ему письмо. Александр прихватил напитки, компания переместилась к столику, и Рози предложила всем головоломку: допустим, человек эмигрирует в Америку. Куда деваются пять (или шесть, а то и семь или восемь) часов, которые он выиграл? Каждый предлагал свой ответ — время устроено иначе, это не шоссе, а скорее помещение, разница во времени иллюзорна. Свои версии предлагали и Сара с Адамом, не глядя при этом друг на друга.

— Не выйдет ли так, что ты умрешь на пять часов раньше, чем дома? — предположила Вики.

— Или на пять часов позже? — уточнил Тайгер.

Они заказали закуски, Адам сходил за очередной порцией спиртного. Он обслужил всех, кроме Сары, вновь разыгралась та же сцена, что и в прошлый раз, и Викки вмешалась:

— Эй, а как же Сара?

Адам посмотрел на нее и молча пожал плечами, промолчала и Сара, наблюдая за ним, гадая, каков будет следующий шаг. Викки подвинула к ней свой бокал белого вина:

— Возьми мое! — И добавила возмущенно: — Что за дела, Адам?

Разумеется, Адам сходил и принес вина для Викки, принесли закуски, и Рози сказала Адаму:

— Вы с Сарой могли бы ездить сюда из Лондона вместе. На бензине сэкономили бы.

Сара скупо улыбнулась.

— Вы ведь живете по соседству. Хорошая мысль, правда?

— Не очень-то, — уставившись взглядом в тарелку, пробормотала Сара.

— Ох, извини! — Роза обратила наконец внимание на склоненную голову Сары и окаменевшую физиономию Адама. — Я что-то не то сказала?

Воцарилось молчание. Сару охватило возбуждение. Она и не знала, как легко можно манипулировать людьми, создавать атмосферу, менять и подтасовывать. Все (за исключением Адама) смутились. Викки затараторила о какой-то своей знакомой, которая поехала в Центральную Африку с гуманитарной помощью и ей так понравилось, что она осталась в Африке.

— Что понравилось — голод? — удивился Тайгер.

Разговор перешел на благотворительные фонды: следует ли давать им деньги, много ли достается самим голодающим, как насчет коррупции. Сара умиротворенно ела рыбу с чипсами. На столе красовались три бутылки вина, однако пила она мало, чтобы не терять головы. Остро, почти болезненно ощущалось присутствие Адама, его очарование. Тревожило сходство характеров. До сих пор Саре не встречался человек столь близких с ней вкусов — не говоря уж о том, что несколько недель назад она и не подозревала об этих своих вкусах.

Кто сегодня сделает первый шаг? Через полчаса паб закроют. Александр предложил перебраться в «Зелень». Сара возразила:

— Если выпью, не смогу сесть за руль. — И тут же добавила: — То есть физически не смогу сесть.

Еще подумают, что она чересчур законопослушна и боится превысить разрешенную дозу.

Она пойдет на парковку, и там Адам нагонит ее… А если нет? Любая попытка диалога, даже заговорщический взгляд, только испортят дело. Так не пойдет. Еще вариант: сесть за руль и самой доехать до коттеджа Адама, но и этого Сара себе не позволит. Все поднялись из-за стола. Она слышала, как Адам прощался с друзьями — он тоже решил не ходить в клуб. Они вышли на улицу. Спокойной ночи, Рози, спокойной ночи, Алекс, спокойной ночи, Викки, приятно было познакомиться, Тайгер, до встречи.

— Ты — самый мерзкий ублюдок в Западных графствах! — заявила Сара.

Кто-то испуганно ойкнул.

— Ты и сама та еще стерва, — откликнулся Адам.

Сара дрожала всем телом.

— Спокойной ночи, — еле выговорила она, — спокойной ночи, Рози, милочка, спокойной ночи, Викки, Алекс, приятно было познакомиться, Тайгер.

Она опрометью бросилась прочь, под арку, где некогда проезжали дилижансы, во двор к парковке. Минуту или две постояла возле машины на пронзительном ветру. Села за руль, подала назад, выехала в проулок. Она задыхалась от волнения, граничащего со страхом.

Он стоял в проходе, прислонившись к стене, докуривая сигарету. Сара подъехала ближе, Адам молча сел на пассажирское место. Ни слов, ни поцелуев, ни ласковых прикосновений. Вот бы всегда так, подумала она. Может быть, так и будет. От этой мысли она резко вздохнула, но Адам не обратил внимания. Равнодушно, словно наемному шоферу, он велел ей свернуть на Бишопс-роуд, а спустя примерно милю — к гостинице в конце длинной подъездной дорожки.

Они явились в одиннадцать вечера, без вещей, однако номер был заказан заранее, и регистраторша воздержалась от комментариев. Войдя в комнату, Адам тут же закрыл дверь, запер на ключ, погасил свет, оставив только ночник. Они двинулись навстречу друг с другу с разных концов комнаты и сошлись на середине. Он взял ее за подбородок и начал облизывать ее рот, только губы. Потом те раздвинулись, он проник внутрь, коснулся языка, сосал его, словно собираясь съесть ее заживо — но медленно, никуда не торопясь, наслаждаясь каждым мгновением. Широко раскрытыми глазами она заглянула в холодные, лишенные выражения глаза. Потом ее веки сомкнулись, его — тоже. В тишине они ощупывали друг друга.

Примерно через полчаса домой на такси вернулась Хоуп. Мать и Полин уже легли. Она налила себе виски, хотела было добавить воды, но передумала и плюхнула большой кубик льда. Почему-то казалось, что дверь в кабинет отца заперта, но нет — комната словно ждала ее, пропитанная отцовским запахом, заполненная его присутствием. Всего за неделю до смерти Джеральда она по-детски сидела у него на коленях, а он обнимал дочь и держал ее за руку. Она часто заходила к отцу, угадывая, когда он заканчивал работу, и заставала его в этом большом кресле — Джеральд сидел и перечитывал написанное. Она всегда целовала отца и, порой ничего не говоря, пристраивалась у него на коленях. Если бы кто-нибудь попросил Хоуп дать определение «любви», она бы сказала — это чувство, которое они с отцом испытывают друг к другу.

В комнате было темно. Хоуп опустилась в отцовское кресло, сбросила туфли, укуталась в пальто — такое теплое, можно представить, что это сильные отцовские руки. Слезы полились из глаз, но Хоуп заставила себя допить виски, свернулась калачиком и вскоре уснула.

14

Вера — это умение убедить себя в заведомой лжи.

Он не исчез, не скрылся в чужой стране, а попросту умер. Кен Эпплстоун скончался от рака четыре года назад. Его сын долго беседовал по телефону с Джейсоном Тэйгом, проговорил двадцать минут подряд, изложил все неприглядные подробности, последний, мучительный год, выжженные дотла легкие, затяжки между глотками кислорода.

Зачем все это Саре? Даже из вторых рук слушать подобное нелегко. «Конечно, он был уже стар…» Да, но ее отец был на несколько лет младше Кена…

— Вы не спросили бабушку насчет семейного врача?

— Я спрашивал обо всех, кто появлялся в доме, — сказал Джейсон. — Мастер, чинивший стулья. Он обтягивал сиденья. По фамилии Смит — таких пруд пруди. Приходил ветеринар. Собака заболела чумкой, и к ней вызвали ветеринара, однако он помочь не сумел, и пса пришлось усыпить. Как звали ветеринара, бабушка не помнит. Имена молочника и почтальона тоже позабыла. Врача звали Наттол. Доктор Наттол.

— У него был сын возраста вашего двоюродного деда?

— Моего кого? Ах да! Получается, он и в самом деле мой двоюродный дед, этот бедный малыш. Вернее, мог бы им стать. Бабушка ничего не знает о мальчике. Дети у врача были, но какого возраста и пола — неизвестно. Поразительно, что она имя запомнила, верно?

— Поразительно, — согласилась Сара, подавив желание съязвить: эта миссис Тэйг вряд ли вспомнит, кто навещал ее вчера. — Мы сможем разыскать мистера Наттола?

— Ему бы уже за сто лет перевалило.

— Нас интересует его потомство. Поищем в «Крокфорде»?

— В «Крокфорде» не врачи, а викарии, — поправил ее Джейсон. — Я узнаю, в каком справочнике смотреть врачей, и найду его.

Сара начала сомневаться в успехе. Быть может, происхождение отца так и останется загадкой. На письмо Роберта Постля с расспросами, как продвигается книга, и с предложением встретиться и обсудить ход работы Сара не ответила — просто не знала, что сказать. На прошлой неделе в конце семинара одна студентка спросила, «имеет ли она отношение» к Джеральду Кэндлессу, и Сара ответила: да, она его дочь. Но эти слова она произнесла с тяжелым чувством, будто не имеет право на это имя. Ее отношения с отцом безнадежно искажены этим обманом, чужим именем, недоумением, кем же он был на самом деле. Сможет ли она примириться с этим, если так ничего и не узнает? А если узнает, обретет ли покой?