Читаем без скачивания Она под запретом (СИ) - Салах Алайна

Настроение сегодня у меня прекрасное. Я наконец чувствую, что полностью влилась в работу: перестала по пять раз на дню нервно перепроверять каждое бронирование, обрывать телефон Татьяне и испытывать перманентный стресс из-за того, что отель заселён лишь на треть. Те, кто работают в гостиничном бизнесе подольше меня, говорят, что пустующие номера в первые месяцы открытия — это нормально, но это оказывается недостаточным утешением для той, кто всеми силами пытается «дотянуть и не подвести». И вот с этого понедельника будто волшебный шлюз открылся: номера разлетаются как горячие пирожки, а час назад позвонил представитель крупной строительной компании из Будапешта, чтобы забронировать дюжину люксов и полулюксов. Это вселило в меня уверенность, что рано или поздно у меня всё получится.

Я занимаю рабочее кресло и, любовно пробежавшись пальцами по матовой крышке ноутбука, открываю её. В окне программы вспыхивает новое сообщение от Татьяны:

«Руководство «Крес» к тебе приезжает? Поздравляю!»

Я начинаю улыбаться шире. Так приятно, что мои успехи замечают. Если бы была жива мама, я бы обязательно ей позвонила, и после работы мы с ней могли бы поехать в какой-нибудь ресторанчик — отметить мою маленькую победу. Да, пожалуй, именно этого мне сейчас не достаёт. Человека, способного разделить со мной мою небольшую радость. Можно позвонить Луизе, и она, разумеется, меня поддержит, но вряд ли поймёт. В тех масштабах, в которых она мыслит, успехом может считаться открытие собственного дела или многомиллионный контракт. Это не обида — просто констатация факта. Если бы я до четырнадцати лет не прожила в самой обычной квартире и не общалась с людьми, чья месячная заработная плата едва ли превышала стоимость одних брюк Луизы, я бы тоже мыслила совершенно иными категориями.

Смешно, но в голову вдруг приходит Арсений. Конечно, не потому, что я вдруг представила, как мы вдвоём идём в ресторан, чтобы отметить моё рабочее достижение. Просто он был одним из тех, кто сказал мне «не подвести».

Хотя, если быть до конца честной с собой, не только по этой причине я о нём вспоминаю. После нашего грязного секса в душевой он плотно занял собой мои мысли. Если ещё утром воскресенья я мечтала о том, чтобы мне не пришлось встречаться с ним на завтраке (чего, кстати, так и не произошло, потому что Арсению потребовалось срочно уехать), то в начале рабочей недели всё окончательно перевернулось с ног на голову. Я думала о нём постоянно и совсем не в скромном формате. Память сама переносила меня в назад, в случившееся, и даже мимолетного кадра хватало для того, чтобы возбудиться. Арсений что-то сломал во мне, открыл другую мою сторону: дикую и развязную. Я пока не уверена, что это открытие мне в себе нравится, потому что я росла с другими представлениями об отношениях между мужчиной и женщиной.

О том, что в маминой жизни кто-то появился, я узнала за месяц до нашего переезда к Авериным. Именно потому, что мама умела ценить и уважать себя, Пётр воспринимал её серьёзно и в скором времени предложил выйти замуж. Я так стремилась быть похожей на неё, а в итоге делаю всё наоборот. В мечтах лелею образ Дани, а сексом занимаюсь с Арсением. Разве он тот, кому я могу позвонить, чтобы поделиться своей, пусть и небольшой, радостью? Нет. Вот с Данилом, пожалуй, смогла бы. Он чуткий и наверняка бы понял.

Незаметно время близится к обеду. На перекус выделяется час, но я обычно управляюсь минут за двадцать и сразу возвращаюсь в свой кабинет. Сегодня же решаю изменить привычному маршруту и после съеденного бизнес-ланча еду в лифте на последний этаж. Вчера на крыше закончили монтировать террасу, и мне хочется на неё взглянуть.

Да, снова Арсений. Это ведь его проект. На этой неделе он сюда не приезжал. Наверное, как и собирался, улетел в Екатеринбург.

Открытое солнце приятно щекочет шею и глаза, отчего я немного жмурюсь. На террасе никого нет — официальное открытие, как я слышала, назначено на следующую неделю. Оглядевшись, я не могу сдержать улыбку. Эстет во мне ликует. Место и впрямь получилось стильным. Деревянные столы, накрытые кремовыми колпаками шатров, оттеняют яркую голубизну неба, а расставленные вазоны с зеленью эффектно гармонируют с напольным покрытием. Можно с лёгкостью представить, как всего через каких-то несколько дней за столами рассядутся гости, заиграет музыка, зазвенят приборы и засуетятся чёрно-белые официанты. Странно, наверное, испытывать в этот момент гордость, но я всё равно её испытываю. Потому что работаю в таком красивом месте, а ещё чуточку потому, что к созданию террасы причастен Арсений. Кадр, как он, оттянув мою шею, целует меня, вновь вонзается в сознание, и я невольно тру ладонью нагревающийся низ живота. Настоящее мучение.

Уплыв мыслями далеко, я стою так пару минут, но потом решаю возвращаться. Дотянуть и не подвести — это я хорошо помню. Стараясь не стучать каблуками, чтобы ненароком не испортить полы, толкаю стеклянную дверь к лифту и неловко зацепляюсь носком за металлический порог. Меня ведёт в сторону, и отчаянные взмахи рук не спасают — с тихим писком я приземляюсь на пол. По щекам непроизвольно катятся слёзы. Боль в коленных чашечках ничто по сравнению с той, что окольцевала лодыжку. Закусив губу, я раскачиваюсь из стороны в сторону и скулю в ожидании, когда она хотя бы немного стихнет. Дотрагиваться до ноги страшно — вдруг сломана. Господи, только бы не сломана. Я никогда ничего не ломала, и это будет просто катастрофа. Мне же на работу ходить нужно.

Свидетелей моего позора нет, поэтому я позволяю себе просидеть на полу не меньше минуты. Осторожно шевелю пальцами и, опершись ладонями на пол, встаю. Туфлю зажимаю под мышку и, то и дело морщась, на одной ноге прыгаю к лифту. Слезы высохли, но боль никуда не ушла. Ещё и губу до крови прикусила.

Работать больше не получается. Ступня горит и пульсирует, щиколотка распухла. На счастье, ко мне заглядывает Катя из рекламного отдела и, увидев моё перекошенное лицо, срочно командирует меня в травмпункт.

До такси меня провожает она же, придерживая локоть на случай, если я вдруг потеряю равновесие. Наступать на ногу я по-прежнему не могу, и, конечно, речи не идёт о том, чтобы попытаться влезть в туфлю.

Когда я перетаскиваю ногу через порог, звонит Луиза. Жаловаться на собственную неуклюжесть я совсем не планировала, но, когда слышу её бодрое «Как дела?», неожиданно для себя самой начинаю реветь. От боли, от досады и в главной степени от того, что меня даже пожалеть некому.

— А повнятнее? — требует сестра.

— Еду в травмпункт, — сиплю я, смахивая слёзы. — Лодыжку подвернула, клуша неуклюжая. Наступать на неё не могу. У меня на одной ноге тапочка горничной, а на второй — бахила. Ты бы предпочла застрелиться.

— Бедняга моя, — сочувственно тянет Луиза. — И как ты до травмпункта доковыляешь? Блин, и я ещё у Ралины за городом, без машины. Короче, не хнычь, систер. Я сейчас Дане позвоню. Пусть немного за тобой поухаживает.

Я хочу возразить — машинально, потому что так будет правильнее, — но сестра успевает повесить трубку.

Глава 36

Данил заходит в травмпункт ещё до того, как подходит моя очередь. Даже удивительно, сколько людей посреди рабочего дня попадают в переделки. Грузная женщина напротив, морщась, держится за перевязанный тряпкой локоть, рядом с ней сидит мама с мальчиком-подростком — у того на лбу огромная шишка, и ободраны колени. Про пьяных я вообще молчу. В тесной комнате ожидания их двое — помятых, пропахших удушливым перегаром мужчин в грязной одежде и со сбитыми носами.

— Привет, — я как можно бодрее улыбаюсь Дане и незаметно прячу ступню в бахиле под стул. — Долго ждать не придётся. Я следующая.

От того, что ради меня ему пришлось бросить дела и притащиться в это неприглядное место, мне немного неудобно, но одновременно с этим я безумно рада его появлению. Не только моменты радости хочется непременно с кем-нибудь разделить.

— Промышляешь каскадёрством в обеденное время? — взгляд Данила серьёзнеет, он смотрит на мою поджатую ногу, а затем — мне в глаза. — Очень больно? Двигать ступнёй можешь?