Читаем без скачивания Генерал Власов - агент Стратегической разведки Кремля? - Лев Гицевич

Гиммлер «вдруг», «как гром с ясного неба» приказывает дивизии сниматься и следовать на фронт. Гиммлер «вдруг» после беседы с Власовым нарезает ему тот участок фронта, который указывает ему Власов и покидает пост командующего армейской группой, в состав которой он включил власовцев.

Гиммлер прекрасно знал, что отвечать перед Гитлером придется ему, когда перед Советскими танками власовцы снова, как на Курской дуге, откроют фронт и они в одночасье окажутся у Рейхстага!

Юрген Торвальд сообщает о том, что Гейнрици застало врасплох «сообщение о том, что в его районе будет действовать русская дивизия. …Он спросил, неужели еще существует кто-то, кто верит в желание русской дивизии бороться на Восточном фронте? …А потом решил: Гиммлер приказал перебросить дивизию сюда, пусть он и несет всю ответственность за дальнейшее».

Так Первая власовская дивизия попала в состав 9-й немецкой армии под командованием генерала Буссе. Торвальд ясно дает понять, что Буссе согласился взять «под себя такое шило», как власовцы, не без нажима Гиммлера.

Далее Торвальд сообщает следующее: «Был найдет и сектор фронта и специальная задача для дивизии, которая произвела бы политический и пропагандистский эффект. Кроме большого предмостного укрепления возле КЮСТРИНА, Советы имели другое, меньшее, южнее Франкфурта-на-Одере. Это укрепление называлось ЭРЛЕНГОФ. Находясь в СЕРЕДИНЕ ФРОНТА, Эрленгоф представлял собой прекрасное место для атаки Первой дивизии».

Напомним, что Эрленгоф находился в полосе действия 33-й советской армии, входившей в состав 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова.

Что же делает в этой «середине фронта» капризный Буняченко? Бунтует против подчинения немцев? Ничего подобного! Он съездил к Буссе в гости, попил с ним чайку, мирно побалакал, со всем, что говорил Буссе, согласился.

Что было дальше сообщает наблюдательный Юрген Торвальд: «Буняченко отправился на фронт. Он долго и внимательно осматривал позиции в полевой бинокль. Было заметно, что он проявляет все больший интерес к положению на фронте. Он осведомлялся о численности и силе красных частей за Одером, о силе и вооружении немецких частей, а главное, о результатах разведки — когда же предполагалось наступление красных? Это повторялось каждый день. При совещаниях в штабе генерала Буссе выяснилась изумительная согласованность его тактических взглядов с немцами».

Можно себе представить, что значила для Советской разведки и нашего командования «миссия» Буняченко «в середину фронта», знание «результатов разведки» немцев, «согласованность его тактических взглядов с немцами».

Советская армия находилась на чужой территории. Стояла под Берлином. Добыть полные оперативные сведения о противнике обычным методом фронтовой армейской разведки — почти невозможно. Получение разведданных из штаба самого командующего армией, да еще после того как Буняченко сам прощупал все своими глазами, — это было на грани фантастики! Буняченко, выражаясь образно, добыл для советской разведки штабную карту командующего всей 9-й немецкой армии, которая затем была положена на стол Сталину и Жукову. Последним оставалось лишь озвучить ее своими танками, артиллерией, авиацией и солдатским «ура!». Чтоб они и сделали с блеском.

26-го марта 1945 года последний эшелон Первой власовской дивизии прибыл на станцию Либерозе. Через три дня после этого — 29 марта — маршал Жуков прибудет с фронта в Москву к Сталину с «детально разработанным планом» Берлинской операции.

В своих знаменитых «Воспоминаниях и размышлениях» маршал Жуков рассказывает о том, что Иосиф Сталин вечером 29-го марта вызвал его в свой Кремлевский кабинет:

«…Он, как всегда, будто продолжая недавно прерванный разговор, сказал:

— Немецкий фронт на Западе окончательно рухнул… гитлеровцы не хотят… остановить продвижение союзных войск. Между тем на всех важнейших направлениях против нас они усиливают свои группировки. Вот карта, смотрите последние данные о немецких войсках.

…Верховный продолжал:

— Думаю, что драка предстоит серьезная…

Потом он спросил, как я расцениваю противника на Берлинском направлении. Достав свою фронтовую разведывательную карту, я положил ее перед Верховным. Сталин стал внимательно рассматривать всю оперативно-стратегическую группировку немецких войск на Берлинском стратегическим направлении».

Далее Жуков сообщает, что Сталин после этого сказал следующее: «Ну что ж, придется начать операцию, не ожидая действия фронта Рокоссовского. Если он и запоздает на несколько дней — не беда».

Целый фронт не готов наступать, а Сталин говорит — «не беда»! Почему? Да потому, что оттягивание начала советского наступления означало для власовской дивизии полное уничтожение.

Во-первых, (и это главное) немцы могли разгадать «двойную игру» Буняченко, после чего генерал Буссе мог всей мощью своей 9-й армии раздавить 1-ю дивизию РОА.

Во-вторых, за это время немцы могли начать бросать 1-ю дивизию РОА в каждодневные бои. В ходе этих боев от власовской дивизии, к началу Генерального наступления Советских войск на Берлин, ничего бы не осталось.

Георгий Жуков мог этого не знать, но Сталин знал.

В связи с вышеизложенным, крайне любопытен следующий эпизод разговора Жукова со Сталиным, который «подошел к письменному столу… и достал письмо.

— Вот прочтите.

Письмо было от одного из иностранных доброжелателей. В нем сообщалось о закулисных переговорах гитлеровских агентов с официальными представителями союзников… Немцы предлагали союзникам прекратить борьбу против них, если они согласятся на сепаратный мир на любых условиях…

— Ну, что вы об этом скажете? — спросил Сталин. И, не дожидаясь ответа, тут же заметил — Думаю, Рузвельт не нарушит Ялтинской договренности, но вот Черчилль, этот может пойти на все…

Наступление на Берлин было решено начать 16 апреля, не дожидаясь действий 2-го Белорусского фронта…

В ночь на 2 апреля в Ставке в моем присутствии Верховный подписал директиву 1-му Белорусскому фронту о подготовке и проведении операции, с целью овладеть Берлином и указание в течении 12–15 дней дойти до Эльбы».

Очень существенные изменения Сталин внес в план 3-го апреля, когда (по его инициативе) Ставкой было принято решение начать срочную перегруппировку основных сил перед началом наступления на Берлин. Именно в связи с этим Буняченко в это же самое время «отправился на фронт», где «долго и внимательно» осматривал немецкие позиции в полевой бинокль, активно интересуясь «силой и вооружением» немецких частей.

Маршал Жуков пишет, что после всех этих последних уточнений и исправлений Сталина, «выходило, что 1-й Белорусский фронт должен был в первые, наиболее напряженные дни наступать с открытым правым флангом, без оперативно-тактического взаимодействия с войсками 2-го Белорусского фронта».

Эти замечания были бы справедливы если бы не было у Сталина в середине германского фронта (в районе Эрленгофа) Первой власовской дивизии. Один из главных ударов, по замыслу Сталина и Советской стратегической разведки, должен был наноситься в самые первые «напряженные дни» по позициям, которые занимала 1-я дивизия РОА.

Пока же генерал Буняченко лобызался с командующим 9-й немецкой армии Буссе, уверяя его в «верности и преданности» своей власовской дивизии, которая старательно возводила вокруг себя оборонительные сооружения. На виду у немцев она «готовилась умереть», но не пропустить советские танки на Берлин. Гут! Отшень гут! Именно после этого немцы стали потихоньку снимать свои части с этого участка, перебрасывая их на другие, более слабые места фронта.

Так складывалось в районе дислокации 1-й дивизии РОА. Иначе — в других местах.

Артемьев пишет: «Во многих местах начали разоружать добровольческие части, а разоруженных солдат и офицеров водворять за проволоку в лагеря военнопленных. Кое-кому удалось бежать, и они, с трудом добравшись до Первой дивизии, рассказывали о происходящем. Начали приходить в дивизию люди и из некоторых казачьих частей, подтверждавшие, что в некоторых местах разоружаются и казаки. Обстановка складывалась так, что Первая дивизия должна была быть настороже и готовой ко всяким неожиданностям».

Какие события побудили немцев в других местах попытаться начать разоружение власовцев и казаков? Ведь одни только подозрения и предчувствия не могли заставить немцев решиться на этот шаг. Совершенно ясно, что другие Восточные добровольческие части на своих участках пытались делать то же, что и первая власовская дивизия!

Что делает Буняченко, получая эту тревожную информацию? Он начинает проявлять бешеную активность. Буняченко срочно едет к Буссе и требует у того дать его дивизии серьезное «боевое дело». Ведь ему нужно продержаться на фронте, чтобы 1-ю дивизию РОА ни в коем случае не сняли с передовой до 16-го апреля — начала Советского наступления на Берлин. И вскорости Буняченко получает такое «боевое дело». Буссе приказывает 1-й дивизии РОА выбить части 33-й армии с предмостного укрепления Эрленгоф и ликвидировать Советский плацдарм.