Читаем без скачивания Круг замкнулся - Кнут Гамсун

И все шло отлично.

XVII

Но тут настало интересное время.

Чего, собственно, понадобилось Лили на борту? Мало разве, что они взяли сюда Алекса, ее мужа?

Нет, она, видите ли, пришла и спросила, где Абель. Официантки знали Лили и знали ее репутацию, они были не прочь покалякать с ней и выкроили время для увлекательной беседы о всякой всячине подозрительного толка.

Но тут подоспела буфетчица, она удивилась и спросила:

— В чем дело?

— Я просто спросила, где Абель, — отвечала Лили приветливо и безмятежно.

— Абель? Вы имеете в виду капитана?

— Да, я имею в виду капитана.

— Он наверняка у себя в каюте. Передать ему что-нибудь?

— Передать? Нет, спасибо. Мой муж тоже плавает на этом судне, но что-то я его не вижу. Это Алекс.

— Поищите в кубрике, там вы и найдете вашего Алекса.

Тут Лили перестала улыбаться, ее никак не устраивал тон буфетчицы. В конце концов, она не простая матросская жена, нет, она была в свое время кассиршей и сидела в конторе и вела большие счета. На какое-то время она, конечно, опустилась, и ее дому грозила опасность, но теперь все позади, ее муж получает жалованье, покупает для семьи еду и одежду. При чем тут какая-то буфетчица?

— Я хотела попросить у Абеля разрешение на бесплатный проезд, — сказала она, — тем более что и муж здесь служит.

Буфетчица:

— Об этом вы можете попросить и штурмана.

«Вот это да», — верно, подумала Лили, проходя вперед. Буфетчица ничего ей не предложила, не стала ее потчевать ни едой, ни питьем — ни печенья, ни чашечки кофе. Ну и пусть. В конце концов, буфетчица — это не кто иной, как Лолла, которая хоть и была обвенчана, но замужем так и не была, хи-хи!

Она отыскала Алекса и выразила свое недовольство.

Алекс постарался уладить дело:

— Беда в том, что ты назвала его Абель. Этого буфетчица терпеть не желает. Особенно от тебя.

Лили подумала: «Плевать мне на то, что она желает и чего не желает».

Потом она увидела Абеля на капитанском мостике. Подняться к нему она не посмела, потому что там висела табличка с надписью: «Вход воспрещен», а она, еще с тех пор как служила на лесопильне, сохранила почтение к такого рода табличкам. Но она глядела на него и кивала, она даже махнула ему рукой, впрочем, он сделал вид, что ничего не замечает.

— Нет, это просто невозможно! — сказала Лили, готовясь пустить слезу.

Но не прошло и получаса, как Абель сам спустился вниз, сказав перед этим рулевому: «Так держать!»

Затем он приступил к обходу пассажиров, поговорил с одним, поговорил с другим, дошел до Лили, остановился и спросил:

— Покататься надумали?

Лили ответила «да», но ничего больше не сказала, злость успела остыть. Ноги ее больше здесь не будет, этого они от нее не дождутся!

Но Абель был совсем тот же, что и раньше, просто куда пригляднее в золотых пуговицах и шнурах. Он спросил:

— Ты Алекса видела?

— Да.

— Скажи, пусть он тебе все покажет.

После чего проследовал дальше и заговорил с другими пассажирами. Несколько минут спустя она снова увидела его на капитанском мостике.

— Сейчас капитанская вахта, — объяснил ей Алекс, — у него ни на что больше нет времени.

Лили, разочарованная:

— Какое мне дело, какая сейчас вахта.

Нет, вышло совсем не так, как ей мечталось — с кофе и пирожными и рюмочкой.

Ноги ее здесь больше не будет, спасибо за такой прием.

Но приходом Лили дело не ограничилось, несколько дней спустя на судно заявилась ее мать, вафельщица. Где это такое слыхано?! Притрюхала со своей тележкой, подняла корзину и сама поднялась на борт. Затем, остановясь у релинга, принялась громко давать указания Регине, чтобы та не забывала встречать поезда. Смотри, Регина, не зевай!

— А вот вафли! — закричала она. — Кто желает вафли?

Пожелали многие пассажиры. Кофе им принесли на палубу, они расселись и устроили себе завтрак с вафлями.

Так и шло, пока не объявилась буфетчица.

— Это что такое? — спросила она.

— Это вафли, — отвечала вафельщица, — восемь эре за штуку, а четыре штуки — за двадцать пять. Не желаете вафель?

— Нет, — ответила буфетчица и ушла.

Эта торговля наносила ущерб сбыту в ресторане, но с ущербом она, так и быть, примирилась. Недаром она была леди и мачеха капитана.

Зато когда штурман захотел проверить билет у вафельщицы, произошла некоторая заминка.

— Какой билет? — переспросила она.

— Обыкновенный. Вы куда едете?

— Я просто вафли продаю, — ответила она, — и отродясь не брала билет для того, чтобы продавать вафли.

— Вы докуда едете? — спросил штурман, готовясь выписать ей билет.

— Докуда я еду? Пока не распродам все вафли.

Но штурман все стоял и не уходил.

— А где же Алекс? — сказала она. — Он женат на моей дочери Лили. Сходите-ка за Алексом.

— Значит, билет брать не будете? — спросил штурман.

— Нет, — отвечала она, — вы и сами понимаете, что не имеет смысла продавать вафли, если еще платить за билет. А где же Абель? — вдруг спросила она. — Он столько раз ел мои вафли и говорил, что товар у меня хороший.

В общем женщина отбилась. Но тут Алексу стало неловко. Он ходил на этом корабле с середины лета, изучил все обычаи, например, что семейству на корабле делать нечего, был послушен и учтив, словом, хороший моряк, ни буфетчицу не сердил, ни капитана не называл Абель.

— Ну и что? — шумела женщина. — Его, может, не Абель зовут? Да я знала его, когда он был еще мальчиком и возил Лили на своей лодке из школы и не раз лакомился моими вафлями. Так что замолчи! Но если по-другому нельзя, ноги моей больше на этом пароходе не будет.

Вот уж тут Алекс ничего не имел против.

Разные люди бывали на борту, побывал там и фармацевт, неутомимый ухажер. Он появился в обществе дамы, но в чем-то они, вероятно, не сошлись, дама отыскала красавчика Алекса, стояла и калякала с ним под солнечным тентом. Фармацевт же метался по палубе из конца в конец, являя миру свой беспокойный дух.

Был здесь и неизменный слепой шарманщик. Маленький и незаметный, он сидел в темном уголке подле своей шарманки, моргая незрячими глазами и перебирая пальцами, улыбался, когда кто-нибудь с ним заговаривал. Теперь он вдобавок делал вид, будто еще и хромает.

— Поиграй, — сказали ему.

Он покачал головой:

— Сейчас все стало по-другому. Капитан Фредриксен всякий раз, когда я приходил, просил меня что-нибудь сыграть и подносил мне стаканчик, а буфетчица давала мне поесть. Случалось, что капитан Фредриксен сам ходил с моей шапкой по кругу.

— Слушай, а где ты повредил ногу?

— Уж такая беда! Просто и не знаю, как быть. Это у меня уже целый месяц.

— Язва, что ли?

— Черная язва. Мертвое мясо, говорят.

— В жизни не слышал про такое. Тебе надо постараться, чтоб ее поскорей вылечили.

Шарманщика знают многие, и многие слышали его истории раньше. Однажды он вдобавок ко всему был глухой и как есть ничего не слышал, пока кто-то не сказал шепотом, что надо бы вытащить у него бумажник.

Но когда человек слепой и ничего не видит, это и впрямь плохо. Родился он зрячим, но потом начал терять зрение и не мог делать никакой работы. Электричеством ему выжгли пленку на каждом глазу, но с тех пор он, по его словам, вообще перестал видеть, совсем ослеп. Конечно, шарманщик мог бы чем-нибудь заняться, но он же ничего не видел. Несчастный человек. Люди его пожалели и купили ему шарманку. Теперь оба они постарели, и сам он, и шарманка, но он по-прежнему странствует, обычно его кормят и не берут денег за проезд, в одном месте ему подбрасывают пару башмаков, в другом — шляпу, чтоб было куда собирать шиллинги, в общем он как-то выкручивается, и теперь его уже не так жалко, он никогда не ночует под открытым небом. Если приглядеться, можно увидеть, что он недурно обделывает свои делишки и обеспечивает себя, разъезжая повсюду со своей шарманкой и своими болячками. Вдобавок люди очень свободно держат себя в его присутствии, потому что он всего лишь слепой шарманщик, и он умеет использовать это преимущество, узнавая многое и про многих. Словом, фигура, личность. Многие подозревают, что у него туго набитый кошелек. Тебя сегодня как зовут? — могут спросить у него в насмешку, потому что, по слухам, он называет себя по-разному и порой выступает как внебрачный сын известной актрисы.

Один раз несколько шельмецов пытались ткнуть его ножом в лицо, чтобы проверить, но он словно чертик отскочил в сторону с пронзительным криком. «Ха-ха! — рассмеялись они. — Да ты вовсе не слепой, жулик ты эдакий». — «Нет-нет, я слепой, но могу различить то, что блестит». — «Но ведь нож вовсе не блестит». — «Ну, теперь вы сами видите, что я слепой», — ответил он.

На борту можно было встретить и инженера, того, что когда-то служил управляющим на лесопильне. Он заметно сдал за последнее время, но, как и прежде, возит с собой портфель и держится с достоинством. Только нет больше капитана Фредриксена, никто его больше не потчует, никто не подносит стаканчик. Он ездит от одной остановки к другой, пересаживается то туда, то сюда, чтобы уберечься от сквозняка, мерзнет и все синеет и синеет. Однажды, когда Алекс проходил мимо, он спросил его: