Читаем без скачивания На границе чумы - Лариса Петровичева

Андрей усмехнулся, попытавшись вложить в ухмылку все доступное ему презрение. Человек на пороге смерти имеет на это право. Однако особист проигнорировал эту весьма выразительную гримасу.

– Всего доброго, Андрей Петрович.

И двери открылись…

– …Задумались, Андрей Петрович?

Андрей встрепенулся. Шани по-прежнему сидел на лавке с кружкой травяного отвара в руке; видимо, он задал какой-то вопрос, который Андрей, заблудившись в воспоминаниях, благополучно пропустил мимо ушей.

Шрам на животе у него действительно был.

– Есть немного, – сказал Андрей. – Знаешь, Саша, у меня есть для тебя посылка с Земли.

Шани вскинул брови.

– Посылка? От кого?

Андрей не ответил. Он встал с лавки и полез в свой заветный мешок, где десять лет дожидался своего часа передатчик, тщательно завернутый в ткань арестантской рубашки. Тонкая пластинка послушно скользнула в руку, Андрей на секунду замешкался, но потом развернул сверток и передал устройство Шани. Тот осторожно отставил чашку в сторону, покрутил подарок в пальцах, осматривая и изучая, а затем кивнул:

– Судя по всему, базовый передатчик. Такие стали выдавать разведчикам на планетах с низким уровнем комфортности. Передает сигнал в пункт управления, а оттуда уже высылается капсула эвакуации.

– Вот именно, – подтвердил Андрей. – Человек, который мне его вручил, очень хотел, чтобы я отдал его тебе.

Шани очень нехорошо прищурился, словно вспомнил о том, что давно хотел бы забыть. Андрей подумал, что ведьмы от такого взгляда должны сразу сознаваться во всем, что сделали и чего не сделали.

– Андрей Петрович… – Голос Шани, тихий и какой-то растерянный, что ли, совершенно не соответствовал лютому стылому взгляду и закаменевшим скулам. – Вы хорошо помните этого человека?

– Блеклый какой-то, – пожал плечами Андрей. – Типичный сотрудник секретной службы. Белесый такой, волосы назад зачесаны. Очень аккуратный костюм. Но внешность совершенно незапоминающаяся.

– Понятно, – кивнул Шани. Теперь он выглядел потерянным и очень несчастным: таким шеф-инквизитора вряд ли кто-нибудь видел. Андрей заметил, что пальцы Шани, сжимающие пластинку передатчика, дрожат. – Знаете, Андрей Петрович… Возьмите эту дрянь и утопите в болоте. Пожалуйста.

Андрей утвердительно кивнул головой.

– Вообще-то это правильно, – сказал Шани, когда пластинка передатчика уже была убрана Андреем на прежнее место, а травяной отвар выпит до дна. – Знаете, за время, прожитое здесь, я понял, что людьми движет только инстинкт самосохранения. Нам толкуют про мораль, идеи, праведность и неправедность, Заступник сказал, что блажен тот, кто голову положит за други своя…

– Это не Заступник, – поправил Андрей. – Это из Библии.

– Да? Ну ладно, допустим. Тем не менее вы, блестящий доктор, гуманист и идеалист, не захотели стать спасителем целой страны, которая тонет в дерьме. Потому что вам на костер не хочется. Известно ведь, что болезни лечатся целованием чудотворных икон, а тут вылез неведомо откуда лекарник и давай какие-то уколы делать. Да на костер его, и всего-то делов. И про невмешательство вы, доктор, слукавили… Где же тут невмешательство, если в вашу совершенно частную жизнь залезли самым непристойным образом? Ну хотите вы принимать наркотики– кого, кроме вас, это касается? Так ведь нет…

– Пожалуй, ты прав, – не стал спорить Андрей. Он задумчиво смотрел на потемневшую от времени столешницу и бездумно скользил пальцем по древесному рисунку. – Однако наступает момент, когда нужно действовать вне всяческих инстинктов. Тебе ведь нельзя в столицу, не так ли? Первый же патруль тебя если не пристрелит, то бросит в тюрьму. И ты тоже пойдешь на костер – по меньшей мере, за убийство того капитана, – он мотнул головой в сторону камзола. – Но завтра с утра мы с тобой поедем в столицу – спасать тех, кого еще можно спасти.

Шани кивнул:

– Да, поедем. Потому что мы все-таки люди… наверно. Да и вообще, – он поболтал остатками отвара в своей кружке, – странную мы с вами тему выбрали для разговора.

И с этими словами он уснул. Кружка выскользнула из его пальцев и скатилась на колени, но Шани этого не заметил. Андрей осторожно взял кружку и посмотрел в окно – метель стихала, а ночь стала белой-белой, и на небе проглянула луна сквозь хлопья уходящих на юг туч. Поставив кружку на стол, Андрей стал собираться на улицу – надо было зажечь фонарь.

В воздухе еще мелькали снежинки, но метель уже миновала. Маленький дворик и огород Андрея превратились в белую страницу, еще не тронутую чернилами людских и звериных шагов. Андрей обернулся на избушку: казалось, она надела огромную песцовую шапку. На снег падало золотое пятно – квадрат окна, а кругом было тихо-тихо: не шумели деревья, не ворочались в лесу звери, даже ветер не свистел. Андрей прошел к фонарю и вынул из кармана огниво. Надо же, когда-то он не знал, что подобная вещь в принципе существует, а теперь, пожалуйста, обращается с ней споро и ловко – вот и фонарь зажегся.

Довольно улыбнувшись, Андрей спрятал руки в карманы и огляделся. Все спало, и тишина стояла такая, словно мир еще не родился. С низкой ветки кривенькой яблони оторвался лист и неслышно упал на снег – на белой странице возникло первое слово…

Андрею вспомнилось, как они с семьей проводили отпуск в горах, – было так же снежно и звонко, казалось, что человеческое дыхание слышно за много миль. Инга тогда носила короткую шубку из лисицы. Андрей смотрел на нее и думал, что на самом деле она фея этих гор, снега, безмолвных караульных сосен в белых шапках – что это сон, который вот-вот растворится в наступающем утре. Так оно и случилось. Сейчас, стоя на опушке леса на крохотной планетке за несчетное количество световых лет от Земли, он не был уверен, действительно ли существовала та женщина в рыжей шубке и те мальчишки, что строили снежную крепость и решали, кто будет гарнизоном, а кто – захватчиками.

В груди что-то неприятно сжалось, и стало трудно дышать. Андрей распахнул куртку, давая доступ воздуху, и некоторое время стоял, не шевелясь. Воспоминание угасло, словно и не приходило.

Еще один лист не выдержал тяжести снега и слетел на землю. Теперь на белом поле возникала фраза, словно невидимый автор начинал черновик новой повести. Андрей усмехнулся – вряд ли кому-то захочется написать о нем. По большому счету, Шани прав: он малодушный ссыльный врач, размазня и интеллигентский нюня, чьих сил и умственных способностей хватило только на то, чтобы сидеть на болотах, так что вряд ли он будет кому-то интересен. Ни как личность, ни как предмет искусства. Однако есть ли смысл переживать по этому поводу?

Тучи окончательно рассеялись, и в черноте неба проступили крупные звезды, свежие, будто умывшиеся в снегу. Память снова унесла Андрея в прошлое: в тот день, когда Витька, самый творческий и взбалмошный тип из их университетской компании, прошел операцию и вживил в себя фотоаппарат. «Просто, как все гениальное, – сказал он тогда. – Смотришь, видишь что-то интересное и все, что от тебя требуется, – это просто моргнуть и получить отличный снимок. Кстати, есть уйма опций для обработки изображения». Интересно, жив ли еще его старый друг и захотел бы он сейчас сфотографировать это высокое холодное небо, усеянное незнакомыми землянам созвездиями. Вон там – длань Заступника, по ней узнают, где север. А там, над лесом, восходит Победитель Змеедушца – вон, изогнулся весь…

Почему он вообще думает об этом? Десять лет ведь старался не вспоминать, и это прекрасно удавалось, а теперь вот стоит в снегу и захлебывается в воспоминаниях. Или это появление земляка – молодого мужчины с насквозь промороженным циничным взглядом профессионального убийцы – настолько растревожило бывшего врача? Темные воды поднимаются все выше и выше, он вот-вот утонет: маленькая коричневая родинка у Инги под лопаткой, сыновья, озаренные вечерним солнцем, гоняют в футбол по двору, его сестра танцует вальс, статья доктора Кольцова в «Науке и жизни», умопомрачительный запах цветущей сакуры под окнами дома, счастливая монетка в кармане пальто…

Андрей не сразу понял, что плачет, – настолько это было странно и для него в общем-то неестественно. Все это глупая сентиментальность, подумаешь, постаревший бывший интеллигент вспомнил молодость – пытался сказать он себе, но тихие скупые слезы никак не желали останавливаться. Наконец, ему удалось взять себя в руки, Андрей провел рукавом куртки по лицу и вдруг понял, что он здесь не один. Он обернулся к дому и увидел Нессу. Та стояла в дверях, совершенно позабыв о том, что с открытой дверью дом выстуживается, и смотрела на Андрея, приоткрыв от изумления рот.

– Ты что? – спросила она, когда Андрей обернулся. – Андрей, ты что, плачешь?

Сказано это было так, словно Несса была готова поверить скорее в явление всех сил Заступниковых в Кучки, чем в мужские слезы.