Читаем без скачивания На границе чумы - Лариса Петровичева

– ¿ Hablan ruso? – промолвил Андрей. – ¿ Inglés?[5]

По щеке инквизитора пробежала слеза – на сей раз самая обыкновенная.

– По-русски… Да, говорю, – медленно произнес он так, словно пробовал слова давнего языка на вкус или ему было больно говорить. – Вы русский?

– Да, – ответил Андрей и повторил: – Да, я русский.

– Господи… – прошептал инквизитор. – Не верится…

Андрею тоже не верилось. В нем настолько смешались самые разные чувства, что он не мог дать какого-то названия этому водовороту.

– Я Александр Торнвальд, – сказал инквизитор едва слышно. Выражение его лица было странно удивленным, словно он не ожидал, что сможет произнести собственное имя на своем родном языке. – Для местных – Шани Торн, бывший глава инквизиции Аальхарна. Сюда сослан двадцать лет назад по обвинению в тройном убийстве. А вы?

Значит, мой земляк – убийца, подумал Андрей. Подождите, а сколько же ему лет? Не мог же он ребенком отправить на тот свет троих… Торнвальд словно прочитал что-то на лице Андрея и объяснил:

– Я убил свою беременную мачеху. Она подвешивала меня в петлю, когда отец уходил на службу, – узкая аристократическая кисть с тяжелым перстнем на пальце чуть сжала горло, – вот здесь. Потом я не выдержал.

– Понятно, – кивнул Андрей. – Немало вам пришлось пережить…

Инквизитор прикрыл глаза.

– Немало, – согласился он. – Вам, я так полагаю, не меньше. Вы врач?

– Кольцов Андрей Петрович, бывший главный врач Московского окружного военного госпиталя, – произнес Андрей. – Сослан десять лет назад за синтез и употребление наркотического вещества. Сейчас спецслужбы используют его в качестве сыворотки правды.

Губы инквизитора дрогнули в слабой улыбке.

– Нам нужен был химик, – произнес Торнвальд. – Андрей Петрович, в столице эпидемия…

В эти самые минуты, когда он говорил эти слова, умирающую столицу заметало снегом. Никто не зажег фонарей на улицах, и город казался темной тушей издыхающего от заразы зверя, чья плоть уже начала гнить изнутри. Люди заперлись в домах и, живые, лежали в своих кроватях словно мертвецы. А снег заносил улочки и площади, поленницы дров для казни еретиков и ведьм, храмы и публичные дома, словно кто-то наверху дал задание заковать город в ледяной саркофаг, чтобы память о нем исчезла навеки. Андрею, сидевшему сейчас в теплом уюте избушки, вдруг привиделась столица, в которой он никогда не был, – люди в ней казались тусклыми огоньками свечей, которые задувало незримым ветром.

– Болезнь Траубера, – сказал Андрей. – Видоизмененная форма бубонной чумы, вирус которой захоронили на задворках космоса. Кто бы мог подумать, что нас с вами забросило на могильник.

Лицо инквизитора болезненно исказилось.

– Я санкционировал строительство храма на месте консервации вируса, – признался он. – Клянусь, я не знал…

– Не вините себя, Александр, – сказал Андрей. – Вы сможете завтра с утра поехать со мной в столицу? Я смог синтезировать биоблокаду. Хватит на всех.

– Разумеется, – Торнвальд хрипло откашлялся и предложил: – И, Андрей Петрович… обращайтесь ко мне на «ты», пожалуйста…

– Хорошо, – кивнул Андрей и отошел к столу – налить в кружку травяного отвара для своего пациента. После прививки биоблокады для скорейшего выздоровления всегда рекомендовалось обильное питье.

Несса сидела в углу и с невероятным любопытством смотрела то на лежащего Шани, то на Андрея. Ей ужасно хотелось узнать, о чем же они разговаривали на непонятном, но очень красивом языке.

– Это кто все-таки? – не вытерпев, спросила она у Андрея. – Солдат или инквизитор?

– Инквизитор, – подал голос Шани и для пущей достоверности потыкал пальцем в свою татуированную розу.

Несса невероятно засмущалась и невольно опустила глаза.

– Простите, господин, – промолвила она. – А камзол солдатский тогда откуда?

– Несса! – укоризненно сказал Андрей. Вот ведь любопытная девчонка!

Шани собрался с силами и сел на лавке – судя по тому, насколько осторожно он обращался с забинтованным плечом, ему было не слишком-то хорошо, а потом ответил:

– Это камзол капитана, который должен был отвести меня на казнь.

От таких новостей Несса натурально раскрыла рот.

– А разве инквизиторов казнят? – осведомилась она. Судьба капитана ее явно не интересовала.

Шани печально усмехнулся и кивнул:

– Мы горим точно так же, как и еретики, – грустно заметил он.

Метель усиливалась, и фонарь во дворе погас. Несса, устав слушать речь на незнакомом языке, подалась спать, а Шани и Андрей все сидели над кружками с нетронутым отваром и разговаривали о своей доаальхарнской жизни и о том, что произошло с ними за эти годы на Дее. В итоге Шани спросил:

– Скажите, Андрей Петрович, а почему вы раньше никого здесь не лечили?

Андрей задумался, глядя в метельный мрак за окном. Действительно, почему? Он же врач – что мешало ему, выучив язык, стать лучшим целителем Аальхарна и вытащить несчастную страну из болезней, которые бушевали каждую зиму, то легкие, то тяжелые… Разве не мог он синтезировать биоблокаду десять лет назад, еще по свежей памяти?

– Наверно, потому, что мне внушили принцип невмешательства в чужие дела и жизни, – произнес он, когда молчание стало уже неприличным. – И потом, это все-таки другая планета, а я не специалист по болезням гуманоидов. Но болезнь Траубера пришла сюда из моего мира, – он криво усмехнулся и закончил: – И некому было ее уничтожить, кроме меня.

– Интересно вы рассуждаете, доктор, – произнес Шани, и Андрей поежился: землянин перед ним растаял – за столом сидел инквизитор, очень неприятный, надо сказать, человек: образованный, въедливый и готовый ловить собеседника на противоречиях. – Тогда спрошу еще, раз уж у нас такой откровенный разговор завязался: отчего вы не пошли в город? До столицы не так уж и далеко. А вас, я так понимаю, выкинуло неподалеку от Кучек, ну вы тут и осели. Блестяще образованный человек, врач – и так банально кукует на болотах с немытой деревенщиной… Странно. Я понимаю, что общество аальхарнских ученых на нынешнем этапе развития науки для вас с вашими знаниями – что-то вроде песочницы, но все же…

Андрей улыбнулся.

– Это же совершенно другой мир, Саша. Я не имел представления о самых элементарных вещах, не владел фактами. Представьте, я даже не знал, как приготовить еду в печке, потому что ни разу не видел ни печки, ни горшка, ни котелка… Как бы я пришел в город, не зная даже основных принципов здешней жизни? Меня бы поймали и отправили на костер, обвинив в уйме самых невероятных вещей.

– Вот, – Шани прищурился. – Вот и корень проблемы. Вы попросту боялись: охранцев, моего ведомства, да Заступник там знает чего еще, и все эти десять лет вами руководил страх. Я понимаю, сгореть никому не хочется… – Он помолчал, пристально рассматривая разбухшие от кипятка травы в своей кружке. – Другое дело, как вы отважились этот страх преодолеть.

– Не знаю, – пожал плечами Андрей. – Наверно, понял, что если останусь в стороне, то окончательно утрачу право быть собой. А ради этого права я уже потерял однажды и семью, и дом.

Шани мотнул головой в сторону угла, где посапывала Несса.

– Дочь ваша? – спросил он.

– Нет. Ее мать забили камнями как ведьму, а Несса сбежала из деревни и прибилась сюда. Кстати, местные решили, что это она наслала мор – мстила за мать.

– Когда приедете в столицу, то не рассказывайте никому эту душевную историю, – посоветовал Шани, – а то погубите и ее, и себя. Представьте себя ее законным отцом – так вам обоим будет лучше.

Впереди Андрея опять ожидала полная неизвестность, и он вспомнил события десятилетней давности, когда уже попадал в похожую же ситуацию.

…Двери в камеру перехода еще были закрыты, но команда отправки в защитных комбинезонах уже возилась рядом с ними, завершая необходимые приготовления. Андрей с удивлением заметил, что особист, приходивший к нему, тоже находится в зале и выглядит на удивление взволнованным, словно процесс отправки осужденного в Туннель у него на глазах происходит впервые. Один из охранников передал Андрею мешок с пакетом милосердия; Андрей взвесил его в руке – легкий, ссыльным много не положено – и забросил на плечо.

– Волнуетесь, Андрей Петрович? – спросил особист. В его серых глазах Андрей прочел настоящее – и потому неожиданное и странное – беспокойство.

– Не знаю, – пожал плечами Андрей. – Не знаю…

– Я не даю вам какого-то особенного задания, – вернулся особист к их недавнему разговору, – однако… – Он замолчал. Команда отправки уже закончила приготовления, но Андрею почему-то было ясно, что пока особист не закончит разговор, двери камеры не откроются. – Его зовут Александр Торнвальд. Если он жив, то сейчас ему двадцать. Высокого роста, европейский тип, блондин, глаза голубые. Из особых примет – шрам на левой брови, шрам на животе после удаления аппендицита, родимое пятно на правом запястье. Конечно, я не уверен, что вы с ним встретитесь, Андрей Петрович, и не даю специального задания искать его. Но если вы все-таки найдете этого человека, то вручите ему передатчик. Не сочтите за труд.