Читаем без скачивания Готовься к войне - Андрей Рубанов

Он трудолюбивый, сильный, эрудированный, очень быстрый, у него деньги, у него свой банк, у него квартира в семистах метрах от Кремля, у него бешеная воля, у него все! — но он неинтересный, и точка. Его жизнь кошмарно однообразна и, чего греха таить, уныла. С самим собой — да, ему забавно, очень, его увлекает и полностью поглощает его дело, все эти комбинации с кредитами, депозитами, выгодным размещением временно свободных активов, форвардными и фьючерсными контрактами, опционами и прочими финансовыми фрикциями — но со стороны в свои тридцать он выглядит как приставка к собственному компьютеру; за таким любопытно, наверное, какое-то время понаблюдать, но связывать жизнь — верная гибель.

Почему тогда он эту мысль постарался затолкать на дно сознания, зачем, несмотря на суровый самому себе приговор, все-таки начал активные поиски невесты — впоследствии он никогда так и не смог ответить на этот вопрос. Или отвечал расхожими фразами. Устал от одиночества, человек — стайное животное и так далее. Разве это ответ? Настоящий ответ всегда страшно озвучить.

Однажды, спустя уже полгода после начала семейной жизни, он вызвал Камиллу на откровенность. Спросил, что же такого она — интересная девушка с изящными запястьями, последовательно отвергшая ухаживания разбитного криминального авторитета и донельзя утонченного владельца звукозаписывающей компании, — нашла в нем, некрасивом, всегда дурно одетом финансисте? И получил простой ответ: «Ты хороший».

Видит бог, он очень старался. Сразу после свадьбы впервые в жизни взял полноценный отпуск (сам у себя взял, сам себя отпустил). Две недели ничего не делал. Даже не думал о работе. Это стоило значительных усилий. Именно тогда, на Мадейре, он научился выбрасывать из головы ненужные мысли — бесценный навык, впоследствии развитый в систему.

Гуляли по Фуншалу, любовались океанскими яхтами с огромными, в двухэтажный дом, килями, заходили на рыбный рынок, где из толпы туристов со специального балкона наблюдали, как на широких столах местные торговцы, совершенно неотличимые от средневековых пиратов, огромными тесаками разваливают на части пятисоткилограммовые туши тунцов; потом шли в ресторан и ели «мясо на камне»: куски сырой говяжьей вырезки, подаваемые на раскаленном плоском куске гранита размером с книгу — сам отрезаешь, сам жаришь, тут же глотаешь; в другие дни заказывали особую, глубоководную рыбину, которую не надо потрошить — ее внутренности при резком подъеме из глубины сами вываливаются через рот; поднимались на фуникулере в горы, где воздух был таков, что предприимчивый Знаев тут же придумал сгущать его в баллоны и задорого продавать в Москве; он нырял со скал в горько-соленый океан или наивно пытался, обернув руку пластиковым пакетом, изловить краба, бегающего по суше едва не вдвое быстрее человека, а жена с безопасного расстояния ахала и мелодично запрещала; вечером снова гуляли, покупали бутыль сухой мадеры, отхлебывали, передавая друг другу, прямо из горлышка, он любовался, как Камилла это делает, — молодая женщина, глотающая портвейн из горла, выглядит ошеломляюще соблазнительно, — шли вдоль берега, наблюдая, как солнце падает за мыс Кабо-Жирао: поросшая эвкалиптами макушка и почти шестьсот метров скалы, отвесно опускающейся в синюю Атлантику.

Хорошо не думать о работе, если сбежать от нее за полторы тысячи километров. Из такого далека всякая работа видится тем, что она есть: всего лишь работой.

Путем последовательных, все более решительных усилий банкир превратил себя в семейного человека. Не менее одного дня в неделю полностью посвящал супруге: походы по ресторанам, клубам, театрам, галереям, магазинам, модным показам. Летали в Лондон — посмотреть шоу Мадонны. Летали в Милан — послушать оперу. Летали в Прагу — побродить по антикварным лавочкам Кампы. Снобизмом не страдали, могли прокатиться и в Коломну, где на крепостной стене шестнадцатого века местные энтузиасты, затянувшись в бряцающие кольчуги, рубились на всамделишных мечах и палицах.

Они хорошо проводили время, если не учитывать, что само выражение «проводить время» всегда приводило Знаева в бешенство. Проводить время — значит, расстаться с ним, прощально помахать ладошкой, пока оно исчезает навсегда, твое собственное, бесценное.

Когда Камилла забеременела, он вздохнул с облегчением. Следующие четыре года все шло правильно: жена занималась потомством, муж заколачивал деньги, появляясь дома только для того, чтобы поспать. Сын был важным элементом системы ценностей банкира. Личная экспансия предполагает появление наследника, продолжателя дела. Еще лучше иметь за спиной не одного продолжателя, а двух, трех; чем больше, тем лучше. Но банкирова жена наотрез отказалась размножаться. Знаев однажды сгоряча предложил ей пятьсот тысяч долларов за второго ребенка, независимо от пола. Не уговорил. И очень обиделся. Что это за жена, если она отказывается рожать мужу детей?

Сейчас, спустя восемнадцать лет после превращения гитариста в бизнесмена, спустя двенадцать лет после появления в его карманах первого миллиона долларов, спустя восемь лет после женитьбы, спустя полтора года после развода, — сейчас, когда на его плече лежала голова новой подруги (какой по счету? двести пятидесятой?) и несколько невесомых ее волос щекотали его ноздри, он слушал, как ночной ветер колеблет листья, как в трех километрах к западу, в деревне, брешет потревоженная собака, вспоминал тот разговор с женой, и ту обиду, и сразу же вслед за обидой всплывшую и навсегда запомнившуюся мысль: у него нет и никогда не было повода воспринимать женщин всерьез.

Они рожают детей, они наши матери, наши спутницы, они часто имеют над нами власть, без них нельзя, с ними лучше, чем без них, — но тот, кто попытается их понять, обречен.

Воскресенье

1. Воскресенье, 6.00–16.30

Воскресный день начался вязко. Едва проснувшись, словно похмельной зыбью качаемый, банкир со стыдом припомнил, как вчера позировал в лучах сверхмощных прожекторов, брызгал слюной, провозглашал себя изобретателем национальной идеи. Дрянь, пошлятина, как теперь в глаза смотреть самому себе… Тяжело начинать утро с покаяния. А ведь рыжая очень правильно сказала: Ты хочешь напугать людей и на этом заработать. Вот чем хороши женщины. Особенно обладательницы золотых волос. Они всегда смотрят в корень.

Осторожно выбрался из постели. Алиса спала ничком, пахла ребенком.

Бесшумно вышел на веранду. Кое-как стряхнул с себя остатки сна. Побродил по двору, свежим глазом подмечая некоторую запущенность: выбившуюся в щели между плитами траву, сорняки в цветах. Упал в бассейн. Вынырнул, правда, уже почти бодрым. Ко вчерашнему результату удалось прибавить две секунды. Отталкиваясь от этой маленькой победы, как от большой (какая разница? все победы велики одинаково), заставил себя воспрянуть духом. Тщательно размял суставы. Крутил плечами, бедрами, пока в позвоночнике не щелкнуло положенное количество раз.

Плохо, что вчера днем не поспал. Обычно по субботам он спал обязательно — два, а то и три часа, — но вчера не получилось, вчера ему пришлось развлекать свою девушку, нарушить режим. Удивляться нечему. Где девушки, там всегда нарушения режима.

Полчаса посидел с учебником испанского, залез под штангу, с хорошей яростью отработал намеченное, причем — из вредности к самому себе, в качестве наказания за то, что встретил новое утро без радости, — выбрал самое неприятное упражнение — приседания. Потом бродил вокруг дома, поливая из шланга дорожки, с удовольствием вдыхая аромат стремительно испаряющейся с нагретых камней воды — запах, уместный на приморских курортах и странно воспринимающийся в тридцати километрах от сухопутной Москвы. Вдруг сработала осязательная память — такое бывало редко; отчетливо вообразились горячие песчинки, прилипшие к голой, мокрой, сгоревшей на солнце коже. Синева, бирюза, океан, белое солнце, тяжелый накат волны, листья пальм трещат на ветру. Когда-то он думал, что так выглядит рай, и деньги, собственно, нужно делать только для того, чтобы почаще попадать под бирюзовые небеса. А сейчас, если б его спросили про место на земле, где его банкирская душа отдыхает, — он бы не нашел, что ответить. Последние годы банкир летал к океану чуть не каждый месяц, однако волны и пальмы теперь возбуждали не больше, чем их изображение на обертке конфеты «Баунти» или на рекламных объявлениях московских фирм, продающих Багамские офшоры.

Зажмурился на солнце — вдруг вспомнил, что ему нечем кормить свою девочку. Непростительное легкомыслие. Пригласил человека в гости, а у самого вторые сутки пустой холодильник. Бросился звонить рестораторам, заказал все, что пришло в голову. Пообещал доплатить за срочность. Засек время. С мгновенным отвращением подумал, что воскресенье все-таки начинается не совсем правильно — с телефонных звонков, со взглядов на циферблат. Ничего не поделаешь, Знайка. Ты теперь не один, у тебя есть женщина, тебе придется многое поменять.