Читаем без скачивания Голубые фиалки - Ронда Томпсон

Он провел рукой по волосам и снова отвернулся.

— Я не знаю, что и думать. Лучше бы я убил его там, в камере.

Наконец хлынул дождь. Грегори пошел прочь от их убежища. Виолетта звала его, но он не обернулся и уходил все дальше.

Она знала, что ее рассказ оттолкнет его. Но не могла предвидеть, что его отчуждение причинит ей такую боль. Где-то в самой глубине души она все же надеялась, что ее прошлое не будет иметь для него большого значения, и Грегори сможет принять ее такой, какой она стала теперь. Дождь залил их костер. Так правда залила тот огонь, который согревал ее изнутри. Она встала и вышла под дождь. Поток воды, низвергавшийся с небес, в мгновение ока промочил ее до нитки. Но ей было все равно. Если бы дождь мог смыть ее грехи и унести ненависть из ее сердца! Она хотела быть такой, какой ее еще несколько минут назад видел Грегори: хорошей, чистой, достойной любви. Но есть вещи, которые невозможно изменить, как бы страстно мы ни желали этого…

Краем глаза Виолетта видела, что Грегори вернулся под тент. Он не подошел к ней, не обнял и не сказал, что прошлое не имеет значения. Завтра он уедет. Что ж, разве не этого она добивалась — чтобы он не подвергал себя опасности и был подальше от нее…

Гроза бушевала. Сверкнула молния, и раздался могучий раскат грома.

— Виолетта! — услышала она крик Грегори. — Иди сюда! Ты хочешь, чтобы тебя убило молнией?

Ну по крайней мере ему не все равно, жива она или нет. Тут Виолетте в голову пришла новая мысль: теперь Грегори знает, что она не девственница, непорочность которой он должен защитить… А утром он уедет. Она сказала Веге, что была с другим мужчиной, что он больше не единственный хозяин ее тела. Он может настичь ее и убить. Или ее могут повесить после очередного ограбления, если она попадет в руки закона. Но она не хочет умирать, так и не узнав, как это бывает среди нормальных людей… Что происходит между мужчиной и женщиной. Виолетта начала быстро срывать с себя мокрую одежду.

Грегори сбросил мокрую рубашку. Он даст ей еще минуту, а потом пойдет и притащит в укрытие. Голова его шла кругом от того, что он услышал. Он сердился на Виолетту за ее обман, и его душили гнев и ярость из-за содеянного с нею. И еще разочарование — она оказалась совсем не такой, какой он ее себе представлял. Она одурачила его. Он-то принял ее за леди и обращался с ней как с леди, а она, должно быть, все это время смеялась над ним.

Раз она работала в таком месте, как салун «Салли», и была личной девкой Виктора Веги, то от ее невинности не осталось и следа. Да она, должно быть, знает такое — делала такое, — что и его заставит покраснеть. Через мгновение Грегори решил, что он прав. Вспыхнула молния. Виолетта стояла у тента. Обнаженная. Грегори со свистом втянул воздух. Ее влажная кожа блестела, струйки дождя стекали со всех восхитительных округлостей — мечта, которую каждый мужчина жаждет увидеть в своей постели… но на которой ни один из них не захочет жениться.

— Какого черта?

— Я… я хочу тебя.

Сначала Грегори обрадовался, решив, что страсть заставила ее обнажить свое тело и споткнуться на простых словах. Но потом он увидел глаза ее.

— Нет, не хочешь. Ты по-прежнему боишься меня. — Она вошла под тент и призналась:

— Боюсь. Я боюсь, потому что знала только страх. Я никогда не отдавалась Веге добровольно, и он бил меня… Я умею только бояться и ненавидеть мужчин.

Ее слова причинили Грегори почти физическую боль. Он не хотел представлять ее во власти этого негодяя и сам стыдился того, что почему-то обвинял Виолетту в случившемся с ней…

— Мне жаль, — сказал он, и это была правда. Только Грегори и сам не мог сказать, чего ему больше жаль — ее или себя.

— Я не знала, для чего меня продал отец, — прошептала Виолетта. — Думала, может, я буду готовить для этого человека… Мне было только четырнадцать…

— Не надо! — Грегори не хотел ее слушать, не хотел страдать вместе с ней и боялся той ярости, которая поднималась в нем, — ярости, готовой сокрушить негодяя.

— Я хочу рассказать тебе… хочу, чтобы ты знал. Вега снится мне по ночам, и тогда я кричу во сне. Он причина того, что я испытываю страх, когда ты прикасаешься ко мне… Я думала, что никогда не смогу желать мужчину — так, как хочу сейчас тебя.

Подумать только, а ведь он собирался сделать Виолетту своей очередной любовницей! И мысль о другом — или других — мужчине вообще не беспокоила его. Но теперь все изменилось. Исподволь и незаметно его чувства обрели глубину и силу, а потому сейчас рвали его сердце на части.

— Как мог родной отец продать тебя? Что же он за человек? — с отчаянием спросил Грегори. Испуганная резкостью его голоса и исказившимся лицом, она отшатнулась. Грегори постарался взять себя в руки: — Пойми, мне не так-то просто все это осознать!

— Тебе? А каково мне, как ты думаешь?

И вдруг то, что он считал ее позором, стало его стыдом. Какой же он бесчувственный негодяй! И глупый. Потому что он не хочет понять, зачем она обнажила свое тело и обнажает перед ним свою душу…

— Чего ты хочешь? — спросил он.

— Я хочу быть с тобой сегодня. Хочу, чтобы ты исправил зло, причиненное мне. Хочу поверить, что быть с мужчиной — не значит испытывать боль и унижение.

Никогда прежде Грегори не переживал чужую боль как свою. И такого смятения в мыслях и чувствах — тоже. Он всегда знал, чего хочет от жизни, и добивался этого разными способами. И никогда рядом не было человека, который полагался бы на него, ждал бы от него искренности и понимания. Привычная ложь между ними вдруг стала неуместной. Он должен быть честен с этой девушкой.

— Я не думаю, что смогу помочь. Ты не сможешь забыть, что Вега сделал с тобой.

— И ты тоже. Ты больше не хочешь меня. — Голос ее задрожал от слез.

Виолетта смотрела в глаза Грегори, словно надеясь прочесть в его душе, что это не так… Но Грегори, устав от сумятицы чувств, уже и сам ничего не понимал. Только вдруг осознал, что ее нагота по-прежнему беспокоит его. Вспышки молнии освещали прекрасное тело. Он впервые видел такую красоту. Блеск небесного огня отразился в слезинке, скатившейся по ее щеке. Грегори притянул Виолетту к себе, и кожа ее оказалась холодной, как мрамор. Он схватил одеяло и торопливо укутал в него Виолетту.

Потом губами осторожно осушил ее слезы, и вдруг ее губы оказались рядом. Его тело жило самостоятельной жизнью и совершенно не интересовалось неистовством чувств и мыслей, терзавших его сердце.

Губы Виолетты дрогнули:

— Забудь, кто я… Подари мне эту ночь.

Сможет ли он забыть? И, что более важно, сможет ли он заставить забыть ее? Ее тело искушало — такое женственное, такое прекрасное и такое желанное… И она тоже понимает, что это только на одну ночь, и не просит большего.