Читаем без скачивания Альфа Волк - Ольга Манилова

— К Альфе и Омеге. К истинным, — кивает она, и произносит так, будто это ругательные слова. — Я слушалась тебя, Альфа, и была с тобой. И буду. Но ты не умеешь слушать.

— Я не буду регистрировать что-либо личное, будь это даже салфетка, у государства, — выпускаю наружу всю злость и Яна внимательно смотрит на меня. — Есть догадки почему, ученая-мудреная?

— Ты хочешь, чтобы я жила у тебя, верно?

Из принципа не отвечаю, потому что она мне тут наводящими вопросами лекции читать не будет.

— Хочешь, — кивает она сама себе. — Но ты не спросил меня. Не позвал. Не пригласил. А сам знаешь… что сделал. И отправляешь меня в… комнату, — она с таким презрением и обидой это выговаривает, что не отслеживаю собственное движение и прямо перед носом у нее отказываюсь.

— Что, Омега? Что? Так вот в чем дело? И это я разговаривать не умею? Ты… Для твоих капризов я предложил. Чтобы у тебя что-то свое было. Не надо? Чудесно. Моя Омега со мной будет жить, спать и все прочее. Прекрасно, все решено.

— Каин… — вздыхает она, но я ладонь к себе на бедро перекладываю и сжимаю чуть.

— Бедная мерзость сейчас с голоду помрет, — замечаю я и ручник переключаю. Сдаю назад, а несносная девчонка руку не убирает.

И возвращаюсь обратно.

Шесть Альф все равно в две смены к работе приступят. Мало ли куда взбредет юной изобретательнице пойти.

— // —

Вечером умница ко мне на этаж покорно приходит. Сама додумалась. Это единственный похвальный поступок за сегодняшний день. У меня трясутся руки, когда переключаю плазму. Яна пошла на эксперимент днем и он затянулся на четыре с половиной часа.

Как бы объяснить ей, что почти семь часов для только что связанного Альфы — это слишком долго? До свертывающейся ядом кровью плохо.

Но, видать, объяснять нет надобности. Она понурая и взвинченная, и бледная.

Настаиваю, чтобы она воды выпила. Она ставит стакан на стол и явно открывает рот, чтобы сообщить сотни интересных и бесполезных мне вещей, а я подправляю гравитацию и силу притяжения для ее тела. Она даже не замечает, что я диван новый заказал: широкий и мягкий.

Она каждой клеткой вздрагивает и мягкой, как пластилин, становится, когда вставляю ей. Течет чистым, жидким сахаром. Всего лишь двумя загулами языка пробую напряжение ее колышущихся грудок, и несдержанно выпускаю узел. Закачиваю ее, и кожу ей на боках разглаживаю, слегка приподнимая ее за талию. Яна совсем невменяемой становится от наполнения, и у меня внутренняя тряска чуть попускается.

А вместе с тем приходит и решение.

Придется кое-то сделать, пока это только самое начало. Иначе она себя погубит. Вдруг пульс трепещет, от землетрясения своего ядра. Сердце чувствую горлом. Придется сделать, только в этот раз я и говорить ничего не буду.

Когда даю ей передышку, переключаю экран и громкость случайно подскакивает вверх.

Пуристы не слазят с каналов. Глава партии весь в белесых пятнах, его черные истончившиеся волосы увлажнились от испарины и прилипли ко лбу. Усмехаюсь, ведь не сдохнет всем назло.

— И успех техногенного прогресса — наилучшее и наглядное доказательство правильного пути. Нашего пути. Лишь замкнутый мир механизма прекрасен, — улыбается Виллье Ундиго. — Лишь замкнутый мир механизма.

Когда оборачиваюсь, невольно замечаю странное выражение на лице Яны. Она хмурится и словно вспомнить что-то пытается. Такое же выражение застряло на ее лице, когда она преодолела Альфа-приказ. Когда повторяла одну и ту же фразу по кругу, как заевшая звуковая дорожка.