Читаем без скачивания Приговоренный - Леонид Влодавец

Металл оружия успокаивал не сильно. Те, кто мог прийти этой ночью, тоже явились бы не с палками. Вчера еще Клыку было все равно. Он думал, что помереть от пули было бы легче, чем от заражения крови. Мучиться меньше. А вот сегодня, когда сил прибыло, когда появилось убеждение, что выкарабкаться можно, помирать не хотелось. Если б знать, что дырявая нога затянулась прочно и не подведет, можно было бы и драпануть. Вера нашла для Клыка кое-какие тряпки из отцовской одежды, когда-то оставленные здесь, у бабушки; кроссовки, в которых он приполз с болота, давно просохли и вполне годились по прямому назначению. Попробовал он и ходить, то есть слез с кровати и дошел до поганого ведра. Вышло, конечно, не очень. Боль от бедра отдавалась по всему телу. Хорошо, что не зацепили кость, но пока еще нога не шибко была пригодна для дела.

Где-то под утро, часа в три, когда уже светало, сон начал валить к подушке, глаза сами закрывались, веки слипались. Еще чуть-чуть — и Клык вырубился бы наглухо. Бери голыми руками. Но именно в это время предрассветную тишину потревожили несколько неблизких выстрелов. Нет, это не охотничек-бракоша решил завалить на зорьке лося Не в сезон и без лицензии на отстрел, не сторож-дедуля шуганул из берданки злостных расхитителей колхозных или акционерных корнеплодов. Слишком уж быстро и часто стреляли, а главное — это не были басовито-гулкие ружейные выстрелы, бухающие, раскатистые, не из ленивых охотничьих стволов. Тут злобно, коротко, резко и сухо палили из пистолета. Может, из одного, а может, и из двух. Выстрелов было пять или шесть. Слышались они со стороны Лутохина, но явно не из самого села. За пять километров Клык не смог бы их услышать так отчетливо.

Сон, конечно, как рукой сняло. Хотя, казалось бы, если кто-то уже стреляет, то к Клыку это могло и не иметь отношения. Гораздо больше его побеспокоил бы шум автомобиля. Он тоже должен был идти от Лутохина. С другой стороны в Марфутки на машине не проедешь. Впрочем, Клык догадывался, что те, кто за ним приедет, могут оставить машину далеко от деревни, где-нибудь за лесом, и не полениться пройти к Марфуткам пешочком, чтоб не вспугнуть свою дичь.

Палить этим молодчикам вообще-то не следовало до самой встречи с Клыком. Да и добравшись до него, Прокуроровы или «черные» ребята постарались бы сделать все без шума. Разве только если б Клык первый открыл стрельбу и показал бы этим охотничкам, что живым сдаваться не собирается.

Правда, мог быть такой прикол. В предрассветных сумерках граждане обознались, приняли за Клыка какую-то постороннюю личность — может быть, того же расхитителя акционерных корнеплодов, возвращавшегося на свою базу с мешком за плечами, — и открыли по нему беглый огонь на поражение. В результате обознатушек ежели прихлопнули, то разобрались и думают сейчас, куда девать этого никому не нужного жмурика. А вот если не прихлопнули, то гонятся за ним по горячему или даже кровавому следу. Опять-таки расхитители нынче пошли суровые, они, в свою очередь, могли оказаться при пушке, отчего могут быть жертвы и на другой стороне.

Так Клык себя успокаивал до тех пор, пока не выглянуло солнце, не запели птицы и не наступило настоящее утро. Тут-то он и расслабился, то есть заснул. Хотя прекрасно помнил, что менты от прокурора могут приехать и белым днем. Они — люди закона, им можно и не прятаться.

Проспал он часок, не больше, потому что разбудила его взволнованная, испуганная, бледная Вера.

— Проснитесь! Товарищ капитан! Проснитесь!

Клык разлепил веки, мотнул головой, цапнул рукоять «Макарова».

— Что там? — прохрипел он, все еще не выбравшись из сна.

— Машина сюда едет! Слышишь?

От волнения Вера в первый раз назвала «капитана» на «ты».

Сквозь нехотя уходящий сон Клык услышал упрямый гул мотора, тянувшего в гору нечто на четырех колесах.

— Ты ее видела?

— Ага. Я ее еще минут пять как услышала, вышла на крыльцо. У нас же с крыльца кусок дороги видно. Она как раз на поле из леса выехала. Черная, американский джип, по-моему. Я его позавчера видела около фермы. Знаешь, там, в стороне от дороги на Лутохино.

— Точно к нам едет? — спросил Клык.

— Больше некуда…

— Ты ж сама говорила, что видела его позавчера. Может, у кого-то здесь друзья живут?

— Нет тут ни у кого таких друзей.

— Вот что, — сообразил Клык, — бери чемодан, клади в него «дипломат» и дуй, пока не поздно, через улицу, к подруге. Соври чего-нибудь, только исчезни. Здесь через пару минут может стрельба начаться. Ты девка очень хорошая, жалко будет, если убьют. Опять же я на тебя надеюсь. Помни, о чем договорились. Быстро!

Вера не стала ничего говорить, ухватилась за «дипломат», сунула в старый чемодан и выбежала на крыльцо. Мотор джипа урчал где-то у околицы, но его еще не было видно за домами и заборами. Вера в три прыжка перескочила улицу и вбежала в калитку Надеждиного двора. Мотор урчал все ближе, машина явно уже катила по улице. Вера взбежала на крыльцо, толкнула дверь в сени, буквально вломилась в дом.

— Очумела? — Опухшая Надежда в драном халате испуганно хлопала заплывшими глазами. — Ты что, с кола сорвалась?

— Запри дверь! — не зная, рассказывать ли Надежде всю правду или врать, прошипела Вера. Именно в это время «Гранд-Чероки», окутанный пылью, притормозил у калитки Вериного дома…

Клык этого не видел. Он только услышал, как машина остановилась и смолк шум мотора. Чертыхаясь от боли, кусавшей бедро, он сумел передвинуть кровать параллельно окну и ребром повалить на нее стол, так что столешница заслонила оконный проем. От пуль она не защитит, но по крайней мере сразу, со двора, куда стрелять — не увидишь. Дверь он задвинул толстым, из настоящих досок, а не из ДСП сделанным комодом. Оставил узкую щелку у филенки — чтоб стрелять. Все одно не убежать, можно только кое-кого прибрать до кучи.

— Хозяин! — позвали из сеней. Вера, конечно, дверь за собой не заперла. — Чего не встречаешь?

«Это кто же? — удивился Клык. — Голос что-то знакомый… Но не прокурор — это точно».

— Прихворнул я, — отозвался он почти спокойным голосом, — Заходите, гости дорогие!

И передвинул флажок предохранителя на АВТ. Ой щелкнул довольно громко, и если «гости дорогие» имели хороший слух, то должны были все понять правильно.

Клык бросил взгляд на окно. Скорее всего вначале сунутся оттуда. Он отошел в угол, откуда можно было угостить очередями и тех, кто полезет в окно, и тех, кто станет ломиться в дверь.

— Ты что, корефан, не узнал, что ли? — бодро спросил знакомый, но так еще и не опознанный голос уже из кухни. — Курбаши помнишь?

Курбаши? Мать честная! А этот откуда взялся?

Да, теперь Клык вспомнил. Голос этот он слышал семь лет назад, когда мотал свой последний срок. Тогда в их отряд перевели мрачного, усталого от жизни и всяких дурацких поворотов судьбы парня. Смуглого от въевшейся в шкуру афганской пыли, но русского по фамилии Курбатов. От привычки вставлять в речь всякие словечки, выученные за Гиндукушем, и от фамилии получилась кликуха — Курбаши. Сидел он за то, что танком сшиб в пропасть какую-то тамошнюю «бурбухайку». Вроде бы эта «бурбухайка» нарочно застряла, чтоб запереть дорогу, но в ней какие-то люди оказались, которых за душманов не приняли. Вот трибунал и запаял бойцу-интернационали-сту пять лет строгого. Правда, в 1989-м, то есть всего через пару лет, Курбаши попал под амнистию и покинул НТК. Спасибо Съезду народных депутатов СССР. Но вообще-то могла его жизнь, кое-как отпрыгнув от духовских пуль, ушибиться о разные житейские неурядицы зоны. Со всякими обычаями-понятиями Курбаши знакомился неохотно, часто выступал не по делу.

Само собой, что кое-кому на зоне такой гражданин не нравился. Слишком упрямый какой-то, неуважительный, не знающий и не хотящий знать, кому дано, а кому нет. За пахана по отряду числился тогда Флегонт, за которым были три хорошие ходки, две мокрухи доказанные и столько неизвестных широкой публике, что жуть брала. В последнее время Флегонт сам лично никого не мочил, но если обещал, что с кем-то может произойти несчастный случай, то этот случай обязательно случался. Поэтому если Флегонту кто-то не нравился, то земное существование у такого зека резко сокращалось. Конечно, если он не находил в себе сил исправиться. При Флегонте имелось штук пять верных шестерей, которых он регулярно проверял на эту самую верность, с десяток стукачей, осведомлявших основного о настроениях в массах, несколько сменных «машек» мужского пола и еще какой-то персонал. Клыка он считал за человека и уважал, потому что тот все делал по понятиям, хорошо зная, что ему положено на этой зоне, а что нет. То, что за Клыком тоже мокро, он знал. Шестерки его попусту Клыка не беспокоили. Так что в принципе каких-то претензий у Клыка к Флегонту не было, и, возможно, если б не печальное стечение обстоятельств, то они расстались бы корешками и после, встретившись где-нибудь, выпили бы за все хорошее. Но вот не посветило…