Читаем без скачивания Дальний умысел - Том Шарп

Пипер отложил перо и подумал про мисс Пирс. Будь она мужчиной… или будь она Гвендолен, а он Энтони… и если бы Энтони было не двадцать семь, а четырнадцать… или если б, еще того лучше, родители его жили бы в доме на холме в окружении трех вязов, березы и… Пипер встал и прошелся по веранде, зажигаясь новым вдохновением. Ему вдруг пришло в голову, что сырье «Девства ради» можно переработать в «Поиски утраченного детства». А если не переработать, то создать сплав. Придется, правда, внести кой-какие поправки. Чахоточные слесари — они, конечно, на холмах не живут. Но с другой стороны, у отца его чахотки-то не было. Чахоткой повеяло от Лоуренса и Томаса Манна. А любовная связь школьника и учительницы — дело обычное, только надо избегать физиологических подробностей. Да, именно так. «Возвратный труд» станет «Поисками». Он сел за стол, взял перо и начал переписывать. Теперь не было нужды менять повествовательные очертания. Кедр, дом на холме и вообще тому подобные дома пусть будут как есть. Новизну внесет его мучительное отрочество и присутствие его исстрадавшихся родителей. Плюс мисс Пирс, она же Гвендолен, его наставница, советчица и преподавательница, с которой развернутся сложные отношения, сексуально окрашенные и без всякого секса.

И снова затолпились на странице неизгладимые чернильные слова, сложенные по-прежнему изящно, на радость автору-переписчику. Внизу играло солнечными отсветами озеро, ветерок шевелил деревья над коттеджем, но Пипер потерял из виду окружение. Он воссоединил свое существование, прерванное в Эксфорте, в пансионе Гленигл, — и трудился над «Поисками».

Когда Бэби вернулась под вечер с рукописью, ксерокопия которой была отправлена из Нью-Йорка «Френсику и Футл», Ланьярд-Лейн, Лондон, Пипер уже стал самим собой. Пожар и бегство были забыты.

— Видишь ли, я тут сообразую «Девство» с моим собственным романом, — объяснил он, когда Бэби наливала себе виски. — Гвендолен теперь у меня…

— Утром расскажешь, — прервала его Бэби. — День был трудный, а завтра нам снова в путь.

— Я смотрю, ты новую машину купила, — заметил Пипер, глядя на красный «понтиак».

— С кондиционером и южнокаролинским номером. Если они вдруг надумают нас искать, я им не завидую. На этот раз я и меняться не стала. Продала «форд» в Бинвилле, оттуда автобусом в Шарлотт, а этот купила в Ашвилле на обратном пути. Дальше к югу еще разок сменим машину и совсем запутаем следы.

— Не лучший способ их путать — слать «Девство» Френсику, — сказал Пипер. — То есть он ведь теперь знает, что я не умер.

— Да, кстати. Я ему послала от твоего имени телеграмму.

— Ты, кстати, что? — потерял голос Пипер.

— Телеграмму послала.

— И что в телеграмме?

— Всего-навсего: «Переводите аванс последующие отчисления Нью-Йорк Первый государственный банк счет 476994 любящий Пипер».

— Но у меня нет счета в…

— Теперь есть, милый. Я открыла его на тебя и сама сделала первый вклад: тысячу долларов. И когда Френсик получит поздравление.

— Поздравление? Вымогательская телеграмма называется у тебя поздравлением?

— Надо же дать ему время ознакомиться с подлинником «Девства» — вот я и заказала ему сюрприз к девятнадцатому, якобы ко дню рождения.

— Господи, — сказал Пипер, — ну и сюрприз. Ты хоть знаешь, что у него больное сердце? Такие потрясения могут убить его.

— Будете квиты, — сказала Бэби. — Тебя-то он фактически убил.

— Вовсе не он. Это ты подписала мой смертный приговор и загубила мою писательскую карьеру.

Бэби допила виски и вздохнула.

— Вот она, благодарность. Твоя писательская карьера только начинается.

— Посмертно, — горько сказал Пипер.

— Что ж, лучше поздно, чем никогда, — заметила Бэби и отправилась спать.

Наутро красный «понтиак» отъехал от коттеджа и запетлял по горной дороге в направлении Теннеси.

— Доедем до Мемфиса, — сказала Бэби, — там разделаемся с машиной и подадимся автобусом назад к востоку, в Чаттанугу. Я всю жизнь хотела посмотреть Чух Чух.

Пипер никак не отозвался. Он только что припомнил, как судьба свела его с мисс Пирс, она же Гвендолен. На летние каникулы родители взяли его в Эксфорт, он как-то оставил их на пляже, пошел в публичную читальню и там… Нет, дом стоял не на холме. Он стоял на вершине горы в окружении скал, а окна выходили на море. Впрочем, это лишнее, пока и так сойдет. Пусть дом стоит, где стоял; надо разрабатывать нюансы отношений. Таким образом «Девство» и «Возвратный труд» будут согласованнее в деталях, вообще тождественнее. Вот уж в третьей версии он займется обстановкой и перенесет дом на эксфортские скалы. Что ни переработка, то приближение к его великому замыслу, оплодотворенному десятилетними трудами. Пипер осознал это и улыбнулся. Как автор «Девства ради помедлите о мужчины» он приобрел долгожданную славу, она сама обрушилась на него — и теперь, медленной, кропотливой переделкой этой книги он создает труд своей жизни, литературный шедевр. И Френсик никак не сможет этому помешать.

В Мемфисе они переночевали в разных мотелях, утром встретились на автостанции и поехали в Нашвилл. Красного «понтиака» точно не бывало, но Пипер даже не стал спрашивать, куда Бэби его дела. У него на уме были дела поважнее. Что, например, случится, если Френсик предъявит подлинную рукопись «Девства» и признается, что послал Пипера в Америку вместо настоящего автора?

— Два миллиона долларов, — кратко ответила Бэби, когда он изложил ей свои опасения.

— При чем тут два миллиона долларов? — не понял Пипер.

— Столько на тебя было поставлено в покерной игре с Хатчмейером. Чтобы блефовать, рискуя двумя миллионами, нужны веские причины.

— Ума не приложу, что это за причины.

— Какая-то лажа с настоящим автором, — усмехнулась Бэби. — Только не дури мне голову насчет многодетного подагрика. Нет его в природе.

— Как нет? — удивился Пипер.

— Нет и не было. Френсик поставил на карту свою репутацию посредника за проценты с двух миллионов и в угоду автору, который согласился на подмен, лишь бы остаться анонимом. И так уж все чудно, а это едва ли не чуднее прочего. Узнал бы Хатч, как его водят за нос, он бы с них шкуры посдирал.

— Если бы Хатчмейер узнал про нашу затею, он бы тоже не очень обрадовался, — мрачно сказал Пипер.

— Ну, нас-то под рукой нет, а Френсик — вот он, на Ланьярд-Лейн. Как раз сейчас, наверное, потом обливается.

Глава 17

А Френсик и в самом деле обливался потом. Большая бандероль из Нью-Йорка, адресованная лично Фредрику Френсику, особого любопытства у него поначалу не вызвала. Спозаранку явившись в контору, он принес бандероль к себе наверх, прочел несколько писем и лишь затем распечатал объемистый пакет. Распечатал — и оцепенело уставился на его содержимое. Перед ним лежала аккуратно ксерокопированная и несомненная рукопись Пипера, и рукопись эта столь же несомненно была подлинником романа «Девства ради помедлите о мужчины». Чего быть никак не могло. Пипер этой чертовой книги не написал. Не мог он ее написать. Исключено. Вдобавок зачем слать ему ксерокопию рукописи? Ага, рукописи. Френсик полистал ее и заметил поправки — да, черт его дери, это черновик «Девства». Написанный почерком Пипера. Френсик встал из-за стола, пошел к архивному шкафу, извлек папку с надписью «Мистер Смит» и сличил почерк писем и черновика. Он самый. Френсик даже достал лупу и принялся разглядывать буквы. Такие же. Господи, что это за чертовщина? Просто кошмар наяву. Пипер написал «Девство»? Совершенно нелепое предположение. Этот шибздик в жизни бы не написал… а если вдруг неким чудом — то как же мистер Кэдволладайн и его таинственный клиент? Зачем тогда было Пиперу присылать перепечатку книги через оксфордского поверенного? И вообще, он же погиб, мерзавец. Или не погиб? Да нет, сгинул, утонул, убит… Уж Сонино-то горе было неподдельно. Пипер погиб. И он вспять вернулся к вопросу: кто же прислал ему этот замогильный манускрипт? Из Нью-Йорка? Френсик поглядел на штамп. Из Нью-Йорка. И почему ксерокопия? Должно же быть какое-то объяснение. Френсик схватил и распотрошил обертку в надежде, что там окажется сопроводительное письмо, но письма не было. Адрес напечатан; обратного адреса на задней стороне бандероли не имелось. Френсик снова обратился к рукописи и прочел еще несколько страниц. Почерк подлинный, и поправки на каждой странице никаких сомнений в этом не оставляют. Точно такими были испещрены все ежегодные версии «Поисков утраченного детства»: слова и фразы аккуратно вычеркнуты и сверху надписаны другие, буква в букву. Ошибки, и те налицо: Пипер всегда писал «черезвычайно» с двумя «е», а «парраллельный» с двумя «р» — вот они, избыточные приметы его авторства. Стало быть, проклятый графоман в самом деле накатал книгу, которая вышла в печать с его именем на титуле. Но ведь имя-то поставили без Пипера: его уговорили, когда книга уже была запродана…