Читаем без скачивания Мужчины из женских романов - Эллина Наумова

Это был предел. Света больше не могла захлебываться в сточной канаве. Там тоже случается обнаружить нечто годное к использованию. Даже полезное. Но ведь его надобно сначала отмыть, продезинфицировать, высушить. А это занятие для людей не совсем нормальных. Ладно, пусть экстравагантных. Пусть доведенных жизнью до крайности. Хотя однажды девушка слышала иную трактовку. Знакомая рекомендовала всем читать триллер про педофила, изобиловавший натуралистическими деталями. Когда ответом ей служило кручение указательного пальца у виска, она неестественно хмурилась и томно мурлыкала: «Зато повозбуждаетесь». И ведь многие опускали глаза, негласно признавая, что да, вероятна и такая реакция. Ее стыдятся, потому и не берут в руки некоторые книги и диски с фильмами. Света пропустила два листа. А на следующем Кларисса уже бойко повествовала, как ее героиня выучилась в университете. Она так успевала по всем предметам, что еще на третьем курсе ей гарантировали работу в солидной компании. Получив диплом, она сразу трудоустроилась. Как много было планов. Как порхала в мечтах она, лучшая из лучших, от должности к должности. Вспомнить противно. На деле таких блестящих студентов набралось с десяток. Молодняк не щадили – впрягли в тележки, нагрузили их доверху и благодушно наблюдали, как ослики кусали и лягали друг друга, чтобы первым добраться до единственной морковки. Героиня боролась, часто оказываясь расторопнее, дальновиднее, умнее, хитрее и, что греха таить, подлее многих. Через три года ее и еще одного бывшего бриллиантового перевели из осликов в люди. Остальных назначили полноценными ослами.

Но она уже сообразила: никакой карьерной лестницы нет. Каждое повышение открывало дверь в комнату чуть большего размера. Там шипела кучка саботажников, алкавшая твоего места. Их надлежало усмирить, организовать и вместе сделать ремонт – косметический или капитальный. А затем поддерживать чистоту, не мусоря самой и не давая команде гадить по углам. Рано или поздно являлась какая-нибудь высокая комиссия. Если ей все нравилось, тебя одну выпускали в еще более просторную комнату. Или выгоняли через отдельную дверь. И снова ненавидящие взгляды, сопротивление коллектива и ремонт. Даже поняв это, она еще какое-то время стремилась в тронный зал. Думала, сумеет там встать так, чтобы царь хоть краем глаза изредка находил. Но было все очевиднее, что в граничащие с этим залом помещения направляют с другой стороны.

А работать приходилось все больше – часов десять, иногда двенадцать. Зарплата тоже увеличивалась. Но по сравнению со специалистами ее уровня в Европе и тем паче в Америке получала она немного. Убедить в этом отечественную нищету не представлялось возможным: лопатой гребет, стерва, раз до тридцати позволила себе двухкомнатную вторичку и машину. Она знала, что на лучшее надо копить долго, если не влезать в банковскую кабалу. А зачем? В доме принимают гостей и растят детей. Героиня же возвращалась с работы в одиннадцать вечера и в семь утра уезжала. И в воскресенье только отсыпалась за неделю. У нее были великолепные перспективы в фирме – разгрести хлам еще в одной комнате и застрять там надолго. «Но почему?» – нервно спрашивала она одну из руководящих дам, которая к ней благоволила, считая умницей с железным характером. «Так ты стоишь на черте, где тебя еще нетрудно полноценно заменить. Вдруг или замуж выскочишь, или без мужа родишь, – объясняла та. – У меня карьера пошла по-настоящему, когда детям исполнилось восемь и десять». – «Тем более мне необходимо знать свое место в резерве на выдвижение. Может, если буду при деле, и без ребенка обойдусь. Ну его, все равно вырастет и уйдет. Мне хочется поскорее выбраться из рутины. Чтобы жизнь подбрасывала задачи, а не клерки с их вечной склонностью напортачить и отползти», – горячилась она. И выслушала ответ, еле протиснувшийся сквозь смех женщины, которая начала в семидесятом году прошлого века и успела все: «Многие зарекались. А лет в тридцать в мозгах что-то щелкает, разум отключается, и аборт поздно делать».

Получалось, для карьеры полезнее вовремя стать мамой. Два месяца в декретном отпуске, два – в послеродовом, и начальство удовлетворено: второго ребенка женщина с интеллектом в своем уме рожать не будет. Любовника, которого можно не ставить в известность о том, что не глотаешь противозачаточные, найти легче, чем законного супруга. Но как отдать дитя с пеленок во власть нянек и гувернанток? Долго ли окончательно превратиться в зарабатывающую машину? И что будет, если эта машина вдруг сломается? Ни заболеть, ни умереть нельзя с чистой совестью. Какая-то вина ни за что. Денег много, но тебя дитятко сутками не видит – плохо. Трясешься над ним с утра до ночи, но кормишь и одеваешь кое-как – тоже. Героиня Клариссы вообще считала женщин, производящих на свет человека «для себя», умственно неполноценными. Ее ужасало то, к чему Толстой готовил детей: «Сначала внучка была мала, и бабка за ней ходила. Потом бабка стала стара, и внучка ходила за бабкой». Потребительская гадость. Нет, она была из тех, кто рожает мужчине. Штамп в паспорте – ерунда. Кто-то бросает жену и детей, кто-то женится, стоит появиться ребенку. Если любви, о которой все грезят, отпущено природой максимум семь лет, а потом это уже либо дружба, либо долг, то суетиться нечего. Но отец должен быть. От него, как от печки, пляшут чада. Мысль о том, что, презирая роды типа «нам, кровиночка, никто не нужен», она готова была забеременеть для успокоения начальников, взбесила бедняжку. Компромисс плавал по людскому бытию и не тонул, как то самое. И она взялась за поиски мужа, чтобы все-таки родить.

Ей довелось узнать только два типа мужчин. Властолюбивые самцы были подозрительны, обидчивы и мстительны. Для них не существовало ерунды: непосредственная улыбка, восклицание, жест казались посягательством на авторитет. Сами они всегда блюли себя в показной чистоте. И к ним необходимо было приближаться в идеальном виде и состоянии. Только это позволяло упоенно не чувствовать себя ничтожеством. Возвышенно унижало. А широкой души мужики и себе, и женщине легко позволяли естественность. Потому что ничто, кроме ощущения собственной широты, их не занимало.

Это было самое неудачное предприятие. Когда хочешь взаимной страсти, мужчины – люди. Они добрые (если не злить), щедрые (если тратят на то, что сами считают тебе полезным), веселые (если развлекать). Но с точки зрения ответственности перед женщиной и будущими детьми они животные. И не прочь разделить обязанности с государством: пусть защищает, лечит, учит, дает работу и прочее. Тех, кто хотя бы теоретически воспринимал отцовство не как маленькую должность, но пожизненное состояние, героине найти не удалось. Спать никто не отказывался. Жить за ее деньги, «пока не минуют временные трудности, клянусь, года три, не дольше», соглашались все. Многие были за «справедливый вариант» – формировать общий бюджет поровну, а оставшимся от зарплаты пусть каждый распоряжается лично. Но жениться не хотел никто. Более того, сразу оговаривали, что и под залет не станут. Вот тогда она повадилась вымогать у них сувениры. С паршивого барана хоть шерсти клок. И, раскручивая, хитря, не мытьем, так катаньем добиваясь своего, героиня получала несказанное удовольствие. Герой был небогатым, но перспективным. Она любила его. С ним надо было как-то иначе. И поначалу выходило. Но стоило возникнуть неизбежным трудностям, когда люди перестают «крахмалиться» друг перед другом, как она сорвалась. Компенсация за обиды выворачиванием бумажника стала привычкой.