Читаем без скачивания Покой - Вулф Джин Родман

Она продолжила объяснять: «Я надеялась, малыш Чарли сможет стать человеком-псом. Пока он еще маленький, он может быть мальчиком-щенком, а потом человеком-псом, когда подрастет. Я видела таких, и можно сделать хорошее представление, если немного потрудиться. Я была на одном, где выступающий вытягивал обруч с бумагой, и человек-пес бегал вокруг – как собака, понимаете, и делал вид, что кусает выступающего за лодыжку, – а затем прыгал через обруч. Затем выпустили кошку – она как будто случайно оказалась под ванной, которую выступающий поднял для очередного трюка. Она выскочила из шатра через верх, и человек-пес погнался следом. Представление было отличное, они здорово играли. Повсюду в цирке посетители только про них и говорили».

«А вам не кажется, что было бы лучше просто оставить маленького Чарли в покое?»

«Нет. – Она на минуту задумалась – я увидел на ее лице признаки размышлений, – потом покачала головой. – Нет, не кажется. Только, мистер, знаете, о чем я только что подумала? Вы не знаете моего имени, а я не знаю вашего. Я Клеопатра, Девушка-Тюлень, но на самом деле меня зовут Джанет Тернер. Вам не обязательно пожимать мне руку».

«Я Джулиус Смарт, миссис Тернер, и я бы хотел пожать вам руку». Я взял ее правую кисть у плеча, как будто в этом не было ничего необычного. Я заметил, что у нее нет обручального кольца, но ничего не сказал.

«Ну, может, ваша фамилия и означает по-английски „Умник“, но, знаете ли, по-настоящему умный человек – тот, на кого вы работаете. Мистер Тилли знаменит на весь белый свет. Люди твердят, если бы родители той девочки не кормили ее табаком, а купили снадобье у мистера Тилли, она стала бы подлинной лилипуткой. Есть такие, кто ему этим обязан, и когда я работала в Объединенном шоу братьев Росси, там был один по прозвищу Полковник Болингброк – он сказал мне, что три года назад начал расти и не стал тратить время зря; как только увидел, что происходит, покинул шоу и купил билет, чтобы приехать сюда и получить кое-что у мистера Тилли, и это остановило его рост навсегда. Карликов мистер Тилли тоже создает – вы в курсе, да? И микроцефалов, и живые скелеты, и даже Великий Лито у него в долгу… Думаете, кофе уже достаточно остыл?»

Я окунул в него палец и сказал, что да; она наклонилась, уложила мальчика на свернутое одеяло и начала вливать ему в рот ложку за ложкой. Просто поразительно, как она изгибалась всем телом и делала разные вещи, для которых не хватало длины рук.

«Видите ли, мистер Смарт, может показаться, что я все чересчур усложняю, но просто хочу обеспечить будущее малышу Чарли. Взгляните на меня – я единственный особенный человек во всей семье, а у меня два брата и три сестры. Когда я была маленькой, они иногда смеялись надо мной, но не так сильно, честное слово, и мама всегда заботилась обо мне изо всех сил, потому что я была другой. Потом приехало странствующее шоу, и моей семье дали немного денег, чтобы взять меня с собой, а половину моего жалованья отправляли домой от моего имени. Мама хотела приберечь деньги для меня, но я сказала, когда вернулась в первый раз, чтобы она все потратила; к тому времени я повидала достаточно карнавалов, чтобы понять: Господь дал мне способ прокормиться, который никто не отнимет.

Одного моего брата убили во Франции; другой теперь владеет фермой, и я до сих пор навещаю его и его жену примерно раз в два года. Старая захудалая ферма, где земля совсем истощилась, а они не могут сдвинуться с места ни на шаг. Все мои сестры замужем за мужчинами, которые трудятся на мельницах. Разве такой жизни я желаю Чарли? Трудиться как раб с утра до ночи и знать, что если он потеряет место, то другого уже не найдет? А когда ребенок…»

В этот момент она залила Чарли в рот большую ложку кофе и остановилась на минуту, чтобы погладить его и поворковать, как это заведено у матерей.

«…взрослеет в таком шоу, все происходит по сценарию. Если ты особенный, все тебя уважают; если нет – я сама такое видела, – приходится все время трудиться, суетиться и пускать пыль в глаза, демонстрировать окружающим, что ты не какой-нибудь понедельничный воришка[54], а честно выполняешь свою работу. Я видела, как это изматывает».

Через некоторое время мальчика вырвало, и я показал безрукой, как его держать, чтобы он не подавился. Появился какой-то мужчина и сел рядом с нами; поскольку в палатке было темновато, за исключением яркого пятна у самого входа, я не сразу заметил, что одна сторона его лица полностью белая и неподвижная. Я спросил, какова его роль в этом странствующем шоу.

Мать Чарли сказала: «Это Лито, мистер Смарт. Человек-статуя».

Лито достал из кармана большую кухонную спичку, чиркнул ею об щеку и зажег сигару.

– Мистер Смарт, вы выдумываете! – воскликнула тетя Оливия. – Я уже давно это заподозрила, а теперь не сомневаюсь.

Мистер Макафи робко заметил:

– Однажды я видел, как человек зажег спичку о ладонь. Он был танцором ганди[55] и с утра до вечера забивал кувалдой костыли.

– Не смеши меня, Джимми. Никто не забивает костыли лицом.

– «Раньше были схожи ты и я, а теперь перед тобой живая статуя», – проговорил мистер Смарт. – Вот что он заявил, а потом выпустил мне в лицо струю сигарного дыма. Вы можете не верить, мисс Вир…

– Зовите меня Ви, Джулиус. Разве вы не заметили, что так поступают все остальные?

– Вы можете не верить, мисс Вир, но именно так он и поступил. Затем сказал: «Думаете, у меня что-то на лице? Посетители всегда так думают. Я слыхал, как они шепчутся, дескать, я наношу на кожу тонкий слой клея, смешанный с порошкообразной пемзой. Так чинят старый пол – с виду как новенький, но на таких досках никто не поскользнется, если сверху лаком не пройтись. Я позволяю себя потрогать, и тут человек понимает, что у меня вся кожа твердая – мягко только во рту».

Я попросил разрешения его потрогать, и он наклонился ближе. Его щека на ощупь была совсем как бок Мистера Т.

Безрукая сказала: «Гарри, он работает на мистера Тилли и знает все».

«Только начал, – уточнил я. – Видимо, вы принимаете обычные лекарства для этого».

Он сказал, что да – дескать, Мистер Т. велел ему быть осторожным; поэтому он наблюдает, как растут пятна (так он их называл: «мои пятна»), и когда они становятся слишком большими, перестает принимать снадобье, и тогда окаменение замедляется.

– Ден, не пора ли тебе ложиться спать?

Тетя Оливия говорила не всерьез. Она принадлежала к той когорте единомышленников, которая отвечает на справедливые требования долга исключительно ритуалами; с тем же настроем, с каким приказывала мне лечь в постель, она позже – когда стала миссис Смарт – три-четыре раза в год раскаивалась в случайных связях с профессором Пикоком или спонтанных ночах с мистером Макафи. Я, конечно, лег в постель через некоторое время, преследуемый безрукими женщинами и скачущими галопом китайскими офицерами. Помню, как проснулся утром, обуреваемый смутным ужасом, однако история Джулиуса Смарта меня больше не беспокоила, пока я не пересказал ее (к тому времени, уверен, поблекшую и приукрашенную временем, как сейчас) Маргарет Лорн.

Мы отправились к пескам и черным ивам в низовье Канакесси на то, что должно было стать пикником, хотя я не думаю, что кто-либо из нас испытывал реальное желание посягнуть на бутерброды и термос с ледяным чаем, которые упаковала Маргарет. Что касается меня, то я испытывал не голод, а бурлящие чувства, которые, полагали, по крайней мере частично, придали девственности магический оттенок, который она еще не полностью утратила в то далекое время: способность приманивать единорогов, предсказывать будущее, видеть волшебный народ. Подобно тому, как первобытные люди приписывали алкоголю сверхъестественные силы, называя его «водой жизни», или искали доступ в мир духов в удушливых серных испарениях и отварах трав, так и смешение эмоций, характерное для девственности, казалось им состоянием, превосходящим обыденную человечность. Опытные чувствуют любовь, желание или то и другое вместе. Неопытные больны тысячью чувств, большинство из которых не сформированы: они боятся, что не смогут любить или вселять любовь; боятся того, что могут натворить, если однажды позволят эмоциям увлечь себя; боятся, что не смогут перерезать пуповину, которая связывает их с поверхностными детскими привязанностями; жаждут приключений и все же не могут понять, что их приключение настало, что скоро все исчезнет, кроме любви и желания.