Читаем без скачивания Планета шампуня - Дуглас Коупленд

Мы мчимся в ночь без болтовни и без музыки. Вокруг все плоско, сухо, по-ланкастерски. Стефани на сиденье сбоку от меня засыпает, и я думаю о родных и друзьях, которых я оставил дома. Я заезжаю в магазин сети «Серкль-К» купить пакет ностальгической «Сырной радости» и бутылку имбирной шипучки, и меня посещает горделивое чувство принадлежности к обществу, которое способно позаботиться о том, чтобы маяк света и технического прогресса, вроде этого ночного магазина, работал как часы даже здесь, где вокруг ровным счетом ничего. Магазины, где есть все необходимое на первый случай и где клиентов ждут в любое время, — вот экономический двигатель Нового Порядка.

Внутри магазин представляет собой просторный склад картофельных чипсов, шоколадных батончиков, попкорна и журналов для автомобилистов — и это практически весь ассортимент. Сокращение числа зоологических видов снаружи — сокращение выбора продуктов внутри. Вот оно, новое равновесие в природе.

Зато освещен магазин так, что глазам больно: весь потолок утыкан флуоресцентными лампами — на посадочной полосе авианосца и то, наверно, меньше. Прикрывая рукой глаза (от рези даже голову заломило), я как могу пользуюсь своим потребительским правом выбора и иду к прилавку, за которым сидит кассир в солнцезащитных очках. Я расплачиваюсь пятидолларовой купюрой, где моей рукой написано:

БОЮСЬ ДРЕМУЧЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

46

Вы когда-нибудь изучали свою родословную? Искали когда-нибудь встречи с неведомой родней только потому, что в вас течет одна кровь? Звонили незнакомому человеку, свалившись на него как снег на голову? Стучались в его дверь — потому что знали, что там, за дверью, некто с такими же, как у вас, хромосомами?

Возможно, вы ответите да, и даже, может быть, вы были тогда приятно удивлены. А может, и пожалели о своей затее. Может, до вас дошло, что некоторым лучше оставаться просто именем и датой на пожелтелом блокнотном листке в глубине выдвижного кухонного ящика — на листке, где в одном углу рукой вашей сестры наспех записан номер телефона ее нового ухажера (МЮРРЕЙ — БОГ: 684-1975), а в другом рассеянно кем-то начатая и незаконченная игра в «балду» (Х_3_РД_Л_КХ_Д).

Может, взглянув на этих незнакомцев, вы мысленно сказали себе: «Вы не я» — и ошиблись. Они — вы, а вы — они. Один лес.

Мой биологический отец, Нил, живет в обшитой кедровыми рейками «хоббичьей норе» с фиолетовой отделкой, посреди секвойевого леса. На соломенной крыше над лампой-пузырем из плексигласа, над давно вышедшими из строя солнечными батареями бодро реет полосатый тряпичный флюгер-колдун»; крытый фургон выпуска сороковых годов небесно-голубого цвета, разрисованный белыми облаками, стоит перед домом в окружении люпинов, маргариток из Шасты, шотландского ракитника и калифорнийских золотистых маков. Нам со Стефани пришлось дважды отпирать ворота и трижды пренебречь грозным предостережением НЕ ВХОДИТЬ, пока мы добрались до самого дома, ориентируясь по очень приблизительному плану, который Джасмин набросала по памяти несколько лет назад и к которому клейкой лентой были прикреплены ключи от двух ворот. Ну прямо поиск сокровищ.

Сегодня, по случаю визита к родственникам, я надел рубашку с галстуком. Я не видел Нила без малого десять лет, и мне хочется выглядеть взрослым. Я надеюсь, что это свидание во многом раскроет мне глаза на то, почему я такой, какой есть, и когда я вижу перед собой его дом, у меня слабеют колени.

Отпрыски Нила, с десяток ребятишек, все белобрысые, с бледно-голубыми волчьими глазами, хлещут друг друга завитушками секвойевой коры. У двух девочек в руках по кукле Барби с нарисованным на лбу третьим глазом. Такую картину мы со Стефани застаем, когда подъезжаем на Комфортмобиле, завидев который дети разом умолкают, а потом вдруг падают на землю, как во время учебной атомной тревоги в пятидесятые.

— Господи!

— Sacre bleu![30]

Ребятня подымает ор и вой, по-пластунски отползая к стене дома. На крыльцо выбегают две женщины в белых балахонах, и каждая впопыхах вытирает о фартук руки. Одна с криком кидается в дом, и тогда вниз по ступенькам сбегает Нил, с белой, как у Саваофа, бородой, в одном комбинезоне на лямках и ковбойских сапогах, на ходу целясь из 12-зарядного дробовика. Мы со Стефани, начав было уже приближаться к дому, замираем на месте, оцепенев от ужаса.

— Чего надо? — рявкает он.

— Нил?

— Дальше что?

— Я Тайлер.

Нил сводит брови, дергает головой вверх, а потом говорит:

— Не знаю никакого Тайлера. Тайлер… А, Тайлер… Тайлер? — Он опускает ружье, свистит отбой. Тяжело сходит вниз по ступенькам и подходит обнять меня — его белоснежная борода цепляется за мои пропитанные гелем волосы, как за застежку-«липучку». Минута страха в прошлом.

— А это…— говорит он, поворачиваясь к Стефани, — ээ-хм… Дейзи. — Он делает шаг, чтобы обнять и ее тоже, и Стефани инстинктивно отшатывается.

— Нет, Нил. Это Стефани. Мы дружим. Дейзи в Ланкастере.

Нил все равно ее обнимает.

Дети вьются вокруг нас, трогают мой галстук, тянут руки к кольцам-сережкам в ушах у Стефани. В их лицах я вижу промельки своего лица — я и не думал, что у меня столько единокровных сестер и братьев, и я испытываю странное удовольствие, глядя на них: как будто ешь грушу, которая, как тебе доподлинно известно, выросла на ветке, привитой к яблоне. На детях футболки с картинками разных молекул: ЛСД, шоколад, тестостерон, валиум, ТГК (тетрагидроканнабинол) и другие химические вещества, воздействующие на настроение.

— Идите в дом, — приглашает Нил. — Перекусите. Побудьте с нами. Давайте вместе.

— Папа продает такие майки на фестивалях, — осмелев, говорит одна из девочек. У нее самой майка вся замызгана.

— Мой бизнес — для отвода глаз, — говорит Нил, а в ухо мне шепчет: — Федералы.

— А есть молекула «Эм-ти-ви»? — интересуюсь я.

— «Эм-ти-ви»? Что это? — не понимает Нил. — Не люблю я дурь с вывертами.

В кухне больше всего путает то, что нигде не видно ни картонных пакетов, ни консервных банок, ни вообще каких-либо привычных атрибутов всеобъемлющей американской системы снабжения населения пропитанием — ни одного узнаваемого фирменного названия. Никаких полуфабрикатов. Ни микроволновки. Ни электричества. Ничего. В банках какие-то измельченные растения и зерна, которые я не в силах распознать, хотя от Джасмин я кое-чего поднахватался. Потолок где только можно утыкан гранеными стекляшками. Удушливый запах курящихся благовоний проникает во все поры. Куча вырезанных из секвойи безделушек, успокаивающих глаз, — хипповские аксессуары земного рая. По сравнению с этой кухней наша кухня в Ланкастере — космический корабль.

А эти две женщины, Лорел и Джолин, босоногие, с отрешенным взглядом, не разговаривают. Улыбаются — это да, все время улыбаются жутковатыми улыбочками хиппи: так улыбаются радушные жители захудалого городка, где у тебя сломалась машина, и вот они кормят тебя, и снова кормят, и ты не нарадуешься их доброте, пока наконец не обнаружишь, что тебя самого хотят подать на обед в День Благодарения. Так или иначе, Лорел и Джолин состряпали стопроцентно питательный обед — горшок каких-то запеченных безвкусных бобов.

Мы все сидим и едим за большим секвойевым обеденным столом, и Нил не выказывает ни малейшего любопытства по поводу моего появления. Не задает ни одного вопроса. Даже такого пустячного, как, скажем: «Давно в наших краях?» или: «Каким ветром тебя сюда занесло?» Глаза у него затуманены. Обдолбанный. Да и женщины, думаю, под кайфом. Но дети к этому делу не приобщены. Они просто дикие — то как кошки в мешке, не унять, то как мешки в мешке, не расшевелить. Дисциплина по ним плачет.

— У Джасмин все хорошо, — бросаю я для затравки. Нил кивает, мол, прекрасно, прекрасно, а Лорел и Джолин никак не реагируют на упоминание о бывшей сопернице. Когда над столом не нависает жуть, над ним нависает скука. Я пытаюсь внести оживление кое-какими подробностями ланкастерского житья-бытья.

Стефани не в первый уже раз прищуривается, пытаясь углядеть под бородой Нила черточки сходства со мной.

— Слушай, дамочка, ты давай кончай на меня так смотреть, — говорит Нил. — Меня от этого ломает.

— Zut ![31]Извините, — спохватывается Стефани.

Я завязываю с попытками вовлечь в разговор здешнюю тормозную публику и начинаю болтать со Стефани, как если бы мы с ней были вдвоем. Мой тактический ход, похоже, срабатывает, избавляя старших от непосильного контроля за мыслительным процессом.

— Джасмин познакомилась с Нилом на фестивале «Рейнбоу» в Редвуд-Сити. Нил был там проводником.

— Проводником?

— Проводил неопытных по кислотным путям-дорожкам — в кайф врубал. С ними вместе в ванне сидел. Убалтывал. Они с Джасмин жили в водовороте всего, что тогда творилось: байкеры, моторокеры, да и самоубийств хватало… словом, потери в рядах этих чокнутых случались постоянно. Но с таким проводником, как Нил, Джасмин одолела даже неслабую дозу синтетики. Жили они сначала в лесу под Маунт-Шастой, а потом в Британской Колумбии образовалась новая коммуна, и они вместе подались туда.