Читаем без скачивания Литературная Газета 6379 ( № 31 2012) - Литературка Литературная Газета

Когда-то мы с ним в наши первые московские годы, ещё семейные, общие, оказались на вечере Игоря Кваши в старом Доме актёра на улице Горького. Заметили, как, читая раннего Маяковского, нами обоими очень любимого, он всё время обращается куда-то в третий ряд, и в антракте увидели, как с этого места поднялась и, опираясь рукой на красивого седого Василия Катаняна, вышла грузная, обтянутая ярко-зелёным трикотажем (он был тогда в моде) и очень ярко-рыжая, волосков на просвечивающей головке было немного, а чуть ниже густо нарисованные чёрные брови, кровавые губы, морщинистое лицо. Такой свежевыкрашенный старый потрескавшийся почтовый ящик. Лиля Брик! Главная любовь, опустошающая страсть, на все времена - тайна, загадка великой подчинившей всю его жизнь привязанности Гения. "Нет, не может, не имеет права Муза Поэта превратиться в такое чудовище", - подумала я тогда.

А Кузнецов так и не простил ей отношения к любимцу - поэту. Был запальчив и необъективен в её адрес. Даже помог написать своему приятелю Валентину Скорятину книжку, изданную на основе редких архивных данных, которые тот собирал всю жизнь, чуть ли не обвиняя Лилю Брик в том, что она - главная причина смерти Маяковского. Так и стоит эта книжка на видном месте за стеклом в моём книжном шкафу, раскрытая на титульным листе с надписью "Любимой!". Так что когда мы формально расставались и когда я его в открытую отдавала другой, другим, наверное, хотя тогда я это вряд ли понимала, мной двигал инстинкт сохранения нашей любви и самой себя.

А потом на дальнейшие годы нам и их досталось немало - тридцать, когда мы встречались, я всегда старалась не обмануть его любви, выглядеть, казаться такой, чтобы он не испытывал разочарований. Хочу уверить мучительно боящихся старости моих сверстниц, да и вообще всех дам независимо от возраста, что для этого есть множество средств за пределами пластических операций, прежде всего, если хотите, внутренней красоты. Хоть это и выглядит самонадеянно, но, думаю, мне удалось для него быть той, которую он любил. А может, потому, что он не видел меня неприбранную по утрам или усталую, издёрганную, стареющую ежедневно, он жил в своей иллюзии и мог подписывать мне стихи - "Любимой!". Не специально, но я берегла легенду, - издали это было легче. "Жёсткая ты стала", - сказал он, когда я в очередной раз не поддержала его идею вернуться домой от следующей жены.

Осталась в завет его нежность.

Популярный телеведущий, любимец города, хорошо известный в столице как один из создателей КВН, как автор телевизионных пьес и сценариев Всесоюзного вещания, он был опасным конкурентом для тогдашних модных ВИДовцев. "Ты проломила мне жизнь", - сказал он мне в Москве. И с большим трудом после долгих поисков обрёл на всю оставшуюся жизнь тихую гавань в журнале "Журналист". "Я всегда буду тебя любить, только жить с тобой не могу" - он принял моё объяснение. Навсегда до последней минуты своей земной жизни мучаюсь, буду мучаться своей виной и перед Кузнецовым, и перед Богом, что не сумела сберечь его, вырастить, помочь реализовать его талант. Мне Бог дал во-о! (он разбрасывал большие красивые руки, показывал), и я всё профукал, пустил по ветру[?]

Так и было: пил, гулял, жадно искал впечатлений, бесконечно самоутверждался в разном, в заработках, в приключениях, в бабах - это в молодости, а потом уже только работал, зарабатывал, обожал свою собаку Наночку, писал только для себя дневники, стихи, пил сам с собой, один[?]

* * *

День ото дня пространство вокруг становится всё безлюднее, жизненные сюжеты короче. Нет, мои родные, близкие все рядом, все во мне, только не позвонят и за стол не сядут. Но я верю - помогают. Бога гневить, жаловаться на судьбу мне не за что.

Это было точно и, наверное, неслучайно; на рубеже веков ХХ с ХХI, на рубеже тысячелетий, в Миллениум, в 2000 году. С тех пор боюсь двоек, цифры "2". Именно на это время был назначен апокалипсический прогноз. Для меня он сбылся. Я вообще верю в магию чисел.

[?]Случилось немыслимое: Бог забрал у меня мою единственную дочь Женю, Женечку, Жеку, Евгению Петровну. Не меня, её забрал, хотя, если бы это от меня зависело, я бы с готовностью её заменила. Она только отметила свой полувековой юбилей, умница, красавица, совсем не умела себя беречь, рассчитывать. Сначала - инфаркт, а потом - всё! Не стало.

Представить себе не могла. Даже легкомысленно сказала Риве Левите чуть раньше, так ужасно потерявшей сына Женю Дворжецкого в автомобильной катастрофе: как же ты теперь жить-то будешь? Хорошо помню её молчаливый жест, развела руки, беззвучно произнесла: "Не знаю". Оказывается, и я живу после[?] Отрубили половину сердца, душу вынули, положили вместе с ней в землю на Митинском кладбище. Но почему-то я ещё хожу, дышу, разговариваю[?] Впервые усомнилась в божьей справедливости и милости. Ну что ж?! И этот грех добавится к другим тяжким. Бог посылает столько, сколько ты можешь выдержать. "Испытывает тебя", - повторяю себе. Мне для себя теперь нечего просить. Не надо. Только для близких, для внучки, для двух правнуков. А вдруг доживу до праправнука или праправнучки?! Считается, что Бог за это все грехи прощает. Дай, Боже, моим детям силы и смысла на жизнь, спаси и сохрани их, подари то лучшее, что было у меня и что мне недодал. А мне теперь на все оставшиеся годы не умножать бы грехов, отмолить накопившиеся, успеть покаяться. Наверное, это самая трудная из всех возможных земных задач.

Пока живу, буду помнить ту зиму, морозную, снежную, суровую. А вот 22.02.2002 года, день похорон, совсем не помню. Знаю, что по кладбищу меня таскал на себе Кузнецов. Лицо дочкино помню, прекрасное, успокоившееся, отстрадавшее. Последнее.

* * *

При каких только режимах не жила[?] Сталин[?] Хрущёв[?] Маленков[?] Брежнев[?] Подгорный[?] Горбачёв[?] Ельцин[?] Путин[?] Медведев[?] Советская власть и ЦК КПСС[?] Перестройка[?] Будто бы демократия[?] Войны: финская[?] Вторая мировая[?] Афганистан[?] Чечня[?] Развал Советского Союза[?] При мне возводили Берлинскую стену после войны и при мне разрушали её. Среди многих сувениров, привезённых из путешествий по разным странам мира, есть у меня кусочек этой стены, доставшийся из теперь уже единой воссоединённой Германии.

Во многих странах была. Да почти во всём мире. Разве что до Австралии и Антарктиды не долетела. Теперь уж не успею. И уж точно поняла: хорошо там, где нас нет. И при любых режимах, странах, правителях каждому из нас положено пройти через неизбежное и последнее - старость. А это труднее, чем любые социальные катаклизмы. Да и привыкла рассчитывать только на себя, не на государство. Многое видела я в жизни за восемьдесят своих лет.

Через многое прошла. Во многом принимала участие. Удалась ли жизнь? - вот уж не знаю. Это только в молодости кажется, что ты знаешь на всё ответы. С годами сомнений всё больше. Опыт, знания умножают лишь печаль.

Ясности и мудрости не всегда способствуют. Все живут по-разному. У одних цель, чтобы просто выжить, у других - накопить побольше денег, превратить ещё в большее количество денег, разбогатеть[?] Я, дура, работаю[?] ради работы.

Это было и необходимостью, а потом и защитой и спасением. Наверное, своего рода вид ограниченности. Но у послевоенного поколения, у сталинских пионеров это в крови. Работать не для денег, а[?] чтобы снова работать, чтобы тебе опять дали работу[?] И чувствовать себя счастливой от удовлетворения работой. Теперь-то я отчётливо понимаю, какой я ограниченный человек.

Многое не сумела, не успела я в жизни. Вот семьи, одной и навсегда, не сумела создать. Дочке своей, внучке и правнукам недодала заботы, внимания, сердца. Семью, как была у бабушки, с большим обеденным столом и множеством детей, с одним, как и полагается отцом семейства, я так и не сумела устроить, то ли не очень хотела, то ли ангелы мои недоглядели, а скорее всего, время мне такое досталось, если и для карьеры, то уж не для семьи - точно.

Как сумела распорядиться собственной жизнью в ох каких непростых обстоятельствах, мне доставшихся[?] Как прошла свою дорогу в Вечность, в рай или в ад, - один Бог знает. Я-то сужу себя строго и знаю, куда мне заказан путь. На оставшихся рубежах, кто знает, сколько мне осталось жизни на земле, в любом случае - меньше, чем прожито, чаще, чем прежде, думается об итогах, о достигнутом и несвершившемся. О том, что остаётся от человека к старости, к уходу.

Хочешь не хочешь идёт к концу жизнь. Моя. Одна из многих. А когда Бог призовёт меня, только одно смогу ему сказать: "Я старалась!"

Владислав ЖЕМАЙКО

Всё движется любовью

Всё движется любовью

КНИЖНЫЙ РЯД