Читаем без скачивания Ва-банк - Анри Шарьер

С маракучо меня связывала замечательная и нерушимая дружба, как с женщинами, так и с мужчинами: их женщины были очень красивы, умели любить и знали, как стать любимыми.

Охота на кайманов, рептилий от двух до трех метров, очень опасна. Однажды ночью я отправился с ними, с отцом и старшим сыном. Пирога была узкая и легкая, отец сидел на корме и управлял лодкой, я устроился посередине, а сын – на носу. Ночь стояла темная. Слышно было только, как шумят джунгли да раздается легкий плеск воды, рассекаемый носом пироги. Мы не курили, не издавали ни единого звука. Весло, с помощью которого они управляли пирогой, ни в коем случае не должно было скрести по борту.

Большой электрический фонарь короткими вспышками посылал мощный пучок света, который веером разлетался по поверхности воды, выхватывая из темноты то здесь, то там пары красных точек. Они походили на светящиеся рекламные щиты, освещаемые фарами автомобиля. Две красные точки – это кайман. Два глаза, а чуть впереди – ноздри, ибо известно, что только эти две части туши торчат из воды, когда крокодил отдыхает у поверхности. Жертва выбиралась по правилу наименьшего расстояния между охотниками и этими красными точками. Стоило только ее засечь, как тут же гасился фонарь и пирога мчалась в темноте по заданному курсу. Фуэнмайор-отец был большим специалистом: он точно определял положение каймана, ему хватало секундного включения фонаря. Пирога быстро шла на сближение, и, когда мы почувствовали, что крокодил где-то рядом, снова вспыхнул фонарь. Он включился в тот самый момент, когда до каймана оставалось не более двух-трех метров, и больше свет не гас. Мощный луч ослепил рептилию. На носу пироги находился Фуэнмайор-сын. В левой руке он держал фонарь, направляя луч на каймана, а правой занес над ним гарпун. Сильный бросок – и утяжеленный десятью килограммами свинца гарпун вонзился в крокодила. Только так можно было пробить его толстую кожу и достать до мяса.

Теперь надо было действовать быстро: загарпуненный крокодил тут же нырнул на дно, а мы уже в три весла изо всех сил гребли к берегу. Мешкать было нельзя. Если дать кайману время очухаться, он поднимется на поверхность, бросится на лодку и одним ударом хвоста опрокинет ее, в два счета превратив охотников в добычу других крокодилов, привлеченных заварушкой. Едва коснувшись берега, мы пулей выскочили из пироги и поспешно обмотали веревку вокруг дерева. Кайман шел следом, мы чувствовали его приближение. Он хотел увидеть, что его держит. Зверь не знал, что́ с ним произошло, только чувствовал боль в спине. Он хотел выяснить, в чем же дело. Осторожно, без рывков, мы выбрали слабину веревки, намотав лишнюю длину на ствол дерева. Он вот-вот должен был появиться. Кайман был почти на берегу. Фуэнмайор-сын его поджидал. В руке он держал американский топор, острый как бритва. Едва голова крокодила показалась из воды, Фуэнмайор-сын нанес по ней страшный удар. Иногда приходилось бить до трех раз, чтобы прикончить каймана. И на каждый удар топора крокодил отвечал ударом хвоста, и уж если ему удавалось зацепить рубщика, то тот тоже отправлялся на небеса. Если удары оказывались несмертельны – и такое случалось, – надо было быстро ослабить веревку, чтобы рептилия ушла на глубину. Иначе, обладая колоссальной силой, кайман мог вырвать из себя гарпун, как бы крепко он там ни сидел. Выждав момент, мы снова начали тянуть.

Я провел потрясающую ночь на охоте: мы убили несколько кайманов. Оставили их на берегу. Днем Фуэнмайоры вернутся за ними и снимут кожу с брюха и нижней части хвоста. Кожа на спине очень толстая и жесткая и ни на что не годится. Потом этих огромных крокодилов закопают в землю: в воду бросать нельзя – можно отравить реку. Кайманы не едят кайманов, даже мертвых.

Я побывал в нескольких экспедициях. Хорошо заработал, сумел даже немало накопить. И вот тогда в моей жизни произошло самое удивительное событие.

Глава десятая

Рита. Гостиница «Веракрус»

Когда в застенках тюрьмы-одиночки на острове Сен-Жозеф я то и дело улетал к звездам и строил воздушные замки, чтобы хоть чем-то заполнить ужасное одиночество и тишину, я часто видел себя свободным, избежавшим «пути к распаду», начинающим новую жизнь в большом городе. Да, это было поистине воскресением из мертвых. Я сбрасывал с себя могильный камень, который вдавливал меня во мрак, и снова выбирался на свет божий. И среди тех образов, которые рисовал мой воспаленный мозг, было видение прекрасной и доброй девушки. Среднего роста, с белокурыми волосами. Черные зрачки ее карих глаз искрятся умом, живым и неподдельным. Прекрасно очерченный рот. Улыбка открывает блестящий ряд зубов из белоснежного коралла. Фигурка у девушки – верх совершенства. Такой я видел ее и понял, что эта женщина, без всякого сомнения, когда-нибудь станет моей на всю жизнь.

В эту богиню – идеал красоты – я вдохнул и душу, созданную моим воображением, самую прекрасную, самую благородную, самую искреннюю, наделенную всеми теми качествами, что делают женщину возлюбленной и другом. Несомненно, придет тот день, когда я встречусь с ней и мы соединимся навеки, чтобы уже никогда не расставаться. Я буду любим и богат. Меня будут уважать, и я буду счастлив до конца своих дней.

Там, в жаркой удушающей сырости одиночки, где несчастные узники были лишены малейшего живительного глотка воздуха, там, задыхаясь, с рвущимся от боли сердцем, мучимый неутолимой жаждой и обессиленный, с открытым ртом в надежде ухватить хоть малую толику освежающего дуновения, там, в непродыхаемом чаду, обжигающем легкие, я улетал в звездные дали к моим воздушным замкам, где воздух свеж, деревья одеты зеленой листвой, где нет повседневных забот, поскольку я богат, я улетал туда, где в каждом образе, каждом видении передо мной являлась она, та, которую я стал называть своей «прекрасной принцессой». Образ ее оставался неизменным до последней черточки, хотя появлялась она в самых различных картинах, и меня это даже не удивляло. А не ей ли суждено стать моей женой, моим добрым гением?

После очередной геологической экспедиции я решил съехать со служебной жилплощади, предоставленной мне компанией «Ричмонд», и перебраться в центр Маракайбо. И вот однажды служебный грузовик высадил меня с чемоданчиком в руке на небольшой тенистой площади где-то в центре города. Основное барахло пока оставалось в поселке. Я знал, что в этом уютном местечке приютилось несколько отелей и пансионов, поэтому направился по улице Венесуэлы, удобно расположившейся между двумя главными площадями – Боливара и Баральта. Это была одна из узких колониальных улочек, с одноэтажными, редко двухэтажными домами по обе стороны. Стояла несусветная жара, и я вошел в спасительную тень домов.

Гостиница «Веракрус». Веселый домик в колониальном стиле времен конкисты был выкрашен в голубой цвет. Его опрятный, ласкающий глаз вид действовал притягательно, и я вошел в коридор, соединенный с внутренним двориком. И там, в его тени и прохладе, я увидел женщину. Это была она!

Она! Я не мог ошибиться. Тысячи раз я видел ее в своих мечтах, грезах несчастного каторжника. И вот она сидит передо мной, моя прекрасная принцесса, в кресле-качалке. Знаю, стоит мне приблизиться к ней, и я увижу карие глаза и даже очаровательную крошечную родинку на прекрасном овальном лице. И это украшение я тоже видел тысячи раз. Нет, здесь не могло быть никакой ошибки: принцесса моей мечты была передо мной, она ждала меня.

– Buenos dias, señora! У вас можно снять комнату?

Я опустил чемоданчик на землю. Я был уверен, что она не откажет мне. Я не просто смотрел на нее, я буквально пожирал ее глазами. Она немного удивилась, что какой-то незнакомец так внимательно ее разглядывает. Незнакомка поднялась с кресла и подошла ко мне. Она улыбалась, обнажая свои великолепные зубы, которые были мне так хорошо знакомы.

– Да, мсье, у меня найдется для вас комната, – ответила принцесса по-французски.

– Как вы догадались, что я француз?

– По вашей манере говорить по-испански. Французам трудно дается произношение буквы «хота». Не угодно ли вам пройти со мной? Сюда, пожалуйста.

Я взял чемоданчик и последовал за ней. Комната оказалась чистой, уютной и хорошо обставленной. Окна выходили в маленький дворик.

Я принял душ, умылся, побрился и, присев на краешек кровати, закурил сигарету. Только тогда я понял, что это не сон. «Она здесь, приятель, та, что помогла тебе выжить в тюремных застенках! Она здесь, всего лишь в нескольких метрах от тебя! Только не теряй голову! Воздержись от необдуманных действий и не наговори глупостей, несмотря на удар в сердце, который ты только что получил!» А оно бьется сильно, и я пытаюсь успокоиться. «Только не рассказывай, Папийон, об этой глупой истории. Никому не рассказывай, даже ей. Кто тебе поверит? Не выставляй себя на посмешище. Кого и как ты сможешь убедить, что ты знал эту женщину, притрагивался к ней, целовал и даже обладал ею, много лет назад, когда сам гнил в застенках страшной тюрьмы? Заткнись! Прикуси язык! Принцесса здесь – вот что главное! Не волнуйся. Раз ты ее встретил, она уже никуда не денется. Только надо найти к ней подход. Будь осторожен. Соизмеряй шаг со своими возможностями. Судя по всему, она хозяйка этой маленькой гостиницы!»