Читаем без скачивания «Если», 2010 № 04 - Журнал «Если»

— Спасибо, я в курсе… — Меня такими фокусами не пронять. Я больше не отвечаю на реплики, он быстро замолкает и молчит уже до пограничного контроля…

В Калининграде, как и в Берлине, на мой фальшивый русский паспорт никто внимания не обращает. Хмурая сотрудница погранслужбы изучает фото, потом переводит мутный взгляд на измятое лицо реального Евгения Титова, неторопливо сканирует документ, чтобы «пробить» фото по базе должников. Видимо, моя фамилия в ее архивах не значится, и мы расстаемся мирно. Не интересуется мной и таможня. Деньги, наркотики, оружие и прочие недозволенные вложения в ручной клади есть? Нет. Тогда добро пожаловать на Родину, господин Титов. Вернее, в транзитный отстойник, откуда мне предстоит улетать внутренним рейсом.

В аэропорту самого западного города моей страны темно, пусто и холодно. Но на улице еще темнее и холоднее, если судить по показаниям табло в транзитном зале. Единственное доступное развлечение — магазин беспошлинной торговли. Там выражают готовность принять мою карточку «Виза», с которой мне всегда было проще найти общий язык, чем с наличностью, и я приобретаю какой-то журнал и небольшую емкость с виски, а впридачу беру две шоколадки и упаковку с ванильными кексами, чем и закусываю веселящую жидкость. Настроение быстро улучшается. И сохраняется таким до посадки на омский рейс. В самолете я забываюсь беспокойным сном почти сразу, как только усаживаюсь в кресло…

От границы до Омска — четыре с половиной часа полета. К ним нужно прибавить еще четыре с половиной часа, образовавшихся как бы ниоткуда. Удивительно. Вылетал глубокой ночью, а попал сразу в день. Я машинально оглядываюсь, хотя и понимаю, что моей жены Вероники в аэропорту быть не может. Она меня вообще не ждет. Перед расставанием мы успели наговорить друг другу много неприятных слов, а после этого лишь изредка обменивались короткими сообщениями по электронной почте. Остается надеяться, что два года — это долгий срок. И впечатления от нашего расставания у нее немного сгладились…

В нашем дворике никаких изменений нет. Вроде бы целая жизнь прошла, а у подъезда дежурит все та же тетка с таксой, вдоль кривого заборчика растут все те же цветы на клумбах, сооруженных местными энтузиастами из старых автомобильных покрышек, и даже детишки, расковыривающие песочницу, мне кажутся прежними, двухгодичной давности. Внутренне сжимаясь, я прикасаюсь пальцем к кнопке домофона и слышу голос Вероники. Она дома. Это уже хорошо…

Медленно поднимаюсь на третий этаж.

— Можно войти?

Вероника отступает в прихожую.

Я с любопытством оглядываю старый шкаф с зеркалом и подставкой для обуви. На вешалке два зонта. Ничего не изменилось…

— Зачем пришел? — Вероника хмурится. — Хотя ладно. Если уж пришел, то проходи. Это ведь и твоя квартира тоже…

— Вик, мы можем поговорить? Без всяких обязательств, — сразу уточняю я.

— Можем, — кивает она. — Все мои обязательства давно закончились. Где был, кстати?

— За счастьем ходил. — Я спохватываюсь и протягиваю Веронике свою сумку. — Извини, как-то сразу растерялся. Здесь подарки для тебя и Ксюши.

Она удивленно приподнимает брови.

— Надо же, наш папа-герой вспомнил о дочери…

— Это не я вспомнил, не напрягайся. Один хороший человек мне помог — Гера Отт. Ты его не знаешь. Он художник. Мы с ним в Берлине познакомились.

— Значит, ты и там денег не заработал?

— Не заработал, — соглашаюсь я. — Мне деньги в руки не идут, ты же знаешь.

— А жил на что?

— Так, на подаяния. В метрополитене с шапкой сидел. У них в метрополитене полиция добрая. Даже слишком, пожалуй…

— Титов, вот только не надо этого твоего юморка дешевого, — фыркает Вероника. — Я его наелась по самую крышу. Он у меня до сих пор из ушей лезет. Давай договоримся сразу: если ты действительно хочешь со мной поговорить, то попытайся сдерживаться.

Я примирительно киваю.

— Согласен. Но ты не заводись. В Берлине я честно рубил капусту системным администратором. Торчал целыми днями в офисе одной мелкой компании, где хозяином был индус. Он оптом торговал поддельной парфюмерией, которую из Индии привозил. Как он свою контрабанду умудрялся через границу протаскивать, я не знаю. Но выходило, судя по всему, очень дешево. В работники он набирал только нелегальных иммигрантов и постоянно всем напоминал, что благодетель. Платил, понятно, копейки. На всем экономил. Я для него глючную «Винду» воровал, учил его тунеядцев компами в песочнице ковырять и разные тупые проги для складского учета инсталлировал. Тоска, короче. Когда меня все это окончательно достало, я высказал индусу, что думаю по поводу его бизнеса, и был уволен без выходного пособия. Больше четырех месяцев проболтался без работы…

— Вообще без работы? — с нажимом уточняет Вероника. — По мелочи приработки какие-то были, конечно.

— Знаю я твои приработки. По мелочи кредитные карточки "ломал".

— Вик, напрасно ты так… — Я делаю вид, что обижаюсь. — Не надо путать программеров с банальными ломщиками и тырщиками.

Она пожимает плечами.

— А по мне, так разницы между вами нет. Не ты ли говорил: если от многого отнять немножко…

— Не я говорил. Горький, — не соглашаюсь я. — А я повторял. По глупости. А в Берлине прирабатывал чисто. Сочинял в ежедневном режиме всякий хлам для русскоязычных порталов в Интернете. Типа, под Липецком был арестован летающий холодильник «Индезит», который охотился на бомжей со свалки.

— Не стыдно, Титов? — Вероника усмехается. — Тебе уже тридцать семь, а живешь до сих пор в каких-то облаках; Только не заявляй, что за сочинение бреда платят.

— Не буду. Но иногда за него действительно дают деньги. Если, конечно, сайт раскрученный и отягощенный рекламным бюджетом. Мой личный рекорд за одну публикацию — сто евро. Именно на такую сумму мне удалось расколоть портал "Скандалы Рунета", когда Россия с Украиной в очередной раз бодались, кто кому за газ должен. Я вовремя подкинул занятную историю, как в одном из подземных газохранилищ Украины ученые из Донецка обнаружили метановую форму жизни. Нечто вроде газовых медуз. Причем разумных. Они общались друг с другом и с этими учеными из Донецка посредством телепатии, а когда газохранилища опустели, то все медузы умерли. Представляешь? Даже отклики были на форуме от читателей. Все возмущались украинским правительством, из-за которого мы потеряли доселе неизвестную форму жизни… Я тебя не отвлекаю, кстати? Если что, ты скажи. У тебя ведь сейчас своя жизнь есть, а мы с тобой опять углубились в детали…

Вероника молча уходит на кухню и уже оттуда интересуется:

— Ты, конечно, так хочешь есть, что и переночевать негде?

Я глупо улыбаюсь. Сказать мне на это нечего…

"Что такое деньги? Деньги — это то, что деньги делает. Все, что выполняет функции денег, — это и есть деньги". "Общее согласие о применении денег, а не сами отдельные общепризнанные средства обмена, — вот источник огромной ценности денег для общества". Цитаты вроде совсем давние. Распечатка была сделана еще на матричном принтере. Откуда я их вырвал — уже и не помню. Было время, когда я тщательно собирал всякую глупость. Даже такую: "Деньги — это также естественно, как и воздух. Воздух обеспечивает нашу жизнь. Без него мы умрем. И деньги обеспечивают нашу жизнь. Без них мы тоже умрем. Воздух — это жизнь. Деньги — это жизнь".

Впрочем, такая глупость уже далеко не столь безобидна, поскольку написана под воздействием очень сильного импульса. Так что я откладываю листочек в сторону — на выброс…

Странно, что Вероника хранит мой архив. От удивления я так растерян, что не могу заниматься ничем другим, кроме как перебирать эти обрывки из отрывков, отпечатанные на пожелтевшей бумаге. Вот еще один пассаж про деньги. Именно они, по мнению автора, определяют для людей количественные границы возможного. Деньгами, мол, устанавливаются пропорции обмена, в основе которых лежит принцип эквивалентности отчуждаемых благ, поэтому деньги — это порядок из хаоса. Однако деньги, благодаря своей всеобщей ценности, выступают стимулом и для антигуманной деятельности. То есть делают привлекательной любую работу — и даже направленную против человека, поэтому они могут превратить любой порядок в хаос…

Выдергиваю еще один пожелтевший листок из середины стопки. И читаю, как деньги с одинаковой добросовестностью обслуживают и разрушительные, и созидательные действия человека. Они разрушают человека как личность, влияют на формирование его системы ценностей, на расстановку его личных приоритетов, но одновременно способствуют развитию "общественного интеллекта". И если деньги — это продукт, который порожден обществом, то и общество должно нести за него ответственность, а не сваливать все проблемы на свободную игру рыночных сил.