Читаем без скачивания Гвардия президента - Максим Шахов

«Ну, положим, вовсе не так просто, – Гера хорошо знал возможности и уровень подготовки Команды, и не страдал заниженной самооценкой. – Но ведь они пошли другим путем. Они хотят знать… Что? Уровень нашей осведомленности. Из этого будет вытекать, какие усилия мы, то есть их противники, готовы приложить в борьбе с ними. Чувствуют, гады, что сейчас мы наиболее уязвимы. Но мы-то на самом деле не так много и знаем. А хвост им прищемили!

Интересная получается картинка: Куратор, безусловно, охарактеризовал бы его одним шахматным термином: цугцванг. Это когда в партии у соперника нет полезных ходов и любой ведет только к ухудшению позиции. Это хорошо. Вот только мы сейчас во взаимном цугцванге! Ход любого из нас ухудшает собственную позицию. Но это не шахматы, где право – и обязанность – на очередной ход строго определены. Можно попытаться выждать…»

Из душа появилась Гюльчатай, завернутая в большое махровое полотенце.

В это время палубой выше в массивную дверь шикарных «президентских» апартаментов негромко постучался человек в темном комбинезоне и, дождавшись невнятного «Come in!», осторожно шагнул через комингс, стягивая на ходу с головы черную шапочку с прорезями для глаз.

В просторном кожаном кресле сбоку от дубового письменного стола сидел неприметный человек в немодном и слегка поношенном европейском костюме. Он мельком окинул вошедшего небрежным, но цепким взглядом и по-английски спросил:

– Ну, как там дела у наших боевых ирландских друзей?

Мужчина в комбинезоне пригладил пятерней всклоченные черные волосы и, почтительно замерев в трех метрах от кресла, негромко ответил тоже на английском, но с заметным акцентом:

– Вполне удовлетворительно, эфенди. Благодаря вашим указаниям мы избрали абсолютно верную тактику взаимоотношений с этими боевиками. Хотя какие из них боевики; так… шелупонь отмороженная.

Последние слова после короткой заминки мужчина произнес по-русски. Ответ «европейца» тоже прозвучал на этом языке:

– Я не очень хорошо говорю по-русски, поэтому твои идиомы не всегда правильно мною воспринимаются. Но теперь, кажется, я уловил смысл. И все-таки постарайся объясняться на английском, это сэкономит нам значительное время.

Пришедший поклонился, приложив ладонь к левой стороне груди:

– Как прикажете, эфенди. Итак, наши требования поставили противника в затруднительное положение…

Мужчина в кресле ухмыльнулся одними уголками рта:

– Хм, затруднительное… Да они просто невыполнимы! «Освободить… признать… предоставить права…»

– Но зато уже в течение ближайшего часа на наш борт будут доставлены деньги!

Мимолетным взглядом холодных светлых глаз хозяин каюты мгновенно дал понять собеседнику свое недовольство, когда его перебивают. Слов не потребовалось, подчиненный отступил на шаг, низко склонив голову, и негромко пробормотал какие-то почтительные извинения. Мужчина в кресле был удовлетворен.

– Ты головой отвечаешь за прием этого груза. – Он пригубил из большого пузатого бокала и задумчиво посмотрел куда-то в сторону полуоткрытого иллюминатора. – Знаешь, Азер, какие этапы наиболее опасны при проведении… э… мероприятий, подобных нашему? – Ответа он явно не ожидал. – Таких моментов два: непосредственная передача выкупа и окончательный выход боевиков из операции. Разумеется, с наименьшими потерями. Думаю, что, несмотря на показную сговорчивость, наши противники непременно воспользуются тактической слабиной этих мест. Однако предпринимать какие-либо радикальные действия на первом этапе они не станут: никто не позволит подвергать угрозе жизни ВСЕХ заложников. Но, – мужчина за столом назидательно поднял вверх указательный палец, – при максимально близком и, пожалуй, единственном контакте они постараются получить полную информацию.

Хозяин каюты еще немного отпил из бокала. Взгляд его бледно-голубых глаз полыхнул фанатичным огнем.

– Я нанесу упреждающий удар!.. О нет, мой кровожадный друг, никакой горы трупов. Надо прежде всего постоянно помнить, для какой великой миссии нас избрал Аллах! Мы ни на секунду не выпустим из рук инициативу и проведем свою операцию, когда противник даже не подозревает о нашей максимальной собранности и активности. Мы реализуем план прикрытия прямо сейчас! Для этого, – мужчина в упор посмотрел на замершего в почтительном ожидании террориста, – как только поступит сообщение о вылете самолета с грузом денег, ты отправишь условный сигнал на «Альтаир» и передашь туда координаты вот этой точки.

Человек за столом придвинул к себе небольшую карту и взял в руки карандаш. Террорист от двери пересек просторную каюту и склонился к тому месту, где остро заточенный конец карандаша поставил едва заметную точку. Через пару секунд он неуверенно поднял голову и непонимающе уставился на своего хозяина.

– Но ведь это не наш корабль! Это открытое водное пространство, и даже полным ходом нам туда и за полчаса не добраться! Я не понимаю…

«Европеец» вновь усмехнулся одними уголками рта.

– Карту хорошо читаешь, Азер, – похвалил он, – и в масштабе быстро сориентировался. Мы будем там через час. И подойдем вот с этой стороны, – карандаш заскользил по карте, – а коридор для пролета самолета с грузом ты задашь этим неверным вот такой. – На карте получились две почти перпендикулярные линии. – При малейшем отклонении в сторону пригрозишь уничтожить самолет и начать расстреливать заложников. Груз должен быть сброшен не на палубу корабля, как раньше условились, а непосредственно на воду. Мы сами его подберем.

Лицо Азера осветилось пониманием:

– Если гяуры задумали какую-то подлость, такая резкая перемена планов спутает им все карты. Им ничего не удастся увидеть и выследить!

– Я бы сформулировал по-другому – и в этом заключается вся суть нашей операции. Они, как ты выразился, увидят и выследят именно то, что требуется нам. Это обеспечит группа с «Альтаира».

Азер закивал, но мужчина предостерегающе поднял вверх руку:

– Не надо лишних слов. В «багаже» должен быть мощный «маячок». Когда груз окажется в воде, а самолет-доставщик удалится по указанной нами траектории, – карандаш изобразил на карте растянутую параболу, удаляющуюся на северо-восток от точки сброса, – ты спустишь на воду все шлюпки и катера, имеющиеся на борту лайнера. В каждое такое спасательное средство надо посадить по несколько заложников, одного вооруженного бойца из твоей «гвардии» и парочку ирландских республиканцев. Конечно, тоже вооруженных до зубов. Пусть думают, что это они выполняют главную миссию. Однако движением шлюпок должны руководить твои люди! Вылавливать груз, загружать его на плавсредства, доставлять на борт лайнера – это работа для заложников под присмотром ирландских бойцов. И поменьше церемоний. Жестоко подавлять всякое неподчинение с любой стороны! Не говоря уже о попытке побега. Ты все понял?

– Да, эфенди!

– А то что-то уж слишком мирными выглядят в глазах мировой общественности кровожадные солдаты нового молодого поколения непримиримых ирландских террористов, тебе не кажется?

– Они будут грубы, злы и жестоки, эфенди!

Мужчина несколько раз задумчиво кивнул, расслабился в мягком кресле, откинувшись на его широкую спинку, и после секундной паузы поинтересовался:

– Кстати, как обстоят дела с подготовкой ящиков?

– Я специально зашел к вам в каюту, чтобы доложить о завершении работ. – Азер взглянул на ручной хронометр. – Сейчас, вероятно, их уже доставили в грузовой трюм.

– Хорошо. Пойди и убедись в этом лично. – «Европеец» взял в руку бокал. – Ты что-то еще хочешь мне сказать?

Террорист у двери неловко переминался с ноги на ногу, потом решился:

– Эфенди! Что делать с журналистом?

– Так вот какая проблема беспокоила тебя на протяжении всего нашего разговора!

– Я не верю ни ему, ни его спутнице. Они – люди КГБ!

– Он это сам тебе рассказал? – В голосе мужчины была ирония. – Или подтвердил твои подозрения своими действиями?

– Как раз наоборот. И это еще больше настораживает. Только прикажите, и я выбью из них полное признание!

– Послушай, Азер. Иногда мне кажется, что это не ты, а я родился в Советском Союзе, учился в советской школе, а профессию химика-подводника получил в советском военно-морском училище.

На скулах стоящего террориста заиграли желваки, все тело напряглось, словно готовое к прыжку, пальцы рук сжались в кулаки, он не сумел сдержаться:

– Я – не советский! Моя родина – Азербайджан!

В глазах мужчины за столом появилась заинтересованность, какую можно наблюдать у посетителей кунсткамеры перед стендом с особо редкими экземплярами: этакая смесь удивления, восхищения и брезгливости.

– Вон оно как… – протянул он. – Может, действительно и правы те, кто утверждает, что такие… э… искусственные этногеографические образования, как «советская Прибалтика», «советский Азербайджан», – последовал легкий кивок в сторону возбужденного террориста, – исторический нонсенс, не имеющий права на существование и исчезнувший с развалом СССР. Тогда мне искренне жаль титанических усилий талантливых революционеров, каковыми, безусловно, являлись большевики, по созданию новой мировой искусственной расы – homo soveticus. Но в одном, мой друг, ты прав: никому не дано исправлять Аллаха! Впрочем, я ведь немного о другом. Как в столь ненавистном тебе Советском Союзе, так и в современной России любой сколь-нибудь значимый журналист сотрудничает с органами безопасности. Будь то КГБ, ФСБ, НКВД или ОГПУ. – «Европеец» продемонстрировал завидную осведомленность. – Талеев не исключение. Вопрос здесь в уровне сотрудничества. Опасно, когда подобное… э… хобби оказывается на деле основной специальностью. – И предвосхищая готовый сорваться с губ террориста вопрос, мужчина добавил: – В отношении нашего московского гостя у меня не сложилось определенного мнения. Не похож он на сотрудника ни одной из перечисленных структур. Не похож.