Читаем без скачивания Кентавр - Элджернон Блэквуд

Голос миссис Биттаси внезапно нарушил наступившую вслед за этим тишину:

— Мне понравилась строчка о небесных стражах, — пробормотала она.

В ее тоне не слышалось резкости, он был тихий, успокаивающий. Истина, выраженная так музыкально, приглушила ее пронзительные протесты, хотя и не преуменьшила тревогу. Муж ничего не сказал, она заметила, что его сигара потухла.

— Особенно старые деревья, — продолжал художник, говоря будто сам с собой, — имеют ярко выраженную индивидуальность. Их можно обидеть, ранить, угодить им; когда стоите под их сенью, вы чувствуете, открываются ли они вам или отступают подальше.

Он резко повернулся к хозяину дома.

— Слышали о том странном эссе Прентиса Малфорда[21], если не ошибаюсь, «Бог в деревьях»? Оно, может, слегка экстравагантное, но сколько в нем тончайшей правдивой красоты! Не читали? — спросил он.

Но ответила миссис Биттаси; муж хранил странное глубокое молчание.

— Никогда! — холодно брызнула она из-под желтой шали. Даже ребенок уловил бы недосказанное.

— Ах, — мягко сказал Сандерсон, — но в деревьях есть Бог. Бог в очень тонком аспекте, но еще мне известно, что порой деревья также выражают то, что не является Богом — нечто темное и ужасное. Вы когда-нибудь замечали, с какой ясностью деревья показывают, чего они хотят, — по крайней мере, выбирают себе товарищей? Как, например, буки никого не подпускают к себе слишком близко — ни птиц, ни белок, никакого подроста? Тишина в буковой роще зачастую просто пугает! А вот соснам нравится, чтобы к их ногам припадали кустики черники или молодые дубки — все деревья совершают ясный, свободный выбор и придерживаются его. Некоторые деревья, как ни странно, явно склонны предпочитать человека.

Пожилая дама выпрямилась, потому что это было выше ее сил, ткань платья протестующе встопорщилась. Жесткий шелк даже потрескивал, пытаясь оттолкнуть неприемлемые слова.

— Мы знаем, — ответила она, — что Бог ходил в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая[22], — сглотнув, женщина не смогла скрыть усилие, которого стоили эти слова, — но нигде не говорится, что Он спрятался среди деревьев или возле них. Мы должны помнить, что деревья — всего лишь крупные растения.

— Все это так, — последовал мягкий ответ, — но во всем, что растет, есть жизнь, то есть во всем можно обнаружить таинственное прошлое. Рискну утверждать: та загадка, что прячется в наших собственных душах, скрывается и в глупой, безмолвной картофелине.

Это замечание не содержало ни малейшего намека на шутку. Оно не было забавным. Никто не засмеялся. Напротив, слова слишком буквально выразили то чувство, что витало в воздухе на протяжении всей беседы. И возникшее ощущение близости целого царства растений каждый воспринял по-своему — с эстетическим наслаждением, с удивлением, с тревогой. Более того, с ним установилась некая связь. Откровенность таких речей была неразумна — великий Лес подслушивал у самых дверей. И пока они говорили, лес придвинулся еще ближе.

А миссис Биттаси, мучительно желая прервать ужасные речи, неожиданно вмешалась с прозаическим предложением. Ей не нравилось длительное молчание мужа, его спокойствие. Он был так равнодушен — так изменился.

— Дэвид, — повысила она голос, — по-моему, становится сыро, чувствуешь? Холодает. Ты же знаешь, как внезапно проявляется лихорадка, хорошо бы заранее принять настойку. Пойду, принесу ее, дорогой. Так будет лучше.

И прежде чем он смог возразить, София вышла из комнаты за гомеопатическим снадобьем, которому доверяла и которое муж, к ее удовольствию, глотал стаканами неделю за неделей.

Но как только за ней закрылась дверь, Сандерсон вновь заговорил, но уже совсем другим тоном. Мистер Биттаси выпрямился в кресле. Двое мужчин явно подводили итог разговору — тому, настоящему, — прерванному, когда они сидели под кедром, отбросив всякое притворство.

— Деревья любят вас, это очевидно, — с убеждением проговорил он. — Ваше служение им в Индии на протяжении стольких лет позволило им узнать вас ближе.

— Узнать меня?

— Именно, — он помедлил секунду, потом добавил: — Позволило осознать ваше присутствие; осознать энергию извне, которая намеренно ищет их благосклонности, разве вы не видите?

— Господи, Сандерсон!..

Дэвид Биттаси почувствовал, что в незамысловатом разговоре наконец проявились подлинные ощущения, которые он ранее никогда не осмеливался облечь в слова.

— Они как бы входят со мной в контакт? — отважился он сказать, прикрываясь смехом.

— Совершенно верно, — последовал быстрый, выразительный ответ. — Руководствуясь инстинктивным чутьем, они ищут связь с тем, что может принести пользу их существованию, что поддерживает в них лучшее выражение — их жизнь.

— Боже мой! — услышал Дэвид себя со стороны. — Вы облекли мои собственные мысли в слова. Знаете, я чувствую нечто подобное уже многие годы. Как будто, — он оглянулся убедиться, что жены нет в комнате, — как будто деревьям что-то от меня нужно!

— «Слиться» — пожалуй, самое подходящее слово, — медленно произнес Сандерсон. — Они притягивают вас к себе. Понимаете, добрые силы всегда ищут пути к объединению; зло пытается разъединить; вот почему Добро в конце концов должно победить — повсеместно. Собравшись воедино, оно возобладает. Зло склонно к разъединению, разложению, смерти. Крепкая дружба деревьев, их инстинкт держаться вместе — символ жизни. Деревья хороши в массе; поодиночке они, в общем-то, опасны. Взгляните на араукарию или, еще лучше, на остролист. Посмотрите на него, понаблюдайте за ним, постарайтесь понять. Приходилось ли вам когда-нибудь видеть с большей ясностью воплощенный злой умысел? Они злонамеренны. И все-таки тоже прекрасны! Дурному часто присуща странная, неправильная красота…

— Значит, этот кедр…

— Не злой, нет; но чужой. Кедры растут в лесах группами. Беднягу случайно занесло сюда, вот и все.

Они углублялись в эту тему все больше. Сандерсон, ограниченный временем, говорил быстро, выражая мысли очень сжато. Биттаси еле улавливал смысл фраз. Разум путался в собственных, едва определенных, почти беспорядочных мыслях, пока новая реплика художника не заставила его собраться.

— Кедр все равно будет защищать вас, поскольку вы одушевляете его своей любовью. Другие не смогут перейти этот рубеж.

— Защищать меня?! — воскликнул он. — Защищать от их любви?

Сандерсон рассмеялся.

— Мы немного запутались, — сказал он. — Говорим одно, имея в виду другое. Я хотел сказать, понимаете, их любовь к вам, их узнавание вашей личности и присутствия пробуждает мысль склонить вас на свою сторону, переманить в свой мир. В свой стан.

Вихрь мыслей, вызванных словами художника, сбивал с толку. Они носились по сложному лабиринту, чьи стены разом пришли в движение. Причем так быстро, что едва ли половине из них удавалось находить объяснение. Биттаси пытался уследить то за одной, то за другой, но вслед за ними проносилась следующая, перехватывая его внимание, не давая разобраться.

— Но ведь Индия, — произнес он, понизив голос, — так далеко отсюда, от этих английских рощ. И деревья здесь тоже совершенно другие.

Шуршание юбок предупредило их о возвращении миссис Биттаси. Последние слова он добавил на случай, если жена потребует объяснений.

— Деревья всего мира пребывают в общности, — последовал быстрый, странный ответ. — Они всегда обо всем знают.

— Знают?! Значит, вы полагаете…

— Ветры, эти великие быстролетные курьеры! Они издревле наделены правом перемещения по всему миру. Восточный ветер, например, переносится с места на место, доставляя сообщения и мысли от стана к стану, от страны к стране, подобно птицам… ветер с востока…

И тут торжественно вошла миссис Биттаси с высоким стаканом в руке.

— Вот, Дэвид, — сказала она, — это предотвратит приступ. Только ложечку, дорогой. О нет! Не все! — воскликнула она, потому что муж, как обычно, разом проглотил половину стакана. — И еще одну перед сном, и столько же утром, сразу, как проснешься.

София обернулась к гостю, который поставил стакан на стол подле себя. Она слышала обрывок разговора о восточном ветре. И насторожилась, неверно его истолковав. Частной беседе пришел конец.

— Единственное, что выводит моего мужа из душевного равновесия — восточный ветер, — проговорила она. — Рада слышать, мистер Сандерсон, что вы считаете так же.

III

Наступило глубокое молчание, только ухнул филин в лесу. Большая ночная бабочка мягко стукнулась в окно. Миссис Биттаси вздрогнула, но никто не заговорил. Звезды над верхушками деревьев едва виднелись. Издалека донесся лай собаки.