Читаем без скачивания Кентавр - Элджернон Блэквуд

— Что ты имеешь в виду, дорогая? — встревоженно спросил муж.

Сандерсон промолчал. Все трое наклонились вперед, но мужчины остались сидеть, а миссис Биттаси бросилась к окну, пытаясь заслонить собой мужа. Она на что-то указала. Черный силуэт маленькой кисти будто прорезал золото заката, а желтая шаль, свисавшая с руки, застыла облаком.

— Вон там, за кедром, между ним и сиренью, — сдавленный голос утратил резкость. — Там… видите, оно опять поворачивается, уходит, слава богу!.. Уходит к лесу.

Голос стих до дрожащего шепота. И она повторила, с глубоким вздохом облегчения:

— Слава богу! Я подумала… вначале… что оно движется сюда… к нам!.. К тебе… Дэвид!

Миссис Биттаси отступила от окна, в ее движениях сквозила растерянность. Ощупью она искала в темноте кресло, чтобы не упасть, но супруг протянул руку, чтобы поддержать ее.

— Держи, дорогой, держи меня, пожалуйста, крепче. Не отпускай.

София пришла в «обычное состояние», по его словам. Он почти насильно усадил ее в кресло.

— Дым, София, моя милая, — поспешно заверил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и естественно. — Да, и я его вижу. Это дым, его несет от домика садовника…

— Но, Дэвид, — в ее шепоте опять послышался ужас, — оно шумело. И сейчас шумит. Я слышу, как оно шелестит, — впрочем, какое точно слово она употребила, он не запомнил: «шелестит», «шипит», «спешит» или что-то подобное. — Дэвид, я очень боюсь. Это что-то ужасное! И вызвал его вот он!..

— Тише, тише, — прошептал муж, поглаживая ее дрожащую руку.

— Это ветер, — очень спокойно сказал Сандерсон впервые за это время.

В сумраке выражение его лица было не разглядеть, но в голосе не слышалось страха, только мягкость. При звуке его голоса миссис Биттаси опять резко вскочила. Биттаси подвинул ее кресло немного вперед, чтобы ей не было видно художника. Ошеломленный, он не знал, что сказать или сделать. Все это было в высшей степени странно и неожиданно.

Но миссис Биттаси была крайне напугана тем, что, как ей показалось, пришло именно из леса, огибавшего их маленький садик. Оно возникло неким таинственным образом и двигалось к ним с какой-то целью, крадучись, пытаясь обогнуть преграды. Но что-то его остановило. Оно не смогло миновать кедр. Как раз кедр, по ее сохранившимся впечатлениям, и преградил путь, не пустил дальше. Под покровом мрака лес вздыбился, как при морском приливе, нацелившись на домик, и это видимое движение было его первой волной. Так ей показалось… Как быстрое нарастание приливной волны на отмелях, так пугавшее и притягивавшее ее в детстве. Порыв некой чудовищной силы — вот что она почувствовала… И каждая клеточка ее тела инстинктивно восстала против этого, потому что оно предвещало беду. В этот момент она осознала личность леса угрожающе опасной.

Спотыкаясь, она отошла от окна с намерением позвонить в колокольчик и уловила, как Сандерсон — или ее муж? — еле слышно пробормотал себе под нос:

— Оно пришло, потому мы о нем говорили; наши мысли позволили ему заметить нас и выйти сюда. Но кедр не дает пройти дальше. Оно не может перебраться через лужайку….

Все трое уже встали, когда авторитетный голос хозяина дома внезапно привлек к себе внимание Софии, взявшейся за колокольчик.

— Дорогая, я бы ничего не стал говорить мисс Томпсон. — Он чувствовал, что голос дрожит от тревоги, но тут же к нему вернулось самообладание. — Садовник может пойти….

Сандерсон резко пресек его:

— Позвольте мне пойти посмотреть, все ли в порядке.

И прежде чем кто-либо смог ответить или возразить, он выскочил через открытое окно. Хозяева видели, как он побежал через лужайку, и скоро его фигура исчезла в темноте.

Минутой позже в ответ на звон колокольчика вошла служанка, а из холла донесся громкий лай терьера.

— Принесите лампы, — коротко сказал Биттаси, и когда за ней тихо закрылась дверь, супруги услышали, как ветер с заунывным пением кружит у стен дома. Ему вторил издалека шелест листвы.

— Видишь, ветер поднимается. Это был ветер!

Он успокаивающе обнял жену, стараясь унять ее дрожь. Но и его не отпускала дрожь, хотя не из-за тревоги, а от странной эйфории.

— То, что ты видела, был дым из трубы над домиком Страйда или от кучи мусора, который он жег на огороде. А шумели ветки, шелестевшие на ветру. Зачем так волноваться?

Она в ответ беспомощно прошептала:

— Я испугалась за тебя, дорогой. Из-за этого человека мне так не по себе — он влияет на тебя. Знаю, все это очень глупо. По-моему… я устала; похоже, у меня переутомление… перенервничала.

Слова сыпались в беспорядочной спешке, ее взгляд при этом не отрывался от окна.

— Тебя утомил наш гость, — ласково сказал Биттаси. — Мы так отвыкли от посторонних в доме. Завтра он уедет.

Он грел ее холодные руки в своих, нежно поглаживая. Больше он ничего не мог сказать или сделать. От странного внутреннего возбуждения сердце у него билось чаще, его переполняло веселье. Неясно было, отчего. Он только догадывался об источнике.

Вглядевшись сквозь сумрак в его лицо, миссис Биттаси сказала странную вещь:

— Мне на секунду показалось, Дэвид, что ты… изменился. Нервы сегодня вечером на пределе.

О госте она больше не упоминала.

Звук шагов по лужайке предупредил о возвращении Сандерсона, поэтому Биттаси быстро ответил, понизив голос:

— На мой счет нечего опасаться, голубушка. Со мной все в порядке. Уверяю тебя; никогда в жизни еще не чувствовал себя так хорошо, так счастливо.

Вошла мисс Томпсон с лампами, ярко осветившими все вокруг. Едва она покинула комнату, как в окне показался Сандерсон.

— Ничего страшного, — бросил он, закрывая за собой створку. — Кто-то жег листья, и дым понесло на деревья. А еще дальше, — добавил художник, бросив многозначительный взгляд на хозяина дома, но так осторожно, что миссис Биттаси ничего не заметила, — в лесу… загудел ветер.

Но все же хозяйка кое-что заметила: как блестят его глаза, и вдруг такой же блеск появился в глазах мужа; а еще — явный глубинный смысл, вложенный в простые слова «еще дальше в лесу… загудел ветер». У нее осталось неприятное впечатление, что он имеет в виду больше, чем говорит. В его тоне чувствовался совсем иной подтекст. На самом деле речь шла не о «ветре», и тот не остался «далеко в лесу», скорее, он устремлялся сюда. И вдобавок — еще более неприятное — муж понял скрытый смысл этих слов.

IV

— Дэвид, дорогой, — заметила она, как только они остались наверху одни. — У меня ужасно дурное предчувствие насчет этого человека. Не могу от него избавиться.

От трепета в ее голосе его затопила нежность.

Он обернулся:

— Какое, милая? Ты порой так мнительна.

— Мне кажется, — запнулась она, колеблясь в смущении и страхе, — может, он гипнотизер, или поклонник теософии, или чего-то в этом роде? Понимаешь, я имею в виду…

Биттаси слишком привык к ее мелким тревогам, чтобы относиться к ним серьезно или исправлять неточности в ее речи, но сегодня чувствовал, что ей необходима забота и нежность. И утешал, как только мог.

— Но даже если и так, никакого вреда от этого нет, — тихо ответил он. — Просто он по-другому назвал очень древние идеи, дорогая.

В голосе не было и тени нетерпения.

— Я имею в виду, — отозвалась она, и тут он почуял, что слова, которых он страшился, встают непобедимым сонмом за ее спиной, — Сандерсон — один из тех, кто, как предсказано, придет, когда наступит конец света.

Голова ее полнилась призраками Антихриста и пророчеств: по ее ощущению, она едва избегла числа зверя. Папа Римский вызывал у нее наибольшую ненависть, этот враг был доступен ее пониманию; цель была вся на виду. Но с лесом и деревьями все было так туманно и страшно. Здесь она терялась.

— Он наводит на мысль, — продолжала она, — об ангельских чинах и божественных силах в высшем мире, а еще я невольно начинаю думать о том, что бродит во тьме. Не понравились мне его речи о деревьях, которые ночью оживают, — сразу вспоминаются волки в овечьих шкурах. А когда в небе над лужайкой то ужасное показалось…

Но муж прервал ее, поскольку решил, что лучше к этой теме не возвращаться.

— По-моему, он просто хотел сказать, Софи, — довольно мрачно, но с легкой улыбкой вставил он, — что деревья живут в какой-то степени сознательной жизнью. В целом славная мысль. Немного напоминает то, что мы однажды вечером читали в «Таймс», помнишь? И еще то, что лес может обладать своего рода коллективной личностью. Не забывай, он художник, творческая натура.

— И все же это опасно, — настаивала она. — Чувствую, что он играет с огнем, неразумно рискует…

— Все во власти Господа, — мягко возразил он. — Мы не должны закрывать глаза и уши знанию любого рода, правда?