Читаем без скачивания БОЛЬШЕВИЗМ Шахматная партия с Историей - Анатолий Божич

Знаменитый царский манифест 17 октября 1905 года стал реальностью в результате двух факторов: массового организованного забастовочного движения (в Петербурге не было освещения, бастовали аптеки, типографии, почта, телеграф, и даже Государственный банк) с одной стороны, с другой — целенаправленного давления на царя С.Ю. Витте и поддерживавшей его группы высокопоставленных чиновников. Николай вначале склонялся к решительным действиям, но топить революцию в крови означало запятнать и свою репутацию перед Европой. Царь не пошел на установление диктатуры по той простой причине, что с диктатором надо было делиться властью (вполне возможно ее было и потерять), а дарование манифеста давало, по крайней мере, передышку без особого ущерба для его царских прерогатив. Действительно, правовая основа нового государственного строя вызывала в последующем неоднозначные толкования и даже иронию. Профессор М.А. Рейснер, например, писал об «абсолютизме, принявшем формы лжеконституционализма», а Готский альманах дал такую трактовку юридических основ государственного строя: «Конституционная империя с самодержавным царем»[215].

Ленин оценил появление Манифеста 17 октября как первую победу революции, но эта оценка говорит как раз о том, что социально-психологический аспект происходящих событий Лениным не воспринимался. Он оценил появление этого документа в рамках своей «шахматной» логики, как очередной удачно отыгранный у самодержавия ход. Ленин был убежден, что революционный процесс находится на подъеме, что эта уступка самодержавия активизирует энергию масс, и, прежде всего, пролетариата. Как мы увидим, в данном случае «марксистско-плехановские очки» помешали правильному анализу реальной ситуации. Оценка текущих событий исключительно с точки зрения классовой борьбы и идеализация категории «пролетариат» в очередной раз подводит Ленина. Иногда он противоречит сам себе, сочетая глубокий и проницательный анализ политической ситуации с более чем сомнительными выводами. В данном случае Ленин не осознал, что дарование манифеста выбивает из революционного процесса не только буржуазию (для него это был даже желательный момент), но и значительные мелкобуржуазные слои города и деревни, т. е. те слои, которые он видел потенциальными союзниками «пролетариата» в борьбе за временное революционное правительство. Их революционность и их «демократизм» Ленин явно переоценил. Кроме того, в своей статье «Между двух битв» (последней статье, написанной в ноябре на пути в Россию), Ленин уже «хоронит» и Государственную думу. «Государственная дума, эта презренная и гнусная комедия народного представительства, оказалась похороненной: ее разбил вдребезги первый удар могучего пролетарского натиска»[216]. Ленин воспринимает события в России как приближение к гражданской войне, для него свобода на основе царской бумажки неприемлема. «Толкуют о свободе, говорят о народном представительстве, ораторствуют об учредительном собрании, и забывают постоянно, ежечасно и ежеминутно, что все эти вещи — пустые фразы без серьезных гарантий. А серьезной гарантией может быть только победоносное народное восстание… Полную свободу выборов, полную власть учредительного собрания может обеспечить только полная победа восстания, свержение царской власти и замена ее временным революционным правительством… Долой же всякое лицемерие, всякую фальшь и всякие недомолвки! Война объявлена, война кипит, мы переживаем маленький перерыв между двумя битвами. Середины не может быть… Кто не за революцию, — тот черносотенец»[217].

Надо заметить, что эта статья, написанная эмоционально и хлестко, лучше других раскрывает психологию Ленина, его «манихейское», черно-белое восприятие реальности. В этой статье одной фразой — «гражданская война не знает нейтральных» — Ленин обозначил те черты своего мировосприятия, которые в будущем принесут ему недобрую репутацию. И, — что надо отметить особо, — эта статья объясняет, почему Ленин в ноябре 1905 года бросился в Россию. Он был уверен в грядущей гражданской войне, которая, рано или поздно, выведет на первые роли партию большевиков в качестве представителя интересов революционного пролетариата.

Сама большевистская партия в эти осенние месяцы 1905 года довольно быстро превращается из строго законспирированной организации профессиональных революционеров в действительную партию, начинающую создавать наряду с подпольными ячейками и полулегальные структуры. Тон задавал Петербургский комитет, в который в то время входили В. Невский, М. Эссен, И. Теодорович, А. Шотман, П. Красиков, Н. Крыленко. В ноябре 1905 года была проведена реорганизация партийных структур, после чего основой партийной организации стали заводские и фабричные социал-демократические группы («ячейки»). Эти группы избирали из своего состава заводской или фабричный комитет и представителей в районный комитет, по одному на 10 членов партии. Кроме этих выборных представителей в районный комитет входили также представители коллегии пропагандистов и агитаторов. При Петербургском комитете работали т. н. «агитаторская», пропагандистская, литературная и военно-боевая коллегии (последняя под руководством Николая Скрыпника и Владимира Невского)[218].

В Москве большевики сделали основой своей деятельности пропагандистскую работу. Была создана литературно-лекторская группа МК, в которую вошли И.И. Сквор- цов-Степанов, М.Н. Покровский, А.Н. Рожков, В. М. Фри- че, С.И. Мицкевич, П.Л. Дауге, С.Я. Цейтлин. Эти люди занимались пропагандистской работой не только среди рабочих, но и в среде интеллигенции, и среди мелкобуржуазных слоев городского населения[219]. Кроме того, по воспоминаниям Осипа Пятницкого, московский комитет вел большую пропагандистскую работу в деревне, куда было переправлено громадное количество с.-д. литературы и прокламаций[220]. Достаточно быстро создаются легальные структуры. «Долой подполье! Мы слишком долго задыхались в нем» — этот клич характерен в этот период как для сторонников «большинства», так и для меньшевиков. Активно начинают создаваться легальные социал-демократи- ческие клубы — в Петербурге первый такой клуб, созданный меньшевиками, открылся уже 15 ноября. Меньшевики пытаются легализовать и партийные структуры — создаются т. н. районные союзы и «заводские собрания». Большевики с легализацией партийных структур не спешат, но в деятельности клубов участвуют весьма охотно. Скрытый ранее антагонизм между интеллигентской и чисто рабочей частями социал-демократии прорывается наружу (особенно с созданием первых профсоюзов), и в социал-демократии появляется синдикалистское течение, связанное с еженедельником «Рабочий голос», под лозунгом «Освобождение рабочих — дело самих рабочих». Однако большого влияния на рабочую массу синдикалисты в то время не имели.

Надо также отметить, что усилившееся после 17 октября погромно-черносотенное движение потребовало от революционеров (не только большевиков) определенной координации деятельности боевых дружин, которыми к тому времени располагали и большевики, и меньшевики, и эсеры. В какой-то мере сбылись прогнозы Ленина, что революционное действие рано или поздно вызовет ответное противодействие самодержавия. Скорее всего, Ленин надеялся, что сам этот процесс приведет к эскалации гражданской войны и выльется в массовое вооруженное восстание. Однако все же масштабы этого противоборства оказались гораздо меньше ожидаемых. Русский обыватель не торопился присоединяться ни к тому, ни к другому лагерю, да и армия оказалась гораздо более верноподданной и инертной, чем мог предположить Ленин. Кроме того, русскому правительству удалось удержать страну на грани финансовой катастрофы.

Еще в конце лета в газете «Пролетарий» № 15 от 23 августа (5 сентября) 1905 года было помещено редакционное примечание к статье «Финансы России и революция». В данном примечании, ссылаясь на книгу Рудольфа Мартина «Будущность России и Япония», редакция (Ленин) выражала полную уверенность в неизбежности финансового банкротства России. Прогнозировался дальнейший рост дефицита бюджета и государственного долга России.

Сегодня достоверно известно, что в декабре 1905 года Россия действительно оказалась на грани банкротства. По данным Б.В. Ананьича, реальная свободная наличность золота составляла не более 675 млн. рублей, в то время как на 8 (21) декабря 1905 г. выпуск кредитных билетов превысил 1250 млн. рублей. Однако царское правительство при- няло решение не объявлять о прекращении размена и использовать золотой запас до предела, «лишь бы не давать в руки революционеров явного свидетельства непрочности самодержавия. На заседании Комитета финансов 14 (27) декабря Шванебах прямо заявил, что прекращение платежей золотом может быть использовано в революционной пропаганде как свидетельство государственного банкротства»[221]. От банкротства, как известно, самодержавие спас крупный заем 1906 года у французских, английских, австрийских и голландских банков. 500 млн. рублей предоставили русские коммерческие банки[222].