Читаем без скачивания БОЛЬШЕВИЗМ Шахматная партия с Историей - Анатолий Божич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще в конце лета в газете «Пролетарий» № 15 от 23 августа (5 сентября) 1905 года было помещено редакционное примечание к статье «Финансы России и революция». В данном примечании, ссылаясь на книгу Рудольфа Мартина «Будущность России и Япония», редакция (Ленин) выражала полную уверенность в неизбежности финансового банкротства России. Прогнозировался дальнейший рост дефицита бюджета и государственного долга России.
Сегодня достоверно известно, что в декабре 1905 года Россия действительно оказалась на грани банкротства. По данным Б.В. Ананьича, реальная свободная наличность золота составляла не более 675 млн. рублей, в то время как на 8 (21) декабря 1905 г. выпуск кредитных билетов превысил 1250 млн. рублей. Однако царское правительство при- няло решение не объявлять о прекращении размена и использовать золотой запас до предела, «лишь бы не давать в руки революционеров явного свидетельства непрочности самодержавия. На заседании Комитета финансов 14 (27) декабря Шванебах прямо заявил, что прекращение платежей золотом может быть использовано в революционной пропаганде как свидетельство государственного банкротства»[221]. От банкротства, как известно, самодержавие спас крупный заем 1906 года у французских, английских, австрийских и голландских банков. 500 млн. рублей предоставили русские коммерческие банки[222].
Таким образом, можно констатировать, что прогнозы Ленина в своей основе были верны, но развитие событий определялось слишком большим количеством факторов, результат взаимодействия которых было трудно предугадать. Так или иначе, но Ленин спешит в Россию.
Вечером 8 ноября 1905 года он прибыл в Петербург, где был встречен членом боевой группы при ПК РСДРП Н.Е. Бурениным, который привез его на квартиру к своей сестре В.Е. Ивановой на Можайской улице. В тот же вечер он встретился с членом ЦК Л.Б. Красиным, отвечавшим за деятельность боевой группы. Первое время Ленин пытается соблюдать легальность, но, обнаружив за собой слежку, с 4 декабря переходит на нелегальное положение[223].
Ситуация, сложившаяся в России в ноябре 1905 года, была уникальной. По воспоминаниям А.В. Луначарского, который вернулся в Россию чуть раньше Ленина, в Петербурге не ощущалось власти правительства, «правительство как-то спряталось»[224]. В Петербурге открыто проходили заседания Совета рабочих депутатов, выходили оппозиционные газеты. С 27 октября в столице легально издавалась большевистская газета «Новая жизнь», имевшая в качестве издательницы известную актрису и гражданскую жену Горького М.Ф. Андрееву, а в качестве официального редактора — известного поэта и публициста Н. Минского. Наряду с видными большевиками (П.П. Румянцевым, Н.А. Рожковым, А.А. Богдановым, А.В. Луначарским, Лениным и др.) в газете сотрудничали представители литературной богемы — К. Бальмонт, Г. Чулков, Тэффи, Л. Андреев, Е. Чириков, Л. Галич. Печатался в газете и М. Горький. Редакция газеты помещалась на Невском проспекте, в громадных, богато обставленных комнатах. У входа в редакцию посетителей встречал роскошный швейцар. Многие мемуаристы отмечают, что первый номер легальной большевистской газеты имел громадный успех. М. Лядов вспоминал, что «газета превзошла все наши ожидания. Появление первой социал-демократической и притом определенно большевистской газеты, выступившей с первого номера с ярким, четким лицом (в приложении дана программа партии), произвело на публику потрясающее впечатление. Публика разбирала номера буквально нарасхват. К вечеру за отдельные номера платили уже по 3 рубля… номер разошелся в 80 тыс. экземпляров»[225].
До приезда Ленина фактическим редактором газеты был П. Румянцев, и, судя по воспоминаниям Лядова, его вполне устраивала респектабельность газеты, как и сотрудничество в ней «классово чуждых» элементов. Однако вернувшегося из эмиграции Ленина внешний блеск газеты выводил из себя. Он считал, что газета, издающаяся для рабочих, могла бы иметь гораздо более скромные редакционные помещения. В дальнейшем редакция «Новой жизни» постаралась избавиться от модных литераторов, однако сам факт такого, пусть даже временного единения, говорит о том, что большевизм в ту пору воспринимался интеллигенцией как радикальное течение внутри всемирно признанной социал-демократии, но не более того. Вообще идея социализма в годы первой русской революции становится очень популярной в обывательской среде, чему способствует массовое издание частными типографиями социалистической литературы всех направлений и оттенков (прежде всего потому, что это было коммерчески выгодно!).
В Москве большевики начинают издавать легальную газету «Борьба», а меньшевики — «Московскую газету». В руки Парвуса и Троцкого перешла «Русская газета», а меньшевики стали издавать в Петербурге газету «Начало».
Между тем, события октября — ноября 1905 года вызвали новые спорные вопросы, по-разному трактующиеся большевиками и меньшевиками. Прежде всего, весьма неоднозначной оказалась роль возникших после распубли- кования Манифеста Советов рабочих депутатов, главным образом — в Петербурге и Москве. Меньшевики, инициировавшие создание этих Советов, вполне сознательно способствовали их политической нейтральности. По их мнению, Советы должны были стать легальными центрами рабочего движения, на равных сотрудничающих со всеми политическими партиями. По сути, это отвечало давним идеям некоторых меньшевиков о демократическом преобразовании общества через опосредованный контроль над органами самоуправления. Но это никак не могло устраивать большевиков, которые видели в подобной тактике отказ от реализации идеи временного революционного правительства, от партийного руководства рабочим движением. Да и сама фигура председателя Петербургского Совета Хрусталева-Носаря, еще недавно принимавшего участие в попытках «освобожденцев» организовать несоциалистическую рабочую партию, у большевиков вызывала большие сомнения. Однако тяга рабочих к массовой организации, а также тот факт, что Совету удалось провести в начале ноября в Петербурге новую политическую стачку, значительно изменили отношение лидеров «большинства» к Совету р.д. Хотя эту стачку не удалось превратить во всероссийскую, все же на какое-то время Петербургский Совет превратился в неофициальный орган революционной власти, и это давало надежду на поступательное развитие событий.
Весьма неоднозначным продолжало оставаться и отношение к либеральной демократии, ибо представители этого движения после царского Манифеста повели себя по-разному в разных регионах России. В Москве, Одессе, Н. Новгороде произошел разрыв между левыми и буржуазно-либеральными партиями, до этого сотрудничавшими в период Октябрьской всеобщей политической стачки. В Сибири городские думы (где преобладали буржуазные элементы) часто работали рука об руку с местными комитетами социал-демократов, а в Тифлисе, где возникла угроза масштабной межнациональной резни, власти сами пошли на сотрудничество с социал-демократией. Кое-где на такое сотрудничество пошли и представители буржуазно-демократических кругов, но в большинстве случаев это было вызвано угрозой массовых черносотенных погромов. Погромная волна октября — ноября 1905 года действительно (в полном соответствии с прогнозами Ленина) привела к революционизации массовых настроений, но эти вспышки баррикадных боев носили локальный характер (Харьков, Екатеринослав, Чита и некоторые другие города). В крупных городах России один за другим возникают Советы рабочих депутатов, причем в абсолютном большинстве этих Советов доминируют представители социал-демократии. Лишь в Белостоке Совет р.д. оказался в руках эсеров и анархистов.
Во время погромов социал-демократия понесла первые жертвы: зверски были убиты в Москве Н.Э. Бауман и П. Грожан, в Иваново-Вознесенске Федор Афанасьев и Ольга Генкина, в Армавире — Прасковья Дугенцова. Характерно, что в похоронах Баумана приняли участие не только рабочие, но и т. н. «чистая публика». Газета «Новое время» оценила количество участников похорон в 300 тыс. человек. Черносотенная волна в какой-то мере способствовала если не единению, то, по крайней мере, осознанию общих угроз.
Таким образом, можно констатировать, что прогнозы Ленина, сделанные им в течение первой половины 1905 года, имели под собой определенные основания и в какой- то мере воплотились в жизнь. Но очень многого Аенин не учел. Его теория политической революции исходила из априорного признания максимальной революционности пролетариата, его «классового инстинкта», его «демократизма». Именно этот элемент идеализации пролетариата, игнорирование его социальной неоднородности и идейной разобщенности, не позволил адекватно оценить ситуацию и сделать более реалистические выводы. Партия большевиков в той конкретной ситуации не смогла до конца сыграть роль «авангарда пролетариата», т. к. самодержавие в лице своих немногих талантливых чиновников (прежде всего, С.Ю. Витте) сумело удержать страну от падения в хаос (чего не смогло сделать Временное правительство осенью 1917 года), проявив способности к маневрированию. Надо отметить, что и в самой партии отсутствовала цельность, большевики не ощущали себя отдельной партией, еще не были порваны все нити, связывающие «большинство» с «меньшинством», отсутствовал и действенный руководящий центр. Тактические вопросы решались неодинаково разными комитетами, которые во многом действовали, исходя из конкретных обстоятельств. Приезд Ленина в Россию не слишком радикально изменил ситуацию. Первое время Ленин вынужден был посвятить анализу положения в стране и партии, да и вообще он не демонстрировал желание афишировать свое лидерство.