Читаем без скачивания Смотри на меня (СИ) - Малиновская Маша

Подавив тяжёлый вздох, я сажусь на диван рядом с Егором у стола, ощущение будто не он пришёл к моим родителям, а я к его — настолько скована.

Папа предлагает вино или что-то покрепче. Егор отказывается, а я очень даже не против. Может, хоть немного отпустят эти клещи обиды, вцепившиеся в душу.

Мама с папой расспрашивают Егора о том, чем он сейчас занимается, закончил ли образование, чем интересуется и как планирует жизнь. Это не выглядит как собеседование, скорее просто интерес. Не знаю, что сейчас чувствует мой Вертинский, какого ему, зная, что натворили мои папа и мама, но он разговаривает с ними вполне открыто и дружелюбно.

Он с самого детства прибегал к нам, рос у них на глазах. Приходил к папе в гараж, что-то не раз помогал в саду, по многим вопросам спрашивал совета. А сколько раз мы вместе завтракали или ужинали. Мама всегда готовила на одну порцию больше, всегда учитывала соседского мальчишку, который, слыша запах пирога, обязательно забегал за какой-нибудь мелочью, но обязательно был усажен за стол.

Мама тоже участвует в разговоре. И Бублик, конечно, тут как тут, куда уж без этого вездесущего проныры.

Удивительно, но он даже не залаял на Егора, хотя эта милая собачка превращается в демона ада, завидев незнакомого человека, особенно мужчину. А тут выскочил и скулит, просит погладить и пожертвовать ему что-нибудь из тарелки.

А потом и вовсе набирается наглости и запрыгивает Вертинскому на колени.

— Бублик! — всплескивает руками мама. — Ну что за наглец! А-ну иди на своё место!

Пёсик прижимает уши и виновато смотрит на маму, а потом на Егора, но уже с надеждой.

— Давай, дружище, хозяйку надо слушать, — смеётся тот, а потом поворачивается ко мне и говорит: — Надо и нам завести собаку. Что думаешь?

— Я люблю собак, — но Егор это и так знает. — Но ей будет непросто жить на два дома.

— Это да, животное так мучать нельзя, — выдаёт задумчиво, а потом смотрит на меня и так же серьёзно продолжает. — Придётся съехаться. Вы же не против?

Последнюю фразу уже адресует родителям, те одновременно говорят, что только за, а я зависаю. Так неожиданно. Он ведь… только что предложил жить вместе.

— Если, конечно, Юля хочет, — добавляет папа и все трое поворачиваются ко мне.

— Мне нравятся спаниели, — отвечаю, ощущая, как внутри разливается тепло.

Мышцы спины расслабляются и я… улыбаюсь. Наконец искренне и с лёгкостью.

27

Кто бы знал, как приятно спать в крепких родных объятиях. Свернуться удобно, уткнувшись носом в широкую грудь и вдыхать родной запах. Будто отгораживаешься от всего мира, часто такого враждебного. И расслабляешься.

Или когда сильные мужские руки заключают в кокон безопасности, обнимая сзади и прижимая спиной. Так хорошо. Иногда немного неудобно, но так сладко и спокойно. И так легко дышать.

Именно так мы вчера и уснули, когда приехали от родителей. Не обсуждали предложение Егора, просто заехали ко мне за чистой одеждой, а потом вернулись к нему. И хоть были довольно уставшими, уже засыпали, посмотрев кино, но не смогли удержаться, чтобы снова не заняться любовью.

Утром я просыпаюсь от поцелуев. Слишком мокрых, но всё равно приятно. Егор целует меня в нос, верхнюю губу. Я потягиваюсь и улыбаюсь, мычу от удовольствия, даже не раскрыв глаза. А потом он лижет меня в щёку.

Стоп.

Распахиваю глаза и вижу Егора чуть дальше, он улыбается, едва сдерживая смех. И это совсем не он целовал меня, а потом лизнул щёку. Это маленький рыжий щенок с большими кудрявыми ушами и чёрными крупными бусинами-глазами и носом.

— Егор!

Меня захлёстывает такой горячий восторг, что я больше не могу вымолвить и слова, а вместо этого морщусь от резкого щекотания в носу и пытаюсь проморгать слёзы.

— Мы с ним уже час ждём, пока ты проснёшься. Вот не дождались.

Я беру малыша на руки, присаживаясь на постели, и прижимаю к себе. Целую в тёплую мохнатую головку, а он тихонько подскуливает и снова лижет меня прямо в губы.

— Заводчик назвал его Цезарь, но ты можешь назвать как хочешь. Он ещё маленький, привыкнет.

— Цезарь — мне нравится!

Смотрю на щенка и прямо вижу уже взрослого серьёзного пса по кличке Цезарь. Величественно так. Ему уже идёт.

— Спасибо! — вместе со щенком встаю на колени на постели, обнимаю Вертинского за шею и целую. — Когда же ты успел?

— Ночью прошерстил по интернету питомник, утром съездил и забрал.

Разве так бывает? Живёшь в серости и боли, смиряешься с тем, что душа и тело изорваны в клочья. Просто считаешь дни, но без цели. А потом в твою жизнь врываются краски, чувства, эмоции. Словно радуга взорвалась и забрызгала разноцветными волшебными каплями всё вокруг. И вот это ощущение, даже нет — состояние счастья.

Иногда мне кажется, что открою глаза, а этого всего и нет. Привиделось, приснилось, показалось. И тогда в груди становится неприятно-щекотно и хочется вцепиться пальцами в одежду Егора, уткнуться носом в его грудь и дышать-дышать-дышать его запахом, его близостью.

У щенка такой мокрый нос, и он им тычется мне в ладонь, а у меня слёзы на глазах и комок в горле. Это от счастья. И это прекрасно.

— Завтра папа зовёт на шашлыки. Идём? — спрашивает Егор.

— Конечно, — соглашаюсь.

Хорошо, что на шашлыки, не придётся выряжаться в платье, я их не люблю. А вот спортивный костюм за милость надеть.

— Юль, когда за вещами поедем?

Вопрос запускает щекотку где-то под рёбрами. Так волнительно, что мы будем вместе жить.

— Давай, я сегодня после пар поеду и соберу, у меня занятия сегодня рано заканчиваются. А вечером, как освободишься, заберём коробки.

— Хорошо.

Егор целует меня в нос и уходит собираться. Я встаю с кровати, усаживаю Цезаря в манежик, что Егор уже установил на полу возле пустой стены, стелю туда пелёнку.

— Не скучай, малыш, скоро мы будем проводить вместе намного больше времени, — чешу ему шёрстку за ушком, а он грустно смотрит на меня.

Быстро принимаю душ и жарю омлет. Мне нравится готовить на двоих. Не факт, что я буду кайфовать от этого как моя мама, но всё же мне приятно, когда Егор с аппетитом ест то, что я приготовила.

Собираюсь тоже быстро, а потом мы вместе едем в университет.

У Вертинского сегодня лабораторный день, их группа в другом корпусе, так что в перерывах увидеться не получается. Но в кафетерии я встречаю Лилю и Наташу. Мне внезапно очень хочется с ними поболтать. Конечно, они не обязаны радоваться мне, ведь это я отдалилась после аварии, хотя они поддерживали меня как могли.

Но девчонки радостно приветствуют меня, когда я со стаканом кофе и булочкой в руках спрашиваю, не против ли они, если присоединюсь. Удивительно, но уже через пять минут мы болтаем, будто за эти два года и не разошлись в разные стороны.

— Мы съезжаемся с Егором, — вдруг выпаливаю.

Мне так хочется поделиться этим. Хочется снова общаться с подругами, если они, конечно, не против. Хочется быть открытой и просто счастливой.

Девчонки обе замирают и внимательно смотрят.

— Я прошу у вас прощения, что морозила два года, — говорю открыто и честно. — Я скучаю. Если примите снова, я…

— Конечно! — эмоционально перебивает Лиля.

— Мы тоже скучали, — добавляет всегда более спокойная Наташа.

— Ну давай, рассказывай!

Я делюсь с подругами радостью. Болью не смогла, а вот счастьем — да. Они искренне поздравляют меня, неподдельно радуются. Это приятно, когда у тебя есть друзья, и впредь я буду это ценить.

После пар девочки вызываются помочь мне собрать вещи. Они-то и в квартире у меня не были. Договариваемся, что пока у них будет последняя пара (мы же теперь учимся на разных курсах из-за моего академического отпуска, что я брала после аварии), я съезжу покормить малыша Цезаря и вернусь за ними, а потом мы поедем ко мне, выпьем чаю и они помогут мне упаковать коробки.