Читаем без скачивания Король Воронов - Нора Сакавич

Нил вспомнил сбитые костяшки Рене, неукротимый дух Даниэль и Элисон, вышедшую на игру через неделю после смерти Сета. Вспомнил мать, которая, не дрогнув, выдерживала буйные припадки ярости мужа и хладнокровно оставляла за собой трупы. Он просто не мог не сказать:

– Среди самых сильных людей, которых я знаю, немало женщин.

– Что? Да нет, – махнул рукой Ники, – я о другом. Они мягкие в буквальном смысле. Слишком много изгибов, понимаешь? Руки как будто соскальзывают. Не-е, это совсем не мое. Мне нравится… – подбирая слова, он нарисовал в воздухе прямоугольник, – Эрик. Эрик – само совершенство. Он ярый поклонник движухи под открытым небом типа скалолазания, походов в лес, катания на горных велосипедах – короче, всей этой байды с комарами и свежим воздухом. Но боже мой, Нил, видел бы ты его тело! Он весь такой – крепкий, жесткий, сплошь острые углы. – Ники снова изобразил в воздухе прямоугольник. – Он сильнее меня, и мне это нравится. Я могу висеть на нем хоть целый день, он даже не вспотеет.

Вспоминая своего бойфренда, который сейчас находился на другом континенте, Ники медленно и мечтательно улыбнулся. Улыбка была более сдержанной, не такой широкой, как обычно, и Нил задумался, объяснялась ли всегдашняя веселость Ники характером, или он нарочно бодрился рядом со своими вечно угрюмыми кузенами.

– Забавно, – усмехнулся Ники, – но парни такого типа меня раньше не привлекали. Все, в кого я влюблялся подростком, были совершенно другими. Может, поэтому никто из них и не смог мне помочь. – Ники перевернул руки ладонями вверх и принялся их рассматривать. – Мои родители немного чокнутые. Есть люди религиозные, а есть истеричные фанатики. Мы с Рене – просто верующие. Мы ходим в разные церкви, у нас разные взгляды, но при этом мы уважаем друг друга, понимаем, что религия – это лишь трактовка веры. А мои родители – ненормальные, которые делят мир исключительно на черное и белое, хорошее и дурное. Они убеждены, что всех грешников ждет божий суд, вечное проклятие и адское пекло. Несмотря на это, я все равно решил признаться им в своей ориентации. Мама страшно расстроилась. Заперлась в спальне и несколько дней только и делала, что плакала и молилась. Отец пошел на меры покруче: отправил меня в христианский лагерь для геев. Целый год мне внушали, что я поражен дьявольской скверной и что я – ходячее испытание для всех остальных добропорядочных христиан на планете. Меня там пытались пристыдить и исправить с Божьей помощью. Не помогло. Какое-то время я об этом сожалел. А домой вернулся, чувствуя себя чудовищем и позором семьи. Смотреть в глаза родителям я не мог, поэтому начал врать. До окончания школы я притворялся натуралом, даже встречался с девушками. С парочкой из них я целовался, но никогда не заходил дальше, якобы из целомудрия. Я знал, что надо только дотянуть до выпуска. И ненавидел такую жизнь, – продолжал Ники. – Мне приходилось переступать через себя, но я понимал, что не могу врать постоянно. Я был в ловушке. Иногда мне казалось, что Господь отвернулся от меня, иногда – что я недостоин божьей милости. К середине одиннадцатого класса я начал подумывать о самоубийстве. А потом учительница немецкого рассказала мне о программе обучения за границей по обмену. Она пообещала все устроить, если мои родители дадут согласие. Сказала, что включит меня в программу, подберет подходящую семью и все такое. Выходило недешево, но, по ее словам, мне требовалась смена обстановки. Думаю, она догадывалась, как близко я подошел к последней черте. Я не верил, что мать с отцом согласятся, но они до того гордились моим «излечением», что разрешили ехать на следующий год. Оставалось продержаться всего один семестр. Я так мечтал убраться, что весной, когда тетя Тильда и Аарон переехали в Колумбию, практически оставил это без внимания. Думал только о том, как бы дожить до мая. Конечно, нужно было попытаться наладить контакт с Аароном, но в моем тогдашнем состоянии я мало чем мог ему помочь. Когда самолет, на котором я улетал из Колумбии, оторвался от взлетной полосы, меня охватил дикий страх. Я был безумно счастлив расстаться с родителями и всем своим окружением, но не знал, изменит ли что-нибудь переезд в Германию. По прилете меня встретил мой новый «брат по обмену», Эрик Клозе. – Ники как будто впервые произнес это имя вслух. – Он научил меня верить в себя. Показал, как привести веру в гармонию с сексуальностью, возвратил мне желание жить. Ну да, звучит напыщенно, но Эрик меня спас.

Ники снова перевернул ладони и сплел пальцы. Взгляд, который он устремил на Нила, ободряющий и в то же время озабоченный, заставил того смутиться.

– Вот что такое любовь, понимаешь? Вот чего экси никогда не даст ни тебе, ни Эндрю, ни кому-либо другому. Экси не станет опорой в жизни, не сделает тебя сильнее и лучше.

– Угу, – кивнул Нил.

Ники его нейтральный ответ не устроил.

– Я не претендую на звание умника, но и последним дураком себя не считаю. Я уже понял, почему ты шарахаешься от всех, как уличный кот. Но имей в виду, рано или поздно тебе придется начать кому-то доверять.

– Можно я уже займусь математикой?

Ники поднял методичку с пола, но Нилу ее не отдал.

– Теперь твоя очередь. Почему тебе не нравятся девушки?

– Они мне не не нравятся, – возразил Нил, на что Ники лишь скептически фыркнул.

Нил вспомнил тяжелые кулаки матери, вспомнил о том, как она драла его за волосы. Она постоянно вдалбливала ему, что девушки представляют опасность. Они забираются мужчине в голову, говорила мать, и начинают вертеть им по своему желанию. Из-за них тебе хочется изменить весь мир и в первую очередь себя. Они выворачивают тебя наизнанку, выпытывают все твои тайны. Даже если ими движут добрые побуждения, в итоге все заканчивается смертью.

– С этим все сложно, – наконец сказал Нил. – А теперь дай мне позаниматься.

– Пообещай хотя бы подумать об этом, – попросил Ники.

– Обещаю.

– Неисправимый лжец, – вздохнул Ники, протягивая брошюру.

Нил посмотрел на часы, досадливо поморщился, увидев, сколько времени потеряно впустую, и вернулся к недорешенному уравнению. Ники еще немного побурчал себе под нос, перекладывая свои журналы, но, взявшись за работу, быстро умолк. Нил постарался выбросить этот разговор из головы и сосредоточиться. Уже через несколько минут он стер его из памяти, искренне надеясь, что насовсем.

Слова Ники снова вспомнились Нилу на тренировке, когда он увидел Рене и Эндрю. Они стояли в зоне ворот и что-то обсуждали, при этом Эндрю оживленно жестикулировал. Стоило Нилу задержать на них взгляд, и тот самый разговор опять всплыл в голове.

Зная, чем завершится сезон, размышлять об этом не имело смысла, и все же