Читаем без скачивания Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Держа дагу уже в правой руке, я бросился на помощь Кольке. У его противника был хаудеген — односторонняя шпага с косо срезанным остриём, удивительно, как Колька — с одной рукой и своей короткой ландскеттой — вообще сколько-то против него продержал-ся. Но, увидев меня с дагой, мальчишка прыгнул в сторону, в кусты. Колька тут же сел — по плечу у него, пропитывая одежду, текла кровь.
Я рванулся следом за убегающим, но оглянулся и скрипнул зубами. Арнис начал слабо возиться. Я в голос выругался и бросился к нему:
— Сейчас, сейчас помогу!..
У Арниса оказалась разбита голова — Колька, скрипя зубами, подал голос:
— Его… кистенём… Я перевяжусь, ты не беспокойся…
— Леший… — Арнис открыл глаза. — Прости… я ничего не сделал… её… утащили…
Я снова выругался, опустил его голову и рванулся к убитому мной. Выдернул у него из груди палаш (тело подпрыгнуло), вытер о куртку лезвие. Потом сдёрнул её — без мале-йшей брезгливости — и, на бегу скатывая её в валик, бросился к Арнису.
Тот приподнялся на локте и уже подтянул к себе валлонку. Он глядел на меня поте-мневшими глазами. Потом облизнул губы и сказал:
— Олег, не ходи один, — у него исчез акцент.
100.
— А? — я подсунул ему под голову валик и придавил, нажав на грудь. — Полежи, полежи… Коль, ты как?
— Нормально, только пуля внутри, — Колька уже успел затянуть на плече обрывок своей рубашки. — Арнис прав, не ходи.
Они поняли всё раньше меня. До меня-то только сейчас дошло то, что я сам соби-раюсь сделать.
— Не ходи один, — повторил Колька, подбирая ружьё. — Я сейчас, погоди…
— Я тоже, — завозился Арнис.
— Идите обратно, — бросил я, отступая к кустам. Подобрал и засунул за пояс попавший-ся под ногу нож убитого. — Идите обратно, за нашими. Идите!
Я повернулся и побежал.
* * *
Без маски "Лёшка Званцев из Мурманска" — так он отрекомендовался — оказался си-неглазым широкоскулым мальчишкой лет пятнадцати. Он и его друзья попали сюда боль-ше трёх лет назад — ну, основное ядро, от которого сейчас осталось не так уж много. Большинство из одиннадцати парней и восьмерых девчонок их команды прибилось к ней уже тут, далеко не все они были русскими. Кроме того, выяснилось, что и у них тут вре-менная стоянка — они пришли с юга три дня назад и даже толком не исследовали мест-ность, хотя побывали у башни и заметили ещё два дыма (один из них, как понял Вадим, был наш). Выяснилось, что Лешка хорошо знает Йенса, его конунга и всю их немецкую компанию — зимой немцы выручили их где-то в Крыму из заварухи с неграми, они месяц провели вместе в аджимушкайских пещерах. Сейчас Лешка направлялся на Северный Кав-каз — зимовать, но, подумав, сказал, что в принципе можно зазимовать и тут, если ребя-та окажутся не против.
— Но вообще им не с чего против быть, — добавил он, шагая рядом с новыми знакомыми. Лук, сделанный из берёзы, сухожилий, можжевельника и стальных пластин, он нёс в ру-ке, и стрела была готова, лежала на дуге. Рядом с ним Вадим чувствовал себя немного играющим в средневекового воина. Вот Лешка — настоящий. Наверное, впрочем, так ка-залось из-за одежды, и Вадим подумал ещё, что скоро (если останется жив) и сам будет выглядеть так же.
Они всей весёлой компанией, вчетвером, двигались в лагерь новых знакомцев.
* * *
Я никого не догнал — остановился примерно через два километра, задыхаясь от зло-сти и обливаясь потом. Огляделся, рубанул можжевеловый куст — тот косо завалился в папоротник. Бешенство не оставляло меня. Я вслушивался, но в ушах клокотала кровь, и мне пришлось брести обратно к тропинке.
Мне не хотелось думать, что могло случиться с Танюшкой. Я заставил себя решить, что её утащили в лагерь. Но кто напал на нас?! Тут мне даже ничего не приходило в го-лову…
…Дорога была пуста, только труп всё ещё лежал в кустах. Я отметил, что на нём ещё вполне крепкие тяжёлые ботинки, туристские. Мои туфли сдаваться не собирались, но многим ребятам и девчонкам уже требовалась смена обуви. В том числе — и Таньке.
Я вздохнул. Сжал зубы, взглянул с прищуром в ту сторону, куда мы шли. И, рассте-гнув кобуру нагана, зашагал туда…
…Я прошёл около двух километров и увидел всех троих издалека — сперва они сидели на обочине, потом поднялись и встали поперёк тропинки. Оружие у них в руках было вид-но тоже издалека.
Я не остановился. Левой рукой достал револьвер, но курка взводить не стал. Рыж-ий мальчишка — младше меня, — стоявший с краю, держал в поднятых руках арбалет, за-ряженный ширококонечной стрелой. Двое других — светловолосые, мои ровесники или чуть постарше — приготовили клинки, такие же хаудегены, как тот, который я уже видел. Ли-
101.
ца у всех троих были напряжённые и жёсткие, как выбитые на жести-бронзовке медаль-оны.
Я остановился в десятке шагов от них. Арбалет смотрел мне в грудь, и я отстра-нённо представил себе, как широкий крестовидный наконечник болта с заточенными гра-нями перьев пробивает мне грудную клетку и высовывает окровавленное жало из спины…
…Но я успею выстрелить три раза. Наверное, мальчишки прочитали это по моему лицу.
— Меня зовут Олег, — сказал я, и голос у меня сорвался, но никто из них даже не улыбнул-ся — над человеком с револьвером смеяться не хочется. — Если вы меня понимаете… если ваши друзья напали на нас на этой тропе, ранили двух наших и украли мою девчонку — я хочу знать, что вам нужно. Если не ваши — я прошу у вас помощи.
Стоявший в центре заговорил — и заговорил по-русски, с хорошо мне знакомым, хо-тя и не таким заметным, как у Арниса, акцентом:
— Мы вас сюда не звали, русские. Вы нам здесь не нужны.
— Да вы что, ребята?! — возмутился я. — С ума спрыгнули?! Мы же тоже из Союза, мы же из одной страны с вами! Вы, наверное, ошиблись…
— Вы решили нас и здесь достать? — процедил тот же мальчишка. Двое других молчали, мерили меня ненавидящими взглядами. — Русские свиньи!
Я стиснул зубы. Переждал и произнёс:
— Мне нужна моя девушка. Верните её.
Они переглянулись — точнее, переглянулись двое, рыжий продолжал держать меня на прицеле. На слух это был не литовский, я нахватался кое-каких слов у Арниса. Да я и не прислушивался — мной вновь овладело злое недоумение. Немцы из ФРГ с нами обошлись не то что мирно — по-дружески. А свои — блин, свои!!! — оказались такими сволочами! Я да-же как-то не обратил внимания на то, кем они меня там обложили — и прервал их сове-щание:
— Моя девушка у вас, козлы?!
На меня вновь уставились все трое. Тот же, кто говорил со мной раньше, кивнул:
— У нас. Марюс велел тебе передать, русский, чтобы ты оставил на этой дороге всё своё оружие и шёл по ней. Через километр будет наше поселение. Там и поговорим.
Приступ злого страха за Танюшку бросил меня вперёд. Я скользнул под не успевший выстрелить арбалет, сбил рыжего плечом и, взяв на мушку отскочивших к обочине стар-ших, процедил:
— Вы что решили, что я буду в мушкетёров с вами играть?! Дюма обчитались?! Я сей-час вас тут прибью всех троих, как мух, а потом…
— Если мы не вернёмся раньше тебя, — усмехнулся всё тот же мальчишка, — твоей дев-чонке оторвут голову.
Я прицелился ему в лоб:
— А если не вернёшься только ты? — спросил я. — Ты мне активно не нравишься, сволочь. Очень активно.
— Мы должны вернуться втроём, — вполне хладнокровно сказал он, хотя отчётливо поб-леднел. — Марюс хочет поговорить с тобой. Думай, русский.
Они повернулись и пошли. Рыжий на ходу разряжал арбалет. Я прицелился вслед из нагана — они это, кажется, почувствовали, но никто не оглянулся, и я убрал наган. Стоял и смотрел, чувствуя, что меня трясёт. Именно меня, не руки; я бы не промахнулся. А ру-ки я положил на поясной ремень.
Надо было ждать наших. Но Танюшка была там, впереди, совсем близко. Она наде-ется, она же ждёт меня!
Я был на сто процентов уверен — ждёт.
Я заметил, что рефлекторно сжимаю и разжимаю кулаки. Если я приду — не факт, что её отпустят. Совсем не факт, даже… даже что она всё ещё жива… (Я ужаснулся
102.
этой мысли) Но если я не приду к ней — к ещё живой! — чтоб хотя бы встать рядом с ней, чтоб ей было не так страшно — как мне тогда вообще жить?
Как мне жить — без неё?!
Я начал сбрасывать снаряжение. Аккуратно сложил его — посреди тропинки. Пере-ехать тут никто не переедет, украсть не украдут — а наши найдут и поймут…
Трофейный нож я сунул за опустевший ремень. И, подумав, надел перчатку — пови-нуясь невнятному наитию, боевому инстинкту — называйте это, как хотите.
Я сделал несколько шагов и на каждом шагу оглядывался. Я до такой степени, ока-зывается, сросся с этими клинками и стволом. Без них я чувствовал себя голым.
Нет, не оглядываться. Иначе я начну бояться. Может быть, так сильно, что уже не смогу пойти туда…