Читаем без скачивания Белый шаман - Дмитрий Лифановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разрешите? — сунул голову в низкий проем[ii] Осипов.
— Володя, заходи, — радушно пригласил тот самый баритон.
— Я не один, — предупредил казак и втащил меня за собой, — Позвольте представить, Дмитрий Никитич Уколов. Тот самый мой спаситель.
Едва успеваю перекреститься на сурово глядящие на меня лики святых, и тут же ловлю на себе внимательные, изучающие взгляды. Высокий мужчина в железнодорожном кителе стоит у окна. Судя по раскрасневшемуся лицу с интеллигентскойбородкой, именно он возмущался предложенной ему взяткой. Волосы с ранней проседью слегка растрепались, и он поправил их, зачесав назад рукой.
— Николай Георгиевич Михайловский, — представил мужчину Володя. Хотя мог бы и не представлять. Этого человека в Новосибирске, да и не только в нем, наверное, знает каждый. Гарин-Михайловский. Инженер, путешественник, писатель. Уж «Детство Темы» читали многие, если не все. Мужчина кивает головой.
— Рад знакомству, Дмитрий Никитич.
— Взаимно, Николай Георгиевич, — киваю с улыбкой в ответ. Только вот за улыбкой скрываются расшалившиеся нервы. Сколько я уже в этом мире? Пять лет? Шесть? Сбился. И привык. Даже, когда узнал от Володи, какой нынче год, воспринял это спокойно. А вот сейчас немного накрыло. Я впервые встретил человека, известного и почитаемого там, у меня в прошлом. Сколько раз в вагоне метро я рассматривал его фотографию, вчитывался в скупые строки краткой биографии. Просто так, чтобы убить время. А вот рассказы его мне в детстве не нравились. Даже не вспомню сейчас о чем они.
— Мой командир, — Володя продолжает знакомить меня с присутствующими, — господин есаул Ефтин Иван Степанович, — по голосу хорунжего чувствуется, что своим командиром он гордится и безмерно его уважает.
Офицер встает из-за массивного стола и делает несколько шагов ко мне. Шрам, пересекающий лицо, делает взгляд Ефтина свирепым, а его самого на десяток лет старше[iii]. От Осипова знаю, что есаулу тридцать и он герой туркестанских походов. Ефтин смотрит на меня жестко, изучающе, прищурив не затронутый саблей глаз. Наконец протягивает свою ладонь.
— Спасибо. За казаков спасибо, — говорит он, словно выталкивая слова, — Не ушли не отмщенными, – и размашисто крестится. Следом осеняют себя крестом и остальные. Правда, последний не представленный мне мужчина делает это слева направо, видимо католик или протестант. Приходится и мне не выделяться. Тут с религией все серьезно, это я уже понял.
— Не за казаков мстил. За своих, — пожимаю плечами, — Да и не всех достал, — по моему лицу пробегает судорога.
— Ничего, найдем и их, — жестко заявляет есаул.
— И все же, господа, это не правильно, — встревает Михайловский, — Должен быть суд. Мы же не звери, — и смущенно замолкает под нашими с есаулом недоумевающими взглядами. Это он серьезно⁈ Суд⁈ Переглядываемся с Ефтиным. Казак пожимает плечами. Что возьмешь с интеллигента.
— Потом поговорим, — тихо бросает он мне и возвращается на свое место.
— Викентий Игнатьевич Роецкий, — Володя сглаживает повисшее в комнате неловкое напряжение. Так вот кто это! Тоже знакомая личность! Хотя считаю незаслуженно обделенная историческим вниманием. Ну так то оно, пожалуй, неправильным будет, если основателем города носящего имя Императора станет поляк. Уж очень народ это беспокойный, к Российской Империи вообще и к Романовым в частности абсолютно не лояльный.
— Весьма польщен, — слегка кланяется мне инженер, ироничным взглядом пробегая по моему костюму. Возвращаю такой же взгляд, демонстративно пройдясь по затертому железнодорожному мундиру. Роецкий усмехается в густую темную, почти черную бороду и еще раз кивает.
Собственно на этом мое знакомство с историческими личностями и завершилось. Несколько ничего не значащих вопросов, таких же малозначимых ответов и мы были отпущены. Господам инженерам надо было работать. Правда, на вечер были назначены небольшие посиделки. Видимо там и предполагалось поговорить более подробно.
Осипов развил бурную деятельность, стараясь мне угодить. Даже стало как-то неудобно. Он суетился на счет ночлега для меня, лично пробежавшись по окрестным домам. Сам Володя жил с казаками в казармах. Пристроив меня на постой, в небольшом домишке неподалеку, договорившись о комнате с вдовой хозяйкой, хорунжий умчался закупаться продуктами и алкоголем для вечернего застолья в тесном кругу. Михайловский, Ефтин, Роецкий, сотник Уваров, его я видел только мельком, ну и мы с Осиповым, вот, собственно, и все приглашенные.
Посидели хорошо. Душевно. И неожиданно по-простому. До поры, до времени. Коньячок, вино, обычные разговоры. Роецкий с Михайловским, приняв на грудь, завели, как я понял по их разговору давний спор о месте строительства моста. Окончательное решение пока принято не было. В конце августа или начале сентября только предстояло провести выездное заседание по этому поводу. И дебаты велись до сих пор. Ставить мост в Колывани и вести дорогу через Томск, или все-таки в Кривощеково. У обоих вариантов были свои плюсы и минусы, вот сейчас они и обсуждались бурно двумя инженерами.
— Ну, пошло, поехало, — усмехнулся в усы немногословный Ефтин, — Теперь пока не переругаются, не успокоятся. Давай выпьем, Дмитрий Никитич, — с молчаливым есаулом у меня наладилось тихое взаимопонимание. Будто знаем мы с ним друг друга много-много лет и лишних слов нам не надо. Не чокаясь, опрокинули с Иваном Степановичем по рюмочке Царицынского и синхронно захрустели прошлогодней капусткой с брусникой, уже слегка подбродившей, но еще вполне съедобной. Это там, в том мире, такую капусту я бы выкинул не думая, а здесь она вполне себе заходит и дворянам, коими являются Михайловский с Роецким и казачьей старши̒не в лице Ефтина, Уварова и Осипова, ну а мне, прожившему столько лет в тайге и подавно.
Инженеры потихоньку переходили на повышенные. Есаул поморщился от громких голосов. А мне стало хорошо. Словно я у себя в кабинете, и мы с Петровичем под водочку обмозговываем очередной заказ. У нас с Жуковым и посильней стычки бывали. Могли и за грудки друг друга подергать. Эх, как ты там, дружище⁈ Достали тебя мои родственнички, наверное. А я тут вот опять один. Накатила такая беспробудная тоска. И тут Роецкий хлопает ладонью по столу, вырывая меня из черной мелонхолии:
— Никак не могу согласиться, Николай Георгиевич!
С чем он там согласиться не может? И вообще надоели! Так хорошо сидим, а они ругаться надумали! Коньячок слегка ударил в голову, и я неожиданно для самого себя вмешался в разговор:
— Не
