Читаем без скачивания С отцами вместе - Николай Ященко

Толпа затихла.

— Меня на этой станции пороли в девятьсот пятом году, Веру Горяеву искалечили нагайкой в девятнадцатом, — говорил машинист. — Но скоро они, ироды, не будут нас пороть и вешать. Мы уничтожим палачей!

Толпа проводила их до дома Горяевых…

Ночь темная-темная. Выйди за пределы освещенной станции — и, кажется, заблудишься, забредешь, неведомо куда. Оглянись по сторонам — ни огонька, только в недосягаемой выси посмеиваются, мигая, звезды. Тепло и тихо. С реки плывут освежающая прохлада, запахи трав и деревьев…

На маневровый паровоз к Храпчуку поднялся с фонарем дежурный по станции Хохряков.

— Хороша ночка, Николай Григорьевич!

— Ночка в самый раз, Никифор Андреевич!.. А что думает Усатый?

Хохряков сел на полено, лежавшее перед топкой, склонился к машинисту.

— Усатый согласен, тем более что ты сегодня целую демонстрацию устроил, когда горяевскую дочку нес. Найдутся мерзавцы, донесут. Тебе нельзя здесь оставаться! А план такой…

Слушая Хохрякова, машинист согласно кивал. В два часа прибывает воинский поезд. Соседняя станция передала, что опять едут каратели — где-то атаману приходится туго, вот он и натравливает своих псов. Храпчук должен погнать «компашку» на топливный склад, прицепить там цистерну с керосином, в тупике прихватить две нагруженные камнем платформы, выйти на подъем к кладбищу, дать разгон и мчаться на… занятый эшелоном путь. Это то, о чем давно мечтал Храпчук. Его «компашка» сделает последний рейс…

Храпчук выглянул в окошко. Какая тишина! Перед окнами вокзального буфета стоят, словно окаменелые, кусты черемухи. На перроне и на путях ни души. Лишь вдоль кирпичной крепости, около японской казармы, ходит часовой. Старик обратился к Хохрякову:

— Тебя, Никифор, сразу же потянут в контрразведку, ведь крушение произойдет в твое дежурство!

— За что? Я давал тебе команду перегнать цистерну с топливного склада на товарный двор, а платформы с камнем — к переезду, там укрепляется откос… Разве я виноват, что машинист Храпчук все сделал по-своему и подговорил стрелочника перевести стрелку на занятый путь? Стрелочник тоже скроется. Я скажу: «Оба они враги атамана, особенно этот старый хрыч Храпчук. У него давно большевистские замашки — значит, комендант станции проглядел. А я на хорошем счету у начальника станции».

— У тебя дети, Никифор! — Храпчук вздохнул.

— У всех у нас дети, и никто не хочет, чтобы их били нагайками… Ты вот что… Прыгай с «компашки» у семафора и сразу же иди через мост к скотобойне. Мой Пронька пасет там Гнедого. Уедешь к условленному месту и отпустишь коня. Встретит тебя Шурка изобретатель.

Помолчали. Было слышно, как в топке бушевал огонь. Храпчук поднялся.

— Желаю тебе удачи!

— Постараюсь! — сказал машинист. Коптилка бросила слабый свет на его суровое, морщинистое лицо.

Товарищи пожали друг другу руки.

— Вот еще что, — тихо сказал Храпчук, — не убрать ли на прощанье Блохина? Тошно смотреть, как он угождает атаману да японцам!

— Ни в коем случае! — ответил Хохряков. — О Блохине Усатому сообщали, и он так сказал: «Сами увидите, как пригодится нам эта блошка!»

Столкновение маневрового паровоза с эшелоном и взрыв цистерны с керосином потрясли спящий станционный поселок. Люди вскакивали с постелей, приникнув к окнам, в страхе смотрели, как во тьме бушует столб огня…

— Вот вам красные саранки! — бормотал Храпчук, оглядываясь с моста на станцию. Языки пламени плясали над эшелоном карателей. Теплушки дымились, громоздились друг на друга.

Ожидая Эдисона, машинист присел на землю под раскидистой лиственницей, прислонился к смолистому стволу. Потрясенный событиями дня и ночи, уставший от непривычной езды верхом, старик задремал…

— Руки вверх, маркиз!

Храпчук вскочил, протирая глаза. Перед ним стоял Эдисон с карабином в руках.

— Шурка! Шельмец! Что ты делаешь со стариком?!

— Это я попугал вас немного! Здравствуйте, Николай Григорьевич! Прибыли к нам, значит?

Сквозь ветки высоких деревьев пробивались лучи солнца. В петличке зеленой гимнастерки юного партизана Храпчук увидел еще покрытую капельками росы красную саранку…

Глава тридцать вторая

Бронепоезд «Истребитель»

Станция была оцеплена японцами и казаками. Поезда не принимались, — пути расчищали от разбитых и обгоревших вагонов. Из Читы подошел бронепоезд «Истребитель». Привел его механик первого класса Драверт. Пока вывозили раненых семеновцев в больницу, а убитых на кладбище, команда бронепоезда начала облавы и аресты. На базаре было вывешено объявление — за поимку Храпчука и стрелочника назначалось большое вознаграждение.

Дядя Филя шел с Хитрого острова на работу в депо. Через станцию не пропускали, и он решил подняться на Набережную по лестнице.

Около магазина стояла Конфорка, роясь в вязаном ридикюле. Увидев дядю Филю, она вытащила носовой платок, встряхнула его. Из ворот товарного двора вышел офицер и начал подниматься по лестнице следом за дядей Филей. «За мной», — подумал он и ускорил шаг. «Вернуться обратно? Семеновец вооружен. Да и за воротами товарного двора, наверное, засада. Лучше обожду, не пройдет ли дальше…» — лихорадочно думал дядя Филя. Он остановился, не спеша достал кисет с табаком, начал закуривать. Офицер тоже остановился. Он был ступенек на десять-двенадцать ниже. Сняв фуражку, он делал вид, что осматривает поселок. Дядя Филя поднялся выше, на первой площадке сел на скамью, огляделся. Офицер все стоял. У дяди Фили мгновенно созрел план. Он рванулся вверх, перескакивая через две-три ступеньки. Грохотали сапоги, тряслись перила. Назад не оглядывался. Вот вторая площадка со скамейкой, остался еще один лестничный пролет. Но сверху навстречу уже спускается другой офицер с револьвером в руке. «Ловушка!» Дядя Филя перемахнул через перила и бросился по косогору вниз, рассчитывая забежать в магазин, а оттуда скрыться через служебные помещения. Офицер с лестницы выстрелил. Обожгло правую руку выше локтя. Дядя Филя спрыгнул в неглубокий, прорытый ливнем овраг. Поднял голову. С Набережной скачками спускался к нему японский солдат, держа винтовку с примкнутым кинжальным штыком. Превозмогая боль, дядя Филя поднял руки. Японец уже стоял над ним. «Эх, была не была!» Нагнулся и рывком схватил японца за ногу. Солдат выронил винтовку, упал в ров. Но уже подбежали офицер и несколько японцев. Один ударил дядю Филю прикладом по голове.

От писаря контрразведки, работавшего в одной из двоек большевистской подпольной организации, Усатый узнал, что Конфорка давно следила за дядей Филей и однажды приметила, что он встречался в кино-иллюзионе с техником участка пути. Приведенный на бронепоезд техник после порки признался, что валявшийся в конторе гектограф отдал слесарю депо Филиппу Кузнецову.

— Где гектограф? — прежде всего спросили дядю Филю.

— На нем хорошо печатают листовки, вы их читали! — ответил он.

— Где спрятан гектограф?

— В сосновом штабе!

— Точнее?

— Запишите адрес: тайга, каменная тропка, землянка № 1, спросить Матроса!

На дядю Филю набросились два здоровенных карателя…

С поломанными ребрами лежал он на бетонном полу вагона и, выплевывая кровь, хрипел:

— Можете не беспокоиться, гектограф в надежных руках…

У него спрашивали, кто такой Усатый, допытывались о связях с партизанами, о службе в Красной гвардии. Дядя Филя молчал. Ночью его вывезли за железнодорожный мост и заставили копать могилу. Собравшись с силами, он размахнулся и расколол лопатой череп офицеру. Его пронзили штыки японских винтовок…

Ни казаки, ни японцы не могли разнюхать, где скрываются партизаны. Несколько раз натыкались на разведчиков, гонялись за ними, те заманивали преследователей в таежную глухомань, а сами ловко исчезали. Контрразведка упорно искала провокатора. Малодушный техник, предавший дядю Филю, согласился пробраться в партизанский лагерь, освоиться там и затем навести казаков на след. Но писарь из контрразведки сообщил об этом Усатому, а тот — всем двойкам.

Кравченко уже третьи сутки сидел дома, в поездку не вызывали: станция не могла принимать и отправлять поезда. К исходу третьей ночи во дворе залаяла собака, кто-то не сильно, но настойчиво стучал в калитку. Кравченко вышел во двор.

— Кто там? — спросил он тревожно.

— Человек добрый, спасите! — тихонько прохрипел мужской голос.

— Да кто ты? — допрашивал Кравченко, не открывая калитку.

— Вы меня знаете, я техник участка пути, бежал с бронепоезда… Пустите скорее!

— А я тут при чем? Иди, куда знаешь!

— Мне надо скрыться! — шепотом просил техник.

— Скрывайся, где хочешь, а я с большевиками-антихристами не связываюсь, будь они трижды прокляты! — яростно проговорил Кравченко.

— Ну, пустите хоть до утра, меня ищут, я истекаю кровью!