Читаем без скачивания Седьмое лето - Евгений Пузыревский

Да и, в принципе, ему, на это всё, было глубоко плевать – старый он стал, больной, потрёпанный…

Мальчик же, выйдя из дома, с его помощью сделал сложнейшие вычисления и, ни минуты не колеблясь, пошел южной дорогой.

Семилетний Павел Сергеевич Грачёв весело вышагивал по дороге, насвистывая самопридуманную мелодию.

Солнышко, свежий воздух, лёгкий ветерок, рюкзак, наполненный провизией, чистая одежда, умытое лицо, надежда на будущее, принятие прошлого, вера в настоящее, радостная беззаботность в глазах и ещё не смозоленные ноги – много ли для счастья надо?

Для настоящего, искреннего, неподдельного счастья.

«О счастье мы всегда лишь вспоминаем.А счастье всюду. Может быть, оноВот этот сад осенний за сараемИ чистый воздух, льющийся в окно.

В бездонном небе лёгким белым краемВстаёт, сияет облако. ДавноСлежу за ним… мы мало видим, знаем,А счастье только знающим дано»[55]

Седьмое лето прекратило своё существование.

Началась седьмая осень…

КОНЕЦ

Москва. Январь-Июнь 2012 года.

Одари меня дефектом

Вместо вступления

Альберт Эдгарович вышел из магазина и отправился в сторону дома.

С тех самых пор, как пакеты «майки» стали платными, он приучил себя ходить за покупками чаще, брать меньше и затариваться основным набором необходимых продуктов только раз в неделю – по воскресениям.

Дело не в жадности. Дело в практичности.

Была в нём такая особенность – если заплатил, то используй по максимуму. Раньше, когда полиэтиленовые изделия просто висели на крючке рядом с прилавком у выхода – бери, не хочу – то их ценность определялась лишь временным отрезком, включающим в себя дорогу от кассы до кухонного стола. Теперь же, когда за них вымогали «свои кровные», значимость дальних родственников авоськи резко возросла. Во-первых, приобретались они ровно в том количестве, которое могло быть рационально использовано (в основном под мусор). А во-вторых, для хранения временных излишков (бывало, что ненароком накапливались) был специально выделен ящик в кухонном гарнитуре, третий сверху, прям под столовым серебром, аккуратно разложенным по специальным коробочкам и извлекаемым лишь для некоторых из гостей.

Хотя само понятие «гость» в данной квартире уже постепенно стало забываться.

В животе заурчало.

Свежеиспечённый хлеб издавал создающий слюну аромат через бумажную упаковку, тем самым непосредственно влияя на увеличение скорости преставления ног. Альберт Эдгарович в красках представил, как он распотрошит в тарелку это дитя муки, воды и дрожжей, добавит три сырых яйца, зальет полупроцентным обезжиренным молоком (желудок, в последнее время излишне шалил и в упор отказывался принимать более жирное), хорошенько перемешает и начнёт, смакуя каждую ложку, поглощать.

Как в детстве, с мамой.

Развилка.

Дорога, та, что налево, ведёт прямиком к необходимому подъезду. Дорога, та, что направо, собственно приведёт к нему же. Разница лишь в том, что вторая раза в два с половиной длиннее первой. Но, несмотря на это, Альберт Эдгарович, даже не раздумывая, повернул на ту, что менее всего была выгодна для его гурманских фантазий.

Зато выгодна для фантазий других – потаённых и тщательно скрываемых.

Любой утренний/дневной/вечерний променад этого невысокого и худенького мужчины, подбирающегося к возрастной планке «Сорок пять», нельзя считать в полной мере завершённым, если его путь не прошел через детскую игровую площадку.

Нет, он не из тех, кто искренне считает, что промежуток от ноля до десяти – это самое счастливое время на свете и что в каждом из нас до сих пор живёт затаившийся ребёнок, которого периодически нужно выпускать на волю – играть, дурачится, бедокурить, раздолбайничать. Детство было и прошло, теперь хоть на пупе извернись, а и года не порастеряешь.

Так что целью ежедневной путевой петли были далеко не покатушки на каруселях.

Ну, не будем тянуть кота за его мартовские возбудители, а скажем прямо и открыто – Альберт Эдгарович являлся Педофилом.

Педофилом с большой буквы «П».

Почему именно с большой? Да потому что он, сам того не осознавая, умудрился собрать в себе все штампы, всплывающие в сознании здоровых людей, при упоминании данной болезни:

1) Детство – бабское.

Отец, популярный в узких (в очень-очень узких) кругах писатель, автор двух увесистых книг, посвященных одной и той же теме «Влияние исторических событий на широколиственные деревья, а в частности на их периферическую часть ствола». В своих монументальных трудах Эдгар Альбертович (да, он умудрился дать своему сыну имя отца, видимо считая это данью уважения) мог например, подробно, нудно, приводя многочисленные примеры, рассуждать, что из-за событий тысяча девятьсот семнадцатого года, масса коры по отношению ко всей древесной массе у ясеня поднялось с двенадцати процентов на пятнадцать. А вот у берёзы, как была одиннадцать, так и осталась. Вывод: грядёт ещё одна революция. И всё бы ничего, как говорится – каждый удовлетворяет себя как хочет (извиняюсь за нарушенную рифму), но вот из-за этих многолетних крупных растений с твёрдым стволом, мощной корневой системой и образующими крону ветвями, покрытыми листьями, времени на воспитание своего отпрыска катастрофически не хватало. В итоге регулярные писательско-учёные командировки по всем просторам нашей необъятной родины, сделали своё дело – где-то под Нижневартовском он простудился да там же и помер. Маленький, на тот момент пятилетний, Альбертик, узнав о смерти родителя, расстроился ровно на два дня, а затем вернулся к своему привычному существованию.

За дело взялась бабушка – Элла Максимилиановна. Конечно и у мамы, Таисии Семёновны, было своё право голоса на воспитание, но почему-то к нему в доме не прислушивались.

И понеслось – музыкальная школа по классу фортепиано (затем духовое, затем вокальное, затем перкуссионное и т. д.), бальные танцы, шашки, бадминтон, немецкий, французский, английский языки, вереница кружков в доме пионеров: «Сделай сам», «Мягкая игрушка», «Ребятам о зверятах», «Юные натуралисты», «Маленькие фантазёры», «Лепим из глины», «Речь моя – люблю тебя» и т. д. и т. п. При этом ни каких опасных видов спорта – там утонешь, там простудишься, там ногу сломать можно, там вроде бы безвредно для здоровья, но, говорят, тренер матерится.

Всё принималось послушно, безропотно и без какой либо доли агрессии.

Один раз, это маленькое чудо пришло домой с синяком под глазом и, после эмоционального давления, выдало имя обидчика. В этот же вечер родители Коли Слуцина, что являлся одноклассником избитого, а по совместительству главным хулиганом своей классовой параллели, выслушали разъяренную бабушкину триаду «О воспитании». В ответ, не придумав ничего лучше и рациональнее, они как следует отодрали ремнём своё «маленькое чудо» и на этом успокоились. Подвергшийся порке сделал вывод – бей кого хочешь, но этого уродца, имевшего такую сильную тыловую защиту, лучше не трогать.

Не трогал он – не трогали и остальные.

Так, один раз пав жертвой такого часто встречающегося явления, как «Несправедливое воздействие физической силы на лицевую оболочку головы», мальчик на несколько лет приобрёл иммунитет от последующего повторения данной, малоприятной процедуры.

В общем, жизнь у него так и текла – размеренно, просчитано, без всплесков, углублений, огибая и без того обитые поролоном углы (бабуля старалась за троих по будням и за пятерых по выходным, а про её праздничное усердие вообще уже пора слагать легенды).

Ах да, забыл сказать – до тринадцати лет, пока научно-исследовательский институт, в котором мать трудилась двадцать один год, не выделил ей новую, более просторную квартиру (в которой можно было устроить полноценную детскую), Альберт Эдгарович спал то с Эллой Максимилиановной, то с Таисией Семёновной. И не находил в этом ничего неестественного, странного, из ряда вон выходящего.

Да и мы не находим – не так ли?

2) Одежда – строгая, неброская, плохо запоминающаяся и идеально выглаженная.

Начнём снизу вверх.

Глаза – это зеркало души. Ага, как бы не так – вот оно, одно из величайших заблуждений человечества! Глаза могут врать, лукавить, скрывать, выдавать, предавать… А душа – она же, невинна, чиста… словно правильная обувь. «Правильная», в понятии Альберта Эдгаровича означала – просушенная, тщательно начищенная ваксой и отполированная банановой кожурой до такой степени, что хоть солнечных зайчиков пускай.

Так что обувь – это зеркало души. Какова она, таков и хозяин.

Ещё одна маниакальная особенность одежды для ступней – носки. Независимо от погодных условий, времени суток и местонахождения объекта обтягивания, они менялись строго каждые три часа. Наводнения, землетрясения, извержения вулкана, взрыв атомной бомбы и другие малоприятные явления, никоим образом не могли нарушить регулярный ритуал замены якобы грязного на чистое (и то и то лежало в двух специальных полиэтиленовых пакетиках, которые, в свою очередь, укладывались во внутренние карманы куртки).