Читаем без скачивания Любовницы по наследству - Вячеслав Школьный

— Но мой-то уж точно вспомнит, — тяжело вздохнула женщина. — Боже, хоть бы это всё до работы не дошло! Завтра придётся с утра идти в милицию и всё заминать. Опять из-за этого идиота непредвиденные расходы.

— Всё-таки, хоть убей, никак в толк не возьму, — почему бы тебе его не бросить? За развод с работы в наше время никого не выгоняют. Скорее, могут поставить под сомнение твою компетентность за то, что живёшь с алкоголиком.

— Ты так думаешь? — подметающая пол Тамара на секунду замерла в полусогнутой позе. Пола её халата слегка отошла в сторону дав мне возможность мельком увидеть обнажившуюся почти до середины бедра великолепную женскую ногу. — Трудно почему-то решиться на подобный шаг. Я ведь уже тебе говорила, что имею на своей должности много конкурентов. Эти вампиры каждую деталь секут. Не знаю, как мне ещё не ставят в упрёк того, что муж сидел в тюрьме.

— Вот видишь, — подтвердил я, с трудом отводя взгляд от её ноги. — Живёшь, что называется, на вулкане, — постоянно в полном страхе и напряжении. И дома такое, и на работе. Зачем же свои нервы попусту растрачивать? Решилась бы на подобный шаг, — обрубила бы одним махом все концы.

— Я понимаю, Андрей, о чём ты говоришь. — Женщина присела на единственный целый табурет и снова жалобно скривила лицо. — Я сама неоднократно взвешивала все за и против. Как бы тебе сказать?.. Мой муж для меня стоит не то, чтобы на втором, а, наверное, на десятом плане. Вижу я его не так уже и часто. Большинство времени стараюсь посвящать месте. Я — учитель до мозга костей, и не могу без этого прожить и дня. Я готова работать даже за смехотворную зарплату, даже вообще без оплаты, только бы работать в школе. В своей родной семьдесят девятой школе.

— Ты и училась в ней?

— Да, — с гордостью ответила Тамара, — в восемьдесят первом году я закончила десятый класс этой школы с золотой медалью. Тогдашняя директриса Зинаида Васильевна Суконникова сказала: учись, мол, Тамарочка, дальше, придёшь после института на моё место. Вот я и старалась как могла. Уж очень эта женщина меня любила, почти как собственную дочь. И место своё все время держала специально для меня, — помогала продвинуться по служебной лестнице, сделала в достаточно молодом возрасте своим завучем. В общем, что там говорить, — своей карьерой я обязана только ей, и потому не могу её подвести.

— Потому и жертвуешь своей личной жизнью, — иронично констатировал я, сгребая со стола в охапку кучу грязных стаканов. — Нет, Тамара, по-моему, это простое самоистязание ради любимого дела. Я решительно такого не понимаю. Разве ты не можешь рискнуть, плюнуть на всё то, что о тебе подумает начальство? Ведь если ты — хороший учитель, пользуешься авторитетом у детей, если дети тебя любят, то никто, никакие бюрократы не смогут отобрать у тебя твою работу, твоё стремление, твой запал. Рискни, и ты убедишься, что я был прав.

— Какой ты только наивный, Андрей, — добродушно улыбнулась женщина, удачно превратив своё милое личико из хмурой луны в ясное солнышко. — Тебе бы партийным агитатором работать. При нынешнем беспределе в государственных структурах любой чиновник из министерства может перечеркнуть на корню не только твою карьеру, но и всю жизнь. И что обидно, за это его ни в коем случае не накажут, а как раз наоборот, поощрят. А те, кто метит на твое место, так и вообще запляшут от радости. Никому сейчас твой профессионализм не нужен. Неугоден, — скатертью дорога. Это не те былые времена, когда нашего талантливого учителя истории всем коллективом уговаривали остаться в школе и сделать себе педагогическую карьеру, а он крутил носом, выбирая, в какую отрасль ему лучше пойти.

— Это не Батурина, случайно? — как бы невзначай поинтересовался я. — Он ведь тоже одно время в вашей школе преподавал?

— Да, его, — при ответе Тамара несколько заикнулась. — А ты откуда это знаешь? Неужели Ленка рассказала? Мы все тогда просто обожествляли нашего молодого историка. А как еще было к нему относиться? Парень только после института был, молодой, симпатичный, и предмет свой так преподавал, что мы прямо в рот ему заглядывали. Все девчонки в классе были от него без ума. Ленка в него сильнее всех втюрилась, не хотела потом ни за кого выходить замуж, кроме него, а когда узнала, что он овдовел, чуть не померла сама от радости.

— Получить радость от чужой смерти? — недоверчиво хмыкнул я. — Неужели на неё это похоже?

— Может, я немного не так выразилась, — резко осеклась Тамара. — Нет, она, конечно же, ему сочувствовала, переживала. А потом решилась на рискованный шаг, — плюнула на все наши советы и укатила к нему в Запорожскую область. Всё-таки многолетняя любовь разрушила все преграды.

— Понимаю, — согласно кивнул я. — А ты ведь тоже не осталась в стороне, продолжила дело, начатое Батуриным на заре своей карьеры.

— Да, я, как и он, читаю историю. И это ни для кого не секрет, что на выбор моей профессии оказал влияние именно Николай Фёдорович. Я, в отличии от остальных девчонок, больше была влюблена не в него самого, а в его предмет. Он мне был больше интересен не как мужчина, а как специалист. До сих пор вспоминаю многие из фраз, которые он произносил тогда на уроках…

Мы сами не заметили, как полностью завершили уборку, приведя комнату в более-менее нормальный вид.

— Вот и всё, — с облегчением вздохнул я, с удовольствием созерцая результат своего труда — Теперь в этом доме можно продолжать жить.

— Ты называешь этот процесс жизнью? — скептически усмехнулась Тамара. — Слово «жить»… Неужели это так сложно? Не хочется даже верить в то, что завтра подобный вечер может повториться снова. Как только он уже замучил меня своими бесконечными пьянками, бутылками, дружками и всем прочим.

— Может, тебе будет лучше пока пожить недельку-другую у кого-нибудь из подруг? — искренне предложил я. — Извини, к себе пригласить никак не могу. Слишком маленькая жилплощадь.

— Нет, не нужно, — женщина решительно замотала головой, — я стеснять никого не собираюсь. Останусь здесь, — всё-таки это мой дом, а ни Павла. Пускай лучше он убирается восвояси, если хочет.

— Он как раз из тех, кто уберётся. Зима — не сезон для бомжей. До мая месяца ты его отсюда по доброй воле не выкуришь. Может, всё же не стоит рисковать?

Женщина подошла ко мне и одарила меня очередной лучезарной улыбкой.

— Спасибо, Андрюша, что ты за меня так переживаешь. Люба Чернова тоже когда-то увидела подобную сцену и предложила пожить мне у себя. Даже ключ от квартиры оставила. Я ведь ей иногда помогаю с больным Глебом. Мы с ней сейчас понимаем друг друга, как никто другой. Люба часто бывает на работе по вечерам, — сама ведь все тянет, — потому и приходиться мне иногда приходить ухаживать за ее мужем-калекой и ребятами. Только оставаться у них жить я при всем своем желании не могу, — семья большая, да ещё вдобавок такое горе…

— Да, ей с мужем куда сложнее, чем тебе, — согласно кивнул я.

— И то, и то по-своему плохо, — отрешённо произнесла Тамара. — Иногда грешным делом возникает желание и своего оболтуса как-нибудь покалечить, да нельзя, — уголовно наказуемое дело. Потому и приходиться вот так мучиться. А вообще он, когда трезвый, и мухи не обидит. Он ведь трус по натуре.

— Только трезвым он практически не бывает, — иронично констатировал я.

— Да пусть уж пьёт, только никого не трогает…

— Он знал, что у вас с Колесниковым был роман? — Вопрос сорвался с моих уст необдуманно, как-то самопроизвольно.

Женщина слегка передёрнулась, глянула на меня из-подо лба и задумчиво выкатила наружу свои спелые как вишни губы.

— Знал… — На подобный ответ она решилась не сразу. — Пойми, Андрей, как можно меня за это осуждать? Юрий был ласковым и нежным, а мужские качества Павла, сам понимаешь, ограничивались только бутылкой…

— Не надо оправдываться, Тамара. Я тебя ничуть не осуждаю. Это мог сделать человек, ни разу не видевший Павла Константиновича в глаза. Быть верной такому мужу, — чистой воды преступление перед обществом.

Тамара нежно взяла меня за руку и повела за собой в более просторный по площади зал. Люстра вспыхнула ярким ослепительным светом, от которого я даже немного зажмурил глаза. Из мебели здесь стояли зелёный стандартный диван, два грубо сбитых кресла из того же набора и несколько старых, чуть ли не довоенной сборки шкафов. Весь пол был покрыт мягкими красными дорожками.

— Ты ведь не знаешь, Андрей, — угрюмо промолвила женщина, присаживаясь в одно из кресел, — всю историю моей жизни. То, что происходит сейчас, можно считать белой полосой. Прошлое выглядело куда ужаснее.

— Может, не стоит тогда о нем и вспоминать?

— Нет, — категорически заявила Тамара, — сейчас мне просто необходимо перед кем-то открыть свою душу.

Не выпуская её ладони из своей, я послушно присел на скрипящий диван и постарался, насколько мог, выразить своим взглядом реальное сочувствие. Думаю, у меня это получилось.