Читаем без скачивания Хижина - Уильям Янг

— О… — Она махнула рукой. — Ничего особенного. Просто сущности всего, к чему стремилась любовь еще до начала творения.

— Ого, ничего себе абстракция. Нельзя ли поподробнее? — довольно развязно спросил Мак, во всяком случае, осекся он уже после того, как произнес вслух эти слова.

Папа, вместо того чтобы обидеться, улыбнулась.

— Нет, ну разве ты не наглеешь с каждой минутой? Дай человеку палец, и он всю руку отхватит.

Рот у него снова был набит, и он ничего не ответил.

— Как я уже говорила, все ради него. Творение и история — все ради Иисуса. Он центр наших устремлений, в нем мы полностью люди, так что наши устремления и ваша судьба связаны навеки. Можно сказать, что мы сложили все яйца в одну человеческую корзину. Потому что никакого плана «Б» не существует.

— Звучит довольно рискованно, — высказался Мак.

— Может быть, для тебя, но не для меня. С самого начала не вставало вопроса, добьюсь ли я того, чего хочу. — Папа подалась вперед и скрестила руки, положив их на стол. — Милый, ты спрашивал, чего Иисус достиг на кресте, так вот слушай меня внимательно: через его смерть и воскрешение я полностью примирилась с миром.

— С целым миром? Ты имеешь виду тех, кто в тебя верит?

— Со всем миром, Мак. Примирение — это улица с двусторонним движением, и я свою часть работы исполнила, совершенно, полностью, окончательно. Не в природе любви силой навязывать взаимоотношения, зато в природе любви открывать им путь.

— С этими словами Папа поднялась и собрала тарелки, чтобы отнести их в кухню.

— Значит, я не понимаю природы примирения и боюсь переживаний. В этом дело?

Папа не ответила, она помотала головой и направилась в кухню. Мак слышал, как она ворчит под нос:

— Люди по временам такие идиоты!

Он не поверил собственным ушам.

— Что я слышу? Бог обозвал меня идиотом? — крикнул он через дверь.

И услышал ее ответ:

— Если тебе угодно, милый. Да, сэр, если вам угодно…

Мак засмеялся и откинулся в кресле. Его мозг был более чем полон, точно так же, как и желудок. Он отнес оставшуюся посуду в кухню и сложил на стол, поцеловал Папу в щеку и направился к выходу.

Глава 14

Глаголы и прочие вольности

Бог есть глагол.

Мак вышел под послеполуденное солнце. Он испытывал смешанные чувства, он был выжат как лимон и в то же время бодр и весел. Что за невероятный сегодня день, а ведь до вечера еще так далеко! Минуту Мак постоял в нерешительности, прежде чем зашагать к озеру. Увидев причаленные каноэ, он понял, что, наверное, они всегда будут вызывать в нем горькую радость, но решил, что неплохо бы поплавать в лодке по озеру впервые за несколько лет.

Отвязав последнее каноэ, он с энтузиазмом уселся в него и двинулся к другому берегу. Затем обошел все озеро, исследуя его уголки и заводи. Он обнаружил две речушки и пару ручьев, которые либо стекали в озеро, питая его, либо вытекали, устремляясь куда-то, и еще отыскал отличное место, с которого можно было любоваться водопадом. Повсюду цвели альпийские цветы, пейзаж вызывал чувство умиротворения, которого Мак не испытывал уже долгие годы, если испытывал когда-либо вообще.

Он даже спел несколько старых гимнов и народных песен просто потому, что так ему захотелось. Пение было тоже из тех занятий, которым он не предавался уже давно. Заглянув в далекое прошлое, он принялся напевать любимую песенку Кейт:

Кейти… прекрасная Кейти, я обожаю тебя одну…

Он покачал головой, думая о дочери, такой упрямой, твердой и одновременно такой хрупкой, задумался, сумеет ли отыскать путь к ее сердцу. Он уже не удивлялся тому, как легко у него начинают течь слезы.

В какой-то момент он отвернулся, рассматривая водовороты, оставляемые веслом, а когда повернулся обратно, на носу каноэ сидела Сарайю. Ее внезапное появление заставило его подскочить на месте.

— Ой! — вскрикнул он. — Ты меня напугала.

— Извини, Макензи, — произнесла она, — просто ужин почти готов, так что пора тебе плыть обратно.

— А ты была со мной все это время? — спросил Мак, приходя в себя после выброса адреналина.

— Конечно. Я всегда с тобой.

— Тогда как вышло, что я этого не знал? — спросил Мак. — Обычно я чувствовал, когда ты находишься рядом.

— Чувствуешь ты или нет, — пояснила она, — это ровным счетом никак не влияет на то, здесь я на самом деле или нет. Я всегда с тобой, просто иногда мне хочется, чтобы ты сознавал это более отчетливо.

Мак кивнул, давая знать, что понял, и развернул каноэ к далекому берегу и хижине. Теперь он отчетливо ощущал ее присутствие но покалыванию в позвоночнике. Они оба улыбнулись.

— А буду ли я всегда видеть или слышать тебя, как сейчас, даже если вернусь домой?

Сарайю улыбнулась.

— Макензи, ты всегда можешь со мной говорить, я всегда с тобой, ощущаешь ты мое присутствие или нет.

— Теперь я это знаю, но как я буду тебя слышать?

— Ты научишься слышать мои мысли в своих, Макензи.

— А мне будет понятно? Что, если я приму твой голос за чужой? Что, если я совершу ошибку?

Смех Сарайю был похож на плеск воды, только положенный на музыку.

— Ну конечно же, ты будешь делать ошибки, все делают ошибки, но ты начнешь лучше узнавать мой голос но мере того, как будут развиваться наши взаимоотношения.

— Я не хочу совершать ошибок, — пробурчал Мак.

— О Макензи, — отвечала Сарайю, — ошибки составляют часть жизни. Папа и на них возлагает определенные надежды. — Она веселилась, и Мак невольно заулыбался в ответ. Он прекрасно понимал, что она имеет в виду.

— Это так отличается от всего, что я знал, Сарайю. Не пойми меня неверно, я в восторге оттого, что все вы сделали для меня за эти выходные. Но я понятия не имею, как вернусь к обычной жизни. Кажется, жить с Богом легче, когда представляешь его требовательным надсмотрщиком, легче даже ладить с одиночеством Великой Скорби.

— Ты так думаешь? — спросила она. — В самом деле?

— По крайней мере, тогда мне казалось, что все у меня было под контролем.

«Казалось» — вот верное слово. И куда это тебя завело? Великая Скорбь и столько боли, сколько ты был не в силах выдержать, боли, которая выплескивалась даже на тех, кого ты любил больше всего на свете.

— По мнению Папы, это оттого, что я боюсь переживаний, — решился на откровенность Мак.

Сарайю громко засмеялась:

— Полагаю, это едва ли заменяет тебе радость.

— Я боюсь испытывать эмоции, — признался Мак, несколько обиженный тем, как легкомысленно, но его мнению, Сарайю восприняла его слова. — Мне не нравятся ощущения, которые они вызывают. Они задевают окружающих, и я вообще не могу им доверять. Ты создала все их или же только положительные?

— Макензи. — Сарайю как будто воспарила в воздухе. Ему по- прежнему с трудом удавалось сосредоточить на ней взгляд, а при вечернем солнце, играющем бликами на воде, это было еще сложнее. — Эмоции — это краски души, они прекрасны и зрелищны. Когда ты ничего не испытываешь, мир делается тусклым и бесцветным. Вспомни, как Великая Скорбь приглушила все оттенки твоей жизни, сведя их к монотонным серому и черному цветам.

— Так помоги же мне понять! — взмолился Мак.

— На самом деле тут нечего понимать. Они просто существуют. Они не бывают плохими или хорошими, они просто есть. Вот кое-что, что поможет тебе разложить все по полочкам в голове, Макензи. Парадигмы питают восприятие, восприятие питает эмоции. По большей части эмоции являются реакцией на восприятие, на то, что ты считаешь верной оценкой данной ситуации. Если твое восприятие ложно, тогда и твоя эмоциональная реакция будет ложной. Поэтому проверяй свое восприятие, а также проверяй верность сложившихся у тебя парадигм, того, во что ты веришь. Только учти: оттого, что ты искренне веришь во что-то, это что-то не становится правдой. Будь готов пересматривать то, во что веришь. Чем больше ты живешь в правде, тем больше переживания будут помогать тебе ясно видеть. Но даже тогда ты не захочешь верить им больше, чем мне.

Мак отпустил весло, позволив ему качаться, подчиняясь движению волн.

— Такое впечатление, что жить в подобных взаимоотношениях, ну, то есть верить тебе и разговаривать с тобой, несколько сложнее, чем просто следовать сложившимся правилам.

— А какие это правила, Макензи?

— Ну, все, что сказано в Заповедях, что нам полагается выполнять.

— Ладно… — с сомнением протянула она, — И что же это?

— Ты же знаешь, — ответил он саркастически, — Насчет того, чтобы делать добро и избегать зла, проявлять сострадание к бедным, читать Библию, молиться и ходить в церковь. И все в том же духе.

— Ясно. И как у тебя это получается?

Он засмеялся.

— На самом деле у меня никогда не получалось. Были периоды совсем неплохие, но постоянно приходилось с чем-нибудь бороться, ощущать свою вину за что-то. Я считал, что просто нужно стараться больше, но мне всегда было сложно основываться на подобной мотивации.