Читаем без скачивания Пушистые технологии викинга П. Сидорова - Виталий Аксенов

В присутствии мэра Кобе господина Цураюки-сан (Почетная акция N66) и специального посланца Комитета практикующих поэтов господина Бенджиро-сан (Наслаждающийся миром) (будущая почетная акция № 88) под бурные аплодисменты прохожих торжественно полил свою именную сакуру, на которой красовалась, вздрагивая изумрудными крылышками, великолепная бабочка.

– Бабочка! – заворожено произнес Белый гребень волны и решил, что это – прекрасный знак Свыше.

Чтобы поблагодарить всех и в порядке репетиции перед Императорским турниром, профессор обратился к присутствующим:

Ах, не топчи траву!Там светлячки сиялиВчера ночной порой.

Йоко-сан перевела, и все выразили бурное одобрение, а некоторые сразу же с виноватым видом ушли с газона. Мэр Кобе господин Цураюки-сан объявил, что в ближайшие планы развития города будет экстренно включена важнейшая гуманитарная программа по разведению светлячков, а на газонах будут установлены транспаранты со стихами Люби и береги бабочек, символ твоей бессмертной Души! и указанием имени Верного друга всего японского народа.

В заключение профессор призвал присутствовавших всемерно способствовать стремлению цивилизованного мира к Самопознанию и Совершенству.

Все сердечно поблагодарили Белого гребня волны и клятвенно пообещали непременно способствовать этому замечательному стремлению.

В эту ночь Сидорову снилось, что он на поле боя во всех самурайских доспехах, в боевом кимоно с тотемным флагом за спиной, где красочно изображен Кентавр-Пегас.

К нему приближается, размахивая мечом, другой свирепый самурай с флагом за спиной, Сидоров пытается разглядеть, что изображено на флаге врага, и с изумлением видит портрет князя Голицына, но почему-то с чертами лица мэра Кобе господина Цураюки-сан.

Пока Белый гребень волны раздумывал, что бы это значило, самурай из клана Голицын резво, скачками подбежал и оказался тещей Агриппиной Петровной, которая злорадно заявила, что вот сейчас-то Сидоров и поплатится за все свои делишки, в том числе за попытку прикрыть её достаточно привлекательные ноги (мужчины до сих пор засматриваются!) «басурманской одеждой», а также за подлое предательство Великой России.

Профессор стал громко читать стихи о том, что он несёт на себе небесную справедливость… он – судья всех преступлений…и волен наказывать… – в том числе и этого наглого самурая с вражеским тотемным флагом!

Самурай Агриппина Петровна внимательно выслушала Сидорова, задумалась, а затем миролюбиво сказала:

– А-а-а, тогда другое дело! – превратилась в лошадь с клеймом ТЕЩА, попыталась зубами вырвать тотемный флаг профессора, но потом разглядела, что на нем изображен Кентавр-Пегас, и, узнав близкого родича, одобрительно заржала, схватила зубами свой выпавший флаг с князем Голицыным и галопом ускакала в туманную даль.

ГЛАВА 44,

В холле профессора и Йоко-сан встретил сам Начальник управления Императорского двора господин Oсаму-сан, который полностью соответствовал значению своего имени – Твердость закона.

От имени Императорского двора он выразил непомерную радость, что имеет счастье приветствовать на турнире Верного друга всего японского народа, Самобытного поэта, Видного специалиста в области Влияния берегового ветра на Мировой Хаос и желает ему успеха в поэтическом соревновании. Затем, после длительного поклона, он добавил, что нисколько не сомневается в победе Секретного агента № 17.

Лицо, приближенное к Сэнсею, долго благодарил за оказанную честь, Твердость закона терпеливо улыбался и, как показалось профессору, с повышенным интересом его слушал. Наконец, Йоко-сан перевела всю речь каким-то, одним словом.

Начальник управления облегченно вздохнул и с поклонами отступил к очередному гостю, а самобытный поэт погрузился в размышления о небывалой ёмкости японских понятий и о том, что его секретное назначение в Мировом правительстве, оказывается, известно и здесь.

Йоко-сан вывела профессора из задумчивости, и они прошли на большую открытую веранду, где содержалась императорская коллекция бонсая, здесь их встретил господин Sen-сан, что означает– Дух дерева.

Маленький, тщедушный Сен-сан был бодр и подвижен и очевидно черпал свои силы из тотемной связи с лесными духами.

Он повел гостей вдоль роскошной вереницы бонсаев, в которой, как гордо заявил Дух дерева, насчитывается около 350 деревьев.

По дороге Сен-сан увлеченно рассказывал, что самое первое упоминание о бонсай относится к VIII веку, что как искусство он развился из чисто практических задач. Далекие императорские лекари выращивали лекарственные растения для лечения императора и его придворных в специальных садах, а во время военных походов их пересаживали в различную посуду и брали с собой.

Но потом обратили внимание и на их необычную красоту. Деревья передаются от отца к сыну, становясь при этом истинно семейными реликвиями, а со временем – даже национальным достоянием, и есть список растений, которые нельзя вывозить за границу, а с возрастом цена бонсай увеличивается в геометрической прогрессии.

Здесь профессор поинтересовался, нельзя ли купить какой-нибудь недорогой бонсайчик – естественно, в гуманитарных и лекарственных целях. На что хранитель загадочно улыбнулся и не заметил неуместного вопроса.

– Это искусство требует огромного терпения, – признался Сен-сан и подвел к миниатюрному растению. – Вот сосна, за которой садовники ухаживали со времен самураев, а это – можжевельник, известен ещё с тех пор, как португальские корабли причалили к острову Кюсю – тогда императора считали Богом.

Сидоров-сан хотел, было, спросить, когда императора считали Богом, но Дух дерева неожиданно признался:

– Мне так приятно, когда наши растения выставляют во время императорского приема. Я переживаю за них, как за родных детей.

И дрогнувшим голосом нараспев стал читать стихи. По-видимому, поэтический турнир влиял на всех, кто в это время находился в Императорском дворце.

Прекрасна юная дева —шелковая кожа, нежный стан, струящиеся локоны.Безобразна старуха!

Древняя сосна – потрескавшаяся кора, изогнутый ствол, корявые согнутые ветром ветви, но прекрасна, как юная дева!

Это и есть бонсай! – со слезами на глазах завершил господин Сен-сан.

Профессор хотел обнять Духа дерева, чтобы ободрить его, но не решился.

Настроившись на поэтический лад, вместе с Йоко-сан они вошли в большой светлый зал Мацуномо, где уже сидели участники турнира.

Церемониймейстер провел их к местам, предназначенным для почетных гостей.

Сидоров огляделся. Зал был разделен на несколько групп. Пять человек сидели в центре за небольшим столом и едва слышно что-то обсуждали, вокруг в каре расположились другие участники, в том числе приглашенные гости, члены жюри и лауреаты предыдущих конкурсов.

Йоко-сан объяснила, что среди них министры Просвещения, Культуры, Спортивных состязаний, Науки и техники, члены Японской Академии Искусства и Комитета практикующих поэтов, гости, стихи которых были отобраны для конкурса.

Сидоров вспомнил, что надо вручить почетную акцию № 88 Комитету практикующих поэтов, а потом задумался, бывают ли поэты не практикующие, и решил, что, скорее всего, он и относится к не практикующим.

Стояла напряженная тишина, вдруг все поднялись и склонились в поклоне – к своим местам у большой сиреневой ширмы прошли члены императорской Семьи, включая Ее Императорское Высочество кронпринцессу Масако и наследных принцев Нарухито и Акисино, естественно, – с супругами. Мужчины расположились на одной стороне, женщины – с другой.

Члены Семьи склонились в поклоне, и весь зал стоял без движения в едином благодарственном порыве. Профессор подумал, как замечательно, что Поэзия роднит этих очень разных людей, и твердо решил бороться за внедрение в России этого прекрасного праздника.