Читаем без скачивания Спасти дракона - Кирилл Кащеев

Скра-аб! – звук оттачиваемых когтей несся из глубины леса. Скра-а-аб! – так и видишь эти когти – огромные, лоснящиеся, тускло поблескивающие в свете луны. Скраб! – глубокие черные борозды возникают в коре дерева – одна борозда, вторая… четвертая… и завитки стружки спускаются до самой земли.

Селянка попятилась, снова повернулась, хлестнув косой по плечам… и опять замерла. Лунный свет струился по ее темным волосам. На бледном, почти детском личике жили только глаза – напряженный, горячий, как кипяток, взгляд был устремлен на дерево. Громадное, оно выступало из рядов остальных деревьев, как путник, замерший у тропы. На ярко-зеленом стволе, кажущемся черным в лунном свете, красовался отпечаток когтистой лапы. Кровавый отпечаток. Темные дорожки крови стекали вдоль ствола и собирались в теплую лужицу.

Кровавый пузырь всплыл на поверхности лужицы, растянулся черно-багровой пленкой и лопнул, разбрызгивая багровые капли. Струя крови отделилась от лужицы и потянулась к ногам селянки.

Сейчас!

Селяночка глухо вскрикнула и, перескочив кровавую лужу, ринулась прочь. И тогда в глубинах чащи взвыл Зверь! Утробный горловой рык катился меж деревьями, словно даже без Зверя, сам по себе был так невероятно велик, что не вмещался в лесу. Кровь и отчаяние, отчаяние и кровь – и упоение последними, бессильными судорогами жертвы. Рев несся вдоль тропы, то отставая, то обгоняя, чтобы покатиться навстречу парализующими волнами безысходного ужаса. Девушка заметалась по тропе, не зная, куда бежать: вперед или назад. И тогда во тьме по обеими сторонам тропы, в траве у корней, в ветвях деревьев и на самых кронах вспыхнули… пасти. Одни только пасти, оскаленные в предвкушении: сверкающие зубы, презрительно трепещущие жаркие розовые язычки…

Селянка, окончательно потеряв голову от ужаса, бухнулась на четвереньки, глупо выгнула спину, откидывая голову назад, словно собираясь завыть…

– Вы ее напугали, – произнес мурлыкающий голос.

– Напугали, напугали! – вокруг завизжало, захохотало, ветви деревьев закачались, как в бурю, и там, где сияли пасти, вспыхнули глаза. Пары круглых, и прищуренных, полных превосходства веселых глаз. – Сейчас помрет от ужаса!

– Нье-ет! – протянул мурлыкающий голос. – Она испугалась по-настоящему. Она будет убивать!

Селянка судорожным, будто последним в ее жизни движением выхватила из сумки пузыречек – и швырнула на тропу. Словно черные щупальцы стремительно поползли по телу девушки… миг – и лоснящаяся шкура обтянула ее. На тропе стояла громадная угольно-черная собака.

– О-оборотень! – прогнусавили в ветвях.

Над разбитым пузырьком взвилась струйка зеленоватого дыма… сильно и остро запахло валерьянкой! Круглые сверкающие глаза перемещались с ветки на ветку, как диковинная иллюминация. В свете луны видны были мелькающие, как в водовороте, лохматые хвосты.

– Она псина! – прокричали с другой стороны тропы. – Она нас не достанет, мря! Не достанешь, не достанешь… Мря-а-а!

Гнусавые дразнилки сменились воплем. На гладкой собачьей спине развернулись два крыла. Собака взвилась к кроне дерева… ветки содрогнулись и с них посыпались… коты. Грянулись оземь и попытались порскнуть в разные стороны. Лунный свет исчез. Псина стремительно спикировала.

– Помоги-ите! Собаки летают!

Псина приземлилась. Под каждой ее лапой, отчаянно извиваясь и скручивая хвосты кольцами, билось по коту. Еще двое с утробным мявом вывернулись у нее из-под брюха и взметнулись на деревья. В пасти жуткой псины хрипел здоровенный черный кот.

– Отпусти его! – выкрикнули из темноты.

Псина только мстительно сжала челюсти – черный кот судорожно засучил задними лапами.

– Отпусти, мря, отравишься! Фу, Ирка, кому говорю!

Собака замерла. Коты под ее лапами застыли, старательно поджимаясь между когтищами. Черный кот полудохлой тушкой свисал из пасти.

– Оглохла? Бросай немедленно, Ирка!

– Тьфу! – Псина мотнула головой – и вылетевший, словно из пушки, из ее пасти кот со всего маху приложился об дерево.

– Мяа-у! – Успевшие улепетнуть от страшной участи два его сотоварища от сотрясения не удержались на ветках и повисли на когтях.

– Что… что за чудище? – страдальчески простонал распростертый на земле черный кот, совершенно человеческим жестом прижимая лапу ко лбу. – Где это видано, чтоб собаки-оборотни летали?!

– Мяу-у-у! – заорали оставшиеся под собачьими лапами коты, когда псина стиснула когти на их тушках. Выпускать своих пленников она явно не собиралась.

– Ей ваши светящиеся клыки тоже не понравились, черный пан! – мягко и даже с некоторой почтительностью возразил мурлыкающий голос.

– Мы ее просто пугали. Надо же благородным котам как-то развлекаться в здешнем захолустье.

– А она вас просто съест. Надо же благородной борзой чем-то питаться в здешнем захолустье, – в тон ему подхватил невидимый собеседник.

Прижатые тяжелыми собачьими когтями, коты замерли, не осмеливаясь даже трепыхаться. Ярко выделяющаяся в темноте белая кошка с тихим стоном закатила голубые глаза и, кажется, потеряла сознание.

– Я Адельсод Эбони Бритиш Шестнадцатый! – на нетвердых лапах выступая вперед, провозгласил черный кот. – И покушение на меня дорого обойдется любой человечке… будь она хоть трижды летающая оборотниха!

– Разве ж она покусала? – простодушно удивился невидимка. – Так, обслюнявила слегка…

– А-шш! – Адельсод Эбони гневно встопорщил усы и встряхнулся всем телом.

– Разве черновельможному пану что угрожает? Пан волен идти куда хочет. А вот его свите предстоит ответить за шутку.

– Чего вы хотите? – с надменностью истинного аристократа спросил черный.

– А во сколько черный пан ценит жизнь своих свитских? – вкрадчиво поинтересовался голос.

Черный кот зашипел снова, хлестнул хвостом, его мрачные глаза полыхнули жутким светом, в лапе возник туго набитый парчовый кошель.

– Забирай!

– Не соблаговолит ли черный пан кинуть кошелек во-от в эти кустики? – Кусты у обочины заметно пошевелились.

Презрительно дергая усами, черный кот запулил кошель в кусты. Громко звякнуло, и явно довольный голос сказал:

– Ирка, отпускай их!

Борзая аккуратно убрала лапы со своих пленников. Молнией черный кот метнулся к белой кошечке и ткнулся в нее носом. Последнее, что видела борзая, ныряя в кусты, – как пушистая красавица подняла лапу и со всей силой залепила своему черному кавалеру когтями по морде.

– За чтоу-у? – взвыл тот.