Читаем без скачивания Ночи Виллджамура - Марк Ньютон

–  Я просто хотела, чтобы кто-то еще знал, тот, кто может что-нибудь сделать, если какая-нибудь тварь войдет в наш мир. А поскольку ваш орден самый большой, он, очевидно, и самый влиятельный.

–  Видимо, так. – Папус вздохнула. – Спасибо, что убедила меня в этом.

Дартун сидел в одном из своих особых убежищ. Туда вело несколько дверей, снабженных замками со сложными кодовыми механизмами. Время от времени ему нужно было побыть одному, поработать в тишине и покое, и эта потайная комната давала ему такую возможность. Никто не знал о ней, а следовательно, никто не мог ее найти. Здесь он хранил свои самые важные реликвии: в этой тесной темной комнатке, обшитой металлическими панелями, глубоко в подземелье штаб-квартиры его ордена. Он зажег свечу и взялся за поиски.

Он искал апбиминн-кюрр. Это была реликвия, созданная одним из легендарных тайных культистов, который работал один, без ордена, но был умелым и скрытным. Фелтока Дюпре многие считали легендой, а не реальным человеком, культистом, который спился и теперь за деньги развлекал публику где-то в Виллирене. Он изобрел апбиминн-кюрр, а чертежи продал своим бывшим коллегам. Одним из них был Дартун, и ему удалось собрать механизм по замысловатой инструкции, которая сначала показалась ему абсолютно непригодной для работы, так как была написана старинным шрифтом и в таких выражениях, которые он едва разбирал. Прошло немало лет, прежде чем он понял, что его все же не обманули.

Да где же она?

На миг ему пришлось прислониться к стене, давление ударило ему в голову. Он вдруг понял, до чего сильно ему хочется найти новый мир, а с ним и лекарство от смерти. Зачем люди умирают? Почему их миры должны приходить к завершению? Он подавил желание заплакать, ощущение для него непривычное. Что с ним? Комок в горле не проходил. Что бы сейчас подумала о нем Верэйн, если бы увидела? Наверное, просто решила бы, что он нормальный – качество, которого ей явно в нем не хватало. Но он не мог быть тем, кем она хотела его видеть. Он жаждал совершать открытия, раздвигать пределы известного, а не успокаиваться и вести тихую жизнь. И все же она была единственной девушкой, которая смогла тронуть его за последнее время. Он знал это и часто сбегал от самого себя в ее компанию, к ее нежности и заботе. Не прошло и месяца с тех пор, как они сидели вдвоем в бистро на углу и выпивали, прямо как нормальные люди, только окутанные анонимностью тьмы, которую создавали их фулиджиновые плащи, и болтали о разных отвлеченных вещах. Она рассказывала ему о себе то, чего он и не подозревал. Например, что она не хочет становиться матерью, хотя любит детей, – из-за собственного сиротства. Что она не любит сладкое – это он и сам мог заметить. Что она боится попасть в тюрьму и время от времени видит это в кошмарах.

Оказалось, что она – целый мир, который тоже можно было открыть.

Она кое-что значила для него, но новая для него ситуация потери бессмертия переменила контекст, в котором он жил, – и он не мог позволить себе показать ей, что она значит для него, теперь, когда его ждала смерть. Вот если бы у него было еще хотя бы несколько гарантированных лет, какое-то время для того, чтобы узнать что-то об этих островах под красным солнцем, о смысле всего, о том, откуда взялась их цивилизация… Ведь история всегда была рядом, ее нужно было только открыть. Если бы у него было еще время…

Если бы…

Вот он, апбиминн-кюрр, десятигранная коробочка из металла, состав которого он так и не смог установить. Наверняка он знал лишь одно: никаких современных месторождений этой руды больше не существует. Металл блестел, как сталь, но его свойства и структура были совсем иными. Шкалы под стеклом указывали положение компаса, отметины на них соответствовали градусам окружности.

Он поднес коробочку к груди и вышел из комнаты.

Позже тем же вечером, на одном из мостов, он стоял, устремив невидящий взгляд навстречу ветру, как часто бывало с ним в те дни. Если ему так мало осталось жить, зачем тратить драгоценное время на психологические кризисы вроде этого? Чей-то смех вырвал его из забытья. На мосту, соединявшем заброшенный дом с пустующим театром, не было ни души. Время от времени порыв ветра набрасывал ему на лицо полу фулиджинового плаща, окутывая темнотой столь полной, что он поневоле начинал думать о смерти.

Апбиминн-кюрр должен был разогнать облачность у него над головой. Тучи в последнее время такие плотные, а ему нужно ясное небо, если он хочет держать путь далеко на север. Поставив устройство на землю, он настроил его на максимальную траекторию, потом привел в действие. Коробочка была оборудована таймером, снятым им с какой-то другой реликвии, и он, не вполне уверенный в его точности, продолжал наблюдать за устройством с расстояния шагов в двадцать, словно ожидал запуска фейерверка. Снизу доносились звуки городской жизни: звон бутылок, короткий смех, цокот копыт из узких проулков, – каждый вечер одно и то же.

Наконец раздалось шипение – над апбиминн-кюрром вспыхнуло сияние, и небольшой шар белого света, набирая скорость, поднялся в небо.

Он не знал, сколько времени уйдет на то, чтобы понять, по-лучилось у него или нет, но сделать все возможное было необходимо.

Глава шестнадцатая

Джерид смотрел в ночное небо, которое вдруг вспыхнуло и заиграло огнями. Мариса крепче уцепилась за его руку. Она слегка вздрогнула, то ли от холода, то ли от странного явления над их головами, но важно было не это, а то, что она снова держала его за руку, совсем как в старые добрые времена. Разноцветные огни отражались в ее блестящих черных глазах, а он радовался тому, что они вместе. Ему понадобилось пожить без нее, чтобы понять, как много она для него значит, и он был поражен тем, что он, румель, способен страдать по-настоящему, как это свойственно людям. А он-то всегда считал, что присущая румелям невозмутимость ставит их на ступень выше собратьев-гоминидов.

–  Румекс, – выдохнула Мариса, – разве это не чудо? От чего это?

Джерид не знал ответа и продолжал созерцать, его хвост оставался абсолютно неподвижен.

–  Может, это признак приближения Оледенения? А может быть, и нет. Лично я готов поставить пару дракаров на то, что это какая-нибудь культистская забава.

Зрелище заворожило их обоих, эти лучи и подвижные столбы света, меняющие форму и цвет на фоне звезд. Повсюду вокруг них люди, не менее заинтригованные, вытягивали шею, чтобы между высокими домами лучше разглядеть происходящее, выходили на балконы, иные даже поднимались на мосты, точно близость к необычному сиянию могла помочь им понять его природу.

В тот вечер Джерид водил Марису выпить и посмотреть танец големов, который ставили адепты ордена Пугандра. Низкорослые, точно из глины слепленные существа, скачущие по сцене, произвели на него впечатление.

Однако весь тот волшебный вечер он не мог избавиться от чувства, будто за ним шпионят, даже когда стоял на улице, задрав голову и созерцая небо. В этом городе, да еще ночью, легко было увидеть тени, выходящие из подворотен и направляющиеся за вами вслед, услышать призрачные шаги на брусчатке. Этот город порождал паранойю.

Да пусть следит кто хочет, лишь бы не эти мелкие отморозки с Гата-Гамаль.

Рандур смотрел в окно, его нагое стройное тело вырисовывалось на фоне необычной зари. Его меч, сапоги и одежда валялись на полу за его спиной, а сам он, ухватившись обеими руками за подоконник, свесился наружу, чтобы лучше разглядеть цветные лучи, танцующие в небе. Яркая пелена красно-зеленого света колыхалась высоко над городом, точно колеблемый ветерком тяжелый занавес. Невозможно широкий. И невозможно далекий.

Леди Иветта Фол подошла к нему сзади и положила руки ему на ягодицы.

–  Впечатляет, – сказала она, скользя по ним ладонями вверх и вниз и слегка стискивая.

–  Ага, – отозвался Рандур. – Никогда раньше не видел такого неба. Интересно, что это за хрень такая?

–  Я говорила не о небе. – Она хлопнула его по пояснице. Ее массивные золотые кольца врезались ему в кожу, и он вздрогнул от прикосновения холодного металла. Ее теплое дыхание скользнуло по его шее, когда она отвела его длинные волосы в сторону. Кончики пальцев пробежали по краям его лопаток, по позвоночнику. Она жадно поцеловала его в плечо.

Он повернулся, ее ладони продолжали путешествовать по его гибкому торсу танцора, который она уже имела возможность сравнить с торсом своего мужа, старого, жирного и ленивого, – не в пользу последнего, – бормоча что-то о том, что его одного она всегда ждала. Но нельзя же продолжать всю ночь. И откуда у нее такой аппетит? Он даже испугался, вдруг она все замужество держала свое либидо в узде, а теперь выпустила и направила на него, разом превратив его из охотника в жертву?

Его губы коснулись ее колец, лаская эту демонстрацию богатства. Еще раньше он намекнул ей на некоего вора, который якобы орудовал в высших слоях общества, выбирая своими жертвами богатых дам, беззащитных и уязвимых, – его собственная выдумка. Увидев, что она встревожена, он прижал губы к ее пальцам и предложил ей себя в провожатые на этот вечер.