Читаем без скачивания Мой Шелковый путь - Алимжан Тохтахунов

Дружба — самое необходимое для жизни, так как никто не пожелает себе жизни без друзей, даже если б он имел все остальные блага.

Семнадцатого января 1999 года в Salons du Pavilion Dauphin, что в Булонском лесу, съезжались гости на мое пятидесятилетие. Я начал готовиться к этому юбилею месяца за два-три. С самого начала мне помогал Алик Достман, и он никак не мог понять, почему я нервничаю. А я не мог объяснить, почему ночами не сплю.

И вот мой вечер начался. Некоторые гости прилетели из Москвы специально на празднование моего дня рождения. Много русских приехали в Париж на показ Валентина Юдашкина, который так удачно совпал с моим юбилеем, и пришли ко мне. Я радовался каждому, встречая его в дверях. А друзей пришло так много! Никогда прежде не доводилось мне принимать поздравления от стольких гостей.

В зале для фуршета играл струнный квартет из трех скрипок и виолончели — музыканты из оркестра Спивакова «Виртуозы Москвы». Музыка наполняла пространство, будто разрезая его пластами: то прозрачными и почти невесомыми, то насыщенными и густыми, незаметно, но властно окутывая нас очарованием звучавших мелодий. Помещение мягко освещалось настенными лампами, блики от которых волшебно расплывались на обшитых деревом стенах. Гости шли нескончаемым потоком по коридору меж густо-зеленых пальмовых ветвей, целовали меня, пожимали руки, вручали подарки.

Вот Валя Юдашкин, весь в черном, с белым воротничком, со светящимся открытым лицом… Вот Алла Борисовна Пугачева, с выразительно подведенными глазами, ослепительной улыбкой, роскошной гривой пышных волос, в сером крапчатом платье… Вот Николаев с Королевой, оба живописно растрепаны, Наташа — с огромным пестрым букетом… Вот маэстро Спиваков со своей неподражаемой супругой… Вот Вера Глаголева… Башмет… Церетели… Кобзон… Винокур… Громкие имена, любимые лица…

Строгие смокинги и черные костюмы чередовались с золотыми платьями, мелькали красные и белые галстуки, вспыхивали перстни, искрились броши, сияли колье. Гости шли, поздравления сыпались одно за другим, и не хватало времени взглянуть на подносимые подарки…

Некоторое время гости общались в белом зале. Он был украшен алыми занавесками, вдоль настенных росписей стояли белоснежные вазы с цветами, на белых скатертях сверкало серебро приборов, подносы с закуской, шампанское в ведрах со льдом. Расставленные всюду свечи гипнотизировали мерным движением желтоватого пламени.

Потом все прошли в большой зал, где пространство бесконечно увеличивалось стеклянными стенами и дробилось за счет ярко-синих занавесок. Разместились человек по десять за каждым столом на заранее закрепленных за гостями местах. Мой стол находился прямо перед сценой, а за моей спиной красовался роскошный букет, похожий на застывшие брызги сине-белых цветов, стрелами разлетающихся в стороны. В хрустале сияло отражение нежного пламени свечей.

Когда все успокоились, Ефим Александров взял микрофон и объявил о начале праздника:

— Сегодняшний вечер будет вечером наших тостов, пожеланий, звона бокалов…

Он сделал отмашку рукой, и включилась запись с боем курантов.

— Эти куранты сегодня звучали в твою честь, Алик. Прошу всех встать!

И мы поднялись. Странно, но эта шутка — бой кремлевских курантов — внесла какую-то торжественность. Ведь мой день рождения 1 января. Это напоминало встречу Нового года, когда с телеэкрана несется знакомый перезвон, означая наступление нового времени. Наступил новый год моей жизни. Дружное «ура» прокатилось по залу, а следом со сцены полилась песня «Happy birthday to you», которую подхватил весь зал. Было трогательно видеть, с каким воодушевлением пели ее мои друзья. Я смотрел на них, и сердце мое ликовало, велика была моя радость, велика была моя благодарность.

Сколько чудесных слов я услышал в тот вечер!

Когда к микрофону вышла моя дочь, я замер в ожидании, вслушиваясь в ее прелестный голос и любуясь ее лицом. По-детски улыбаясь, Лола объявила, что специально к моему юбилею написала стихотворение. Выдержав паузу в несколько секунд, она стала читать.

Господь придумал мир и, таинство храня,Он сотворил людей. И это не утопия.А ты, отец, — мой Бог! Ты сотворил меняПо образу и своему подобию.Ты все зовешь: «Лети, мой Ангел, в этот край,Укрою под крылом отеческой заботы,И будет жизнь твоя как бесконечный рай,Не изнуряй себя тяжелою работой!»О, как я люблю, Отец, все эти наши споры,Настанет день, и я, конечно, прилечу,Чтоб в самый трудный час служить тебе опорой,Обузой быть сейчас я просто не хочу.Ты так меня учил, Учитель мой нестрогий.И в этот славный день мы будем много питьЗа то, чтоб все друзья, и женщины, и богиЛюбили так, как ты умеешь их любить!

Я слушал затаив дыхание и любовался моей дочерью. До чего же она прекрасна, до чего нежна, до чего женственна, до чего наполнена искренней любовью ко мне!

Когда она закончила, зал буквально взорвался аплодисментами. Гул восторженных голосов слился со звоном бокалов. Все закричали: «За Лолу!»

Апотом Лола исполнила танец «Эсмеральды», взяв в руки красный бубен, и невозможно было оторвать от нее глаз. В ее движениях соединилось все — строгость классической балерины, дикая грация цыганки и непосредственность ребенка. Волны платья, негромкие звуки зажатого в руке бубна, полушутливый взгляд… И воздух кружил вокруг моей дочери, упиваясь ее очарованием. Через некоторое время к микрофону вышли Наталья и Михаил Цивины и обратились к присутствовавшим с просьбой разрешить им прочитать несколько важных строк.

Сплетни и слухи гуляют по миру.Кто вы — злодеи, герои, кумиры,В смокингах, масках и модных пальто —Толком об этом не знает никто.Как! Вы не знаете, вы не слыхали,Что появился загадочный Алик?По телевиденью, в книгах, газетахТолько и слышно сегодня об этом.Каждый ребенок, кого ни спроси,Алика знает у нас на Руси…

А потом, дочитав свою длинную ироничную поэму, они вручили мне орден Ленина. Весело и странно было видеть, как на моей груди покачивался золотой профиль вождя революции — когда-то высочайшая награда страны, ставшая теперь в бессмысленной бирюлькой, ценность которой новому поколению неведома.

Когда на сцену поднялся Иосиф Давыдович Кобзон, гости затихли, устремив взоры на этого человека, воплотившего в своем облике волю, мощь, целеустремленность и благородство настоящего мужчины.