Читаем без скачивания Проклят и прощен - Эльза Вернер

Губы молодого человека болезненно дрогнули.

— Да, и даже большую. Она и сама не знает, какую боль причинила мне.

— О, да, Анна бывает иногда жестока, — тихо заметила Лили.

— Не говорите так, она была бесконечно добра ко мне. Не ее вина, что я ошибся, — покачал головой Пауль и вдруг быстро добавил со страстной скорбью: — Но я не перенесу, если у меня отнимут всякую надежду. Я лишу себя жизни!

— Господи Боже! — воскликнула перепуганная Лили. — Не делайте этого, барон! Анна всю жизнь не имела бы покоя, если бы стала причиной вашей смерти, да и я также...

— На что мне такое существование без участия и надежды? — страстно воскликнул Верденфельс. — К чему скрывать от вас истину, которую вы знаете? Да, я люблю вашу сестру, люблю всем сердцем и не могу жить без нее. Я застрелюсь!

Хорошо, что обоих скрывала оранжерея, где их никто не видел, потому что Лили начала горько плакать, в самых трогательных выражениях заклиная барона не предаваться таким мрачным мыслям.

— Может быть, Анна говорила это несерьезно. Она забрала себе в голову остаться вдовой и, может быть, — нет, даже наверное, — переменит свое решение.

— Вы считаете это в самом деле возможным? — спросил Пауль, у которого опять явился проблеск надежды.

— О, наверное, — уверенно заявила Лили, в своем страхе допускавшая всякую возможность. — Я поговорю с сестрой, опишу ей ваше отчаяние, употреблю все свое влияние, только отбросьте мысль о самоубийстве!

По-видимому, Пауль еще не отказывался от этой мысли, он все еще был в отчаянии, но его голос звучал уже спокойнее, когда он возразил:

— Благодарю вас, милая фрейлейн! О, конечно вы имеете влияние на сестру; она мне сказала, что не питает ко мне нерасположения, но что больше не выйдет замуж. Пожалуй, еще можно поколебать это решение, если я могу рассчитывать на ваше ходатайство и на вашу поддержку...

— Можете! — подтвердила Лили, торжественно поднимая руку. — Я употреблю все силы ради вас и вашей любви.

Молодой чело век с благодарностью пожал маленькую ручку, но ему не пришло в голову поднести ее к губам.

— Но как же я узнаю результат вашего ходатайства? — спросил он. — Разумеется, я не могу больше приезжать в Розенберг, пока у меня не будет хоть маленькой надежды.

Лили несколько секунд подумала, а затем ответила:

— В будущее воскресенье мы поедем в Верденфельс навестить нашего двоюродного брата, пастора Грегора. Не можете ли и вы прийти в его дом?

— Нет, — серьезно ответил Пауль. — С тех пор как я узнал, какие отношения существуют между пастором Вильмутом и моим дядей, я не могу бывать в пасторате. Но вы, может быть, опять отправитесь на прогулку в окрестности деревни, и, пожалуй, мы могли бы встретиться, как тогда, у замковой горы.

— Возле орешника! — радостно сказала Лили. — Это прекрасная мысль. Около полудня я буду там, только обещайте мне, что до тех пор вы не лишите себя жизни.

— Хорошо, я еще подожду некоторое время; может быть, еще не все потеряно, — и Пауль, еще раз пожав руку своей новой союзницы, направился к ожидавшему его экипажу.

После его отъезда Лили вернулась домой в приподнятом настроении, занятая своей миссией. Она стала вдруг, как ей казалось, лицом, на влияние которого рассчитывают и которое приняло меры для предупреждения самоубийства. Девушка уже более не сомневалась, что ей удастся растрогать сестру: ведь молодой барон хочет застрелиться, если она не изменит свое решение. Было, однако, просто удивительно, какую волшебную власть имеет Анна над мужчинами, что они все без исключения влюбляются в нее. В одно утро ей были сделаны предложения двумя лицами, и она не нашла ничего лучшего, как обоим отказать. Лили считала, что как земные блага, так и предложения распределены неравномерно: одно из них должно было бы достаться ей, младшей сестре.

«Конечно, второе», — мысленно прибавила она.

Глава 9

На следующий день утром Раймонд Верденфельс стоял у окна в своем кабинете. Зимний день уже начался, но солнце не показывалось. Несмотря на то, что небо было серо, в неприветливой дали ярко и отчетливо вырисовывались очертания «предсказательницы бури» — вершины Гейстершпица; нависшие облака также предвещали непогоду. Раймонд опять смотрел на белую вершину, но не с обычной усталой задумчивостью: сегодня в его взгляде было что-то мрачное и тревожное. Беспокойство обнаруживалось во всех его движениях, когда он, скрестив на груди руки, ходил взад и вперед по комнате; потом он подошел к столу и нажал кнопку звонка.

— Попросите ко мне господина Верденфельса, — сказал он вошедшему слуге. Тот хотел удалиться, чтобы исполнить приказание, но у самой двери барон остановил его вопросом: — Мой племянник, вероятно, был вчера в Бухдорфе?

— Нет, ваша милость; насколько мне известно, молодой барон ездил в Розенберг; по крайней мере, туда был заказан экипаж.

Раймонд ничего не ответил и сделал слуге знак удалиться.

— Я так и думал, — прошептал он. — Пауль не хотел терять ни одного дня.

Десять минут спустя в комнату вошел Пауль. По-видимому, он ночью мало спал — он был бледен, утомлен и тщетно старался выказать обычную непринужденность в тоне и обращении. На всем его существе лежал отпечаток уныния. Ясно было видно, что полученный вчера отказ поразил его в самое сердце.

Раймонд также заметил эту перемену, но не ждал никаких объяснений, и его голос звучал необыкновенно кротко, когда он спросил:

— Я не помешал тебе своим приглашением? Еще очень рано.

— О, нет, я уже встал, — ответил Пауль, — но меня удивило, что и ты уже на ногах. Ты ведь привык спать до полудня, так как страдаешь по ночам бессонницей.

— Да, это несносная привычка моего одиночества, — ответил Раймонд. — Я чувствую, что она расстраивает нервы, и в последнее время пробовал бороться с нею.

Пауль с удивлением смотрел на дядю: в первый раз он услышал, что тот высказывает намерение бороться против чего-нибудь. До этих пор он безвольно поддавался своим настроениям и склонности к мечтательности. Молодой человек с первых слов понял, что странное раздражение дяди против него исчезло. Раймонд опять выказывал прежнюю благосклонность, и теперь даже не был таким холодным и равнодушным, как обыкновенно. Он поинтересовался впечатлением, которое произвело имение Бухдорф на своего нового владельца, и Пауль старался проявить живую заинтересованность, являвшуюся для него единственно возможным способом выразить свою благодарность. Но светлое счастливое чувство, с которым он еще вчера утром думал о своем собственном имении, исчезло вместе с надеждой ввести туда молодую хозяйку. Однако он подробно рассказал о посещении имения и о разговорах с арендатором.