Читаем без скачивания Сочинения - Леопольд Захер-Мазох

— По-видимому, вы живете в совершенном уединении, — начал молодой человек.

— Как видите, — сухо отвечала Малютина.

— Неужели такая жизнь может нравиться Эмме?

— Я вполне разделяю устремления моей матери, — равнодушно проговорила девушка. — Вам, привыкшему вращаться в блестящем вихре модного света, такой образ жизни может показаться странным, даже смешным, но мы к нему привыкли и довольствуемся им. На свете так много злых людей… так много обольстительных искушений, с которыми человеку трудно бороться… Живя в уединении, легче уберечься от греха и спасти свою душу.

— В Киеве жизнь очень приятна, уверяю вас, — заметил Казимир.

— Вы служите в Киеве? — спросила Эмма.

— Да, туда недавно перевели наш полк.

Эмма бросила на мать выразительный взгляд и задумалась.

Заметно было, что в голове ее бродит какая-то неотвязная мысль, но черты ее лица оставались по-прежнему неподвижны, только густые брови слегка нахмурились, да губы крепко сжались.

— К чему такие церемонии со мною, милая Эмма? — сказал юноша, подходя к подруге своего детства. — Разве вы забыли, как мы вместе играли и проказничали? Неужели я стал для вас совершенно чужим человеком?

Он взял ее за руку, но рука эта была гладка и холодна, как змея, и Эмма тут же ее отдернула.

— Скажите, чем я перед вами провинился? Ну, хоть взгляните на меня поласковее…

— Я теперь уже не та, что была прежде.

— Даже в отношении ко мне?

— Разумеется, — как бы нехотя проговорила Эмма и отвернулась в сторону.

В сердце Казимира боролись два совершенно противоположных чувства: любовь к очаровательной, загадочной красавице разгорелась в нем новой силой, и в то же время рядом с Эммой и ее матерью его охватывала тревога, необъяснимый страх леденил его сердце.

Следующий визит его был удачнее: он застал Эмму одну. Когда он проходил по двору, она стояла у открытого окна. Молодому человеку показалось, что на губах ее играет какая-то неуловимая, язвительная усмешка.

— Вы опять пришли, — встретила она его с оскорбительным равнодушием.

— Как видите, — отвечал он, — у меня достало на это храбрости… Недаром же я солдат!

— Но я дома одна и не могу принять вас.

— Одна? Тем лучше! Какое нам дело до светских приличий! Что за церемонии между старыми друзьями!

— Ну, так пожалуйте.

Из передней, где перед огромным распятием теплилась лампада, Казимир вошел в пропитанный запахом ладана коридор, в конце которого, у отворенно двери, ждала его молодая хозяйка.

— В сущности, мне нечего бояться, — сказала она. — Это чистое ребячество с моей стороны.

— Умные речи и слушать приятно! — улыбнулся молодой офицер, крепко пожимая руку Эммы. — Так как первый шаг за пределы светских приличий уже сделан, то я воспользуюсь этим и попрошу вас говорить мне по-прежнему «ты», как в прежние времена, когда мы играли вместе и вы назывались моей маленькой женой. Помните, как мы с вами строили домики из снопов?

— Извольте, я согласна, но с условием, что вы не будете за мною ухаживать.

— Даю вам честное слово, Эмма, я затаю в глубине сердца свою любовь к вам… Вспомните слова поэта: «Ведь сердце любит, не спросясь!» С ним справиться трудно!

— Этого я не могу тебе запретить, — спокойно сказала красавица, — но не рассчитывай на взаимность; я никогда никого не полюблю и никогда не выйду замуж.

— Ты намерена сделаться Христовой невестой?

— Нет… Живя в свете и постоянно борясь с искушениями, спастись труднее, чем за высокими стенами монастыря; такой подвиг важнее во всех отношениях.

— Мне кажется, что ты относишься ко мне так недоверчиво только потому, что я военный.

— Вовсе нет! И война имеет свою хорошую сторону; с ее помощью множество людей попадают в рай… Великая заслуга перед Господом — умереть на поле битвы!

Казимир не без удивления взглянул на свою собеседницу. Она сидела, опустив голову на грудь, у забранного железной решеткой окна, словно преступница в тюрьме. Незатейлива была обстановка ее более чем скромной комнаты: простая кровать под белым пологом, столик, пара стульев, да образ Спасителя в золотой ризе, под которым висела плеть.

«Это что такое? — промелькнуло у него в голове. — Неужели ее фанатизм доходит до абсурда… до самобичевания?»

Он положительно терялся в догадках.

Через несколько дней Казимир снова явился в Бояры. Эмма была в саду. На ней было простенькое белое платье, которое очень шло ей. Внезапное появление Казимира испугало ее — она вздрогнула и покраснела.

— Неужели мое присутствие так для тебя неприятно, что ты смущаешься и дрожишь? — с упреком заметил юноша.

— Напрасно ты так думаешь, — возразила Эмма. — Я никого и ничего не боюсь… Ты знаешь, что я к тебе хорошо расположена, — насколько мне это позволено, — а, значит, я всегда рада тебя видеть… Откровенно говоря, тебе бы следовало избегать встреч со мною.

— Это совершенно справедливо.

— Но не в том смысле, в каком ты думаешь.

— А в каком же?

Вместо ответа девушка сорвала ветку шиповника и так сильно ударила себя ею по руке, что на коже выступила кровь.

— Что ты делаешь?! — вскричал Казимир.

— То, что мне приятно, — было лаконическим ответом.

— Неужели тебя тешит эта добровольная пытка?

— Она полезна и приятна для тех, кто желает спасти свою душу и пренебрегает земными благами.

— Ты воображаешь, что Бог создал тебя для одних страданий, а не для радостей и земных наслаждений?

— Так говорят мужчины — закоренелые грешники; женщины несравненно строже относятся к своим словам и поступкам, — вот почему они меньше грешат.

— Следовательно, ты безгрешна, — с коварной улыбкой сказал молодой человек, — в таком случае возведи и меня на ту лучезарную высоту, на которой ты стоишь.

— Не проси меня об этом… Тернист и труден путь, ведущий в царство небесное!

Эмма устремила на юного грешника взор, полный сострадания.

— Уходи, уходи отсюда! — прибавила она с мольбой в голосе. — Меня ищут… меня зовут… — и, кивнув ему головой, убежала по направлению к дому.

Не успела она скрыться из виду, как у садовой калитки показался высокий красивый мужчина, лет сорока, с бородой и вьющимися светло-русыми волосами, в широкой черной одежде. Правильные черты его лица носили на себе отпечаток железной воли и безмерного властолюбия.

«Кто это? — подумал Казимир Ядевский. — Духовная особа или воплощенный демон? Что за чудеса?..

Не понимаю!»

III. Эмма

Как хороши бывают первые дни сентября в благословенной Малороссии! Яркие, но не жгучие лучи солнца золотят скошенные поля и нивы; деревья в садах подернулись желтизной, их ветви пригибаются к земле под тяжестью плодов; цветут астры и георгины, по синему, прозрачному небу тянутся стаи аистов; воздух пропитан ароматом запоздалых трав. В шинках слышны веселые песни и звуки незатейливых сельских инструментов, на гумнах — мерный стук цепов.