Читаем без скачивания Сочинения - Леопольд Захер-Мазох

— Я тебя не понимаю!

— Не старайся заглядывать в мою душу… Забудь меня…

Твоя цветущая молодость вызывает во мне сочувствие; я не отвергаю тебя потому, что сердце мое еще свободно… Ты погибнешь, если я когда-нибудь полюблю тебя. Беги от меня, пока еще не поздно!

— А что если уже поздно?

— В таком случае, это предопределение судьбы и оно должно исполниться.

— Следовательно, ты позволяешь мне надеяться?

Эмма села на диван и глубоко задумалась.

— Я храбр, — продолжал юноша, — и, чтобы завоевать тебя и назвать своей женой, готов сражаться хоть с демонами!

— Но не с Богом, Казимир! Власть его безгранична… Путь, по которому я иду, труден, мрачен, полон бедствий и нравственных страданий, но он ведет меня к лучезарному свету… Не стремись идти по нему рядом со мной. Ах, если бы я могла рассказать тебе!.. Но нет, я не смею… На уста мои наложена печать безмолвия.

— Скажи мне только, что ты меня любишь.

— Нет, я не люблю тебя… и ты должен благодарить за это Бога.

IV. Поручение

Целая вереница разнообразных мыслей преследовала Казимира Ядевского, когда он, подавленный, возвращался домой.

Смеркалось. Скрестив руки на груди, в глубокой задумчивости, стояла Эмма у окна. Ей мерещились привидения в длинных белых саванах, демоны в образе огромных летучих мышей, карлики с седыми бородами…

Внезапное появление на дворе рослого молодого малороссиянина вывело девушку из оцепенения.

— Это ты, Долива? — спросила она.

— Да, — отвечал гигант, — меня прислал священник… он просит вас приехать к нему.

— Сегодня?

— Точно так.

Эмма кивнула и, поспешно переодевшись, вышла на крыльцо.

На дворе стояла уже оседланная лошадь. Красавица ловко вскочила на нее и с места галопом выехала за ворота. Быстро мчалась она, с легкостью преодолевая препятствия, и вскоре подъехала к воротам Окоцина.

Это был древний польский замок, построенный на холме по ту сторону Днепра и обнесенный высокой стеной.

Узенький мостик, перекинутый через глубокий ров, вел прямо к массивным воротам. Эмма остановила свою лошадь. По условленному знаку, поданному девушкой, ворота медленно отворились, и она въехала во двор, где ее встретил седой старик в темно-синем казакине и помог сойти с лошади.

Пройдя по длинному, слабо освещенному коридору, Эмма тихонько постучала в маленькую, обитую железом дверь.

— Кто там? — произнес кто-то мягким, чрезвычайно приятным голосом.

— Это я.

— Войди.

Комната средней величины была похожа на тюремную камеру: единственное окно ее было заделано железной решеткой, стены выкрашены в серый цвет, на одной из них — огромное распятие и под ним плеть. На деревянной кровати вместо тюфяка лежала охапка соломы, рядом, на полу — кусок черного хлеба и кружка с водой. У окна стоял грубо сколоченный из досок некрашеный стол, на котором лежало раскрытое Евангелие. Комната освещалась двумя восковыми свечами.

У стола, склонив голову на руку, сидел человек, которого Казимир видел в Боярах несколько дней назад. Густые длинные светло-русые волосы и такая же борода окаймляли красивое лицо, ничем не напоминавшее бледный, изнуренный лик аскета. На щеках его играл легкий румянец, большие голубые глаза смотрели гордо и повелительно, полные красные губы невольно наводили на мысль о греховных наклонностях — одним словом, все в этой загадочной личности изобличало высокомерного деспота.

Стоя на коленях и смиренно склонив голову, ожидала Эмма приказаний своего повелителя.

— Я призвал тебя сюда, — начал он плавным, низким голосом, — с целью послать в Киев по весьма важному делу.

— Ты уже говорил мне об этом, апостол.

— Когда же ты можешь выехать?

— Приказывай, я сделаю, как ты велишь.

— В таком случае, поезжай дня через три, я уже отправил в Киев все необходимые распоряжения.

— Не узнали бы меня там?

— Ты будешь жить под своим именем. Я даю тебе очень важное поручение и надеюсь, что оно будет исполнено в точности — вот почему я избрал именно тебя. Ты обладаешь светлым умом, твердым характером и непреклонной волей, что ты уже неоднократно доказала; но скажи мне откровенно, чувствуешь ли ты себя вполне достойной принять эту великую обязанность, достаточно ли чисты и непорочны твои помыслы?

— Нет, апостол.

— Исповедуйся в грехе, отягощающем твою совесть.

Эмма наклонилась и молча прикоснулась губами к ногам своего повелителя.

— Ты влюблена?

— Нет, апостол.

— В твоем сердце вновь возникло нежное чувство к твоему старому другу?

Девушка подняла голову и смело посмотрела в глаза своего собеседника.

— Я не люблю его, — проговорила она с неподражаемой уверенностью. — Но любовь его, словно солнечный луч, озарила мою душу и возбудила во мне желание стать счастливой женой и матерью. Мною овладело сомнение.

— И он надеется, что ты будешь его женой?

— Да… несмотря на то, что я советовала ему избегать меня.

— Не отнимай у него надежды, — сказал апостол. — Он живет в Киеве и при случае сможет защитить тебя. Будь благоразумна, не оскорбляй его, иначе он из друга превратится в твоего злейшего врага.

— Постараюсь.

— Поезжайте вместе в Киев и как можно чаще гуляйте по улицам города. Не скрывай, что он за тобою ухаживает, я так хочу.

— Я готова безусловно повиноваться тебе.

— Этот офицер может быть тебе полезен в том кругу, в котором ты будешь вращаться. Возложенная на тебя обязанность очень затруднительна… Знакома ли ты с графом Богуславом Солтыком?

— Нет, но я слышала, что знакомство с ним опасно для девушек.

— Это совершенно справедливо. Граф великий грешник, давно уже навлекший на себя гнев Божий и проклятия своих близких. Ты избрана нами для того, чтобы спасти его душу от окончательной погибели и вечных мук. Сознаю, что тебе трудно будет устоять против соблазна. Граф красив собою и обладает всеми рыцарскими добродетелями: он силен до безумия и пренебрегает всеми опасностями для достижения своей цели. При этом он человек в высшей степени безнравственный, для которого нет ничего святого.

Апостол вынул из стола запечатанный конверт и подал его Эмме.

— Здесь находится все, что тебе необходимо знать об этом человеке и о той высокой миссии, которая тебе предстоит, — заметил он. — Не распечатывай этот конверт до приезда в Киев и сожги хранящиеся в нем рукописи после того, как ты их прочтешь.

В Киеве у тебя будут верные слуги и усердные помощники, которым приказано беспрекословно повиноваться тебе. Если же случится что-нибудь непредвиденное или тобой овладеет сомнение, то обратись прямо ко мне, и я вышлю тебе мои инструкции.