Читаем без скачивания «Варяг» - победитель - Глеб Дойников

— Ну не нервничай ты так, может, его еще японцы потопят по дороге, все и образуется.

— Для него так было бы лучше, согласен.

Несмотря на мои неоднократные просьбы разрешить попробовать прорваться ночью или в плохую погоду, Петербург и Наместник были неумолимы, требуя «разоружиться во избежание ненужных жертв, ибо устаревшая канонерка не может повлиять на баланс сил на море». Уныние охватило офицерский состав и команду, война, к которой мы долго готовились, должна была пройти мимо нас. Экипаж уже было начал готовить лодку к длительному хранению, но тридцатого января случилось нечто, заставившее меня первый раз нарушить прямой приказ вышестоящего начальника — в Шанхай пришел катер с выжившими моряками «Варяга» под командованием младшего лекаря Банщикова. Он и машинный квартирмейстер, управлявший катерной паровой машиной, были единственными относительно здоровыми на борту, хотя синяки и ссадины на лице врача явственно свидетельствовали, что и ему тоже досталось. Двое кочегаров были легко ранены, остальные две дюжины пассажиров были ранены тяжело и по большей части находились без сознания… От него я узнал наконец подробности неравного боя, из которого «Варяг» с «Корейцем» вышли победителями по все статьям. Даже «Таймс» не могла не восхититься невероятным исходом сражения. Хотя британцы и не смогли удержаться и не пнуть походя русских моряков за «неспровоцированное минирование рейда нейтрального порта».

Прочитав это, лекарь с горькой усмешкой рассказал о залпе шестидюймовок «Асамы» и о детонации и разлете мин, сгруженных перед боем с «Варяга» и «Корейца» на «Сунгари». В той недоговоренности и явной неохоте, с которыми лекарь описывал последующую гибель «Варяга» от полученных в бою повреждений, я тогда увидел страх показаться трусом, ибо он остался единственным выжившим членом кают-компании.

После двухчасового рассказа о бое Банщиков показал нам с прибывшим на борт «Манчжура» консулом П. А. Дмитриевским записки М. Ф. Руднева, содержащие выводы по характеристикам японских и русских снарядов и рекомендации по дальнейшему ведению боевых действий. Читая эти документы, которые мне тогда представлялись записками с того света, я не мог поверить, что такой объем полезной информации может быть вынесен из одного короткого боя. И я был абсолютно согласен с тем, что эти записки должны были любой ценой попасть в Петербург с максимальной срочностью.

Проводив доктора и консула на телеграф и приставив к ним вооруженный караул, во избежание, как витиевато выразился Михаил Лаврентьевич, «провокаций со стороны японских спецслужб», я вернулся на борт вверенной мне лодки. Где выяснил, что оставлять без присмотра машиниста и кочегаров с «Варяга» было большой ошибкой. За те несколько часов, что меня не было на борту, они успели рассказать свою версию боя всей команде. Из их рассказа следовало, что «Кореец» чуть ли не в одиночку утопил «Асаму» и заодно избил «Чиоду» до полусмерти. В результате на борту меня поджидал бунт. Впрочем, бунт весьма оригинальный. Вся команда, одевшись в чистое, выстроилась во фрунт на верхней палубе и требовала немедленно идти в бой, «дабы не посрамить памяти однотипного с „Манчжуром“ „Корейца“, в одиночку утопившего „Асаму“. Последним сюрпризом дня было то, что офицерское собрание, прошедшее, беспрецедентное нарушение устава, кстати, без меня, единодушно высказалось за скорейший выход в море.

В общем, дальнейшее вам наверняка известно — собрав все находившиеся в порту джонки, мы с консулом ближе к вечеру выплатили каждому капитану, пожелавшему принять участие в спасении экипажа „Варяга“, по десять рублей, и посулили еще по сотне за каждого спасенного моряка — на столь астрономической сумме вознаграждения настоял Банщиков. В результате, начиная с семи вечера и до утра, из Шанхая и окрестных деревень всю ночь вниз по реке шел караван джонок и мелких пароходиков. Мы подняли на „Манчжуре“ фальшивые паруса китайского образца, дабы походить на джонку при беглом взгляде, и влились в процессию около полуночи. В порту при этом пустили слух, что канонерка переходит вверх по реке в Нанкин, дабы обезопасить себя, если капитан глубокосидящей „Мацусимы“, караулившей его в устье реки, решит атаковать лодку в порту, как было при Чемульпо.

„Манчжур“ проскользнул около трех часов ночи, в самую темень. По выходу из порта мы действительно пошли вверх по реке и, обойдя остров Чуньминдао через пролив Хаймыньцзяндао,[51] вышли в море и сразу же по небольшим глубинам пошли на север. Нам очень сильно помогло то, что наш штурман успел еще до войны изучить фарватеры нижнего течения Янцзы от и до, не хуже местных лодочников. „Мацусима“ металась всего в тридцати кабельтовых к юго-востоку от нас, пытаясь осветить прожекторами все проходящие мимо нее суда одновременно. Для этого ей приходилось постепенно склоняться на юг от устья реки, следуя за основным потоком джонок.

К утру следующего дня мы благополучно прибыли в Порт-Артур, где, по настоянию Банщикова, запросили по беспроволочному телеграфу лоцмана для прохода минных полей. Лекарь Банщиков, кстати, категорически отказался следовать в Порт-Артур более безопасным путем через Циндао, мотивировав это тем, что сейчас на счету каждая минута. Именно это он сказал и на общем сборе команды перед выходом в море, и несколько раз повторил комендорам, что огонь можно открывать, только если „Мацусима“ нас обнаружит. Как он тогда сказал, „Мацусиму“ мы с вами все одно потопим, не сейчас, так потом, а вот довезти до Артура записи Руднева надо сейчас, и во что бы то ни стало».

Глава 7

Домой

За ночь в темноте, неся все отличительные огни, отряд кораблей во главе с «Варягом» прошел узость Сангарского пролива между японскими островами Хоккайдо и Хонсю, тем самым были лишний раз подтверждены две старые истины — дуракам везет, и наглость — второе счастье. Но, с другой стороны, нормальной системы дозоров и береговой обороны в начале войны японцы еще не создали.

На рассвете произошла весьма неприятная встреча. Из утреннего тумана выполз небольших размеров пароходик, тонн так на полторы тысячи, и что-то радостно засемафорил «Варягу». Ситуация осложнялась тем, что стрелять из пушек сейчас категорически не рекомендовалось. Ввиду близости берега стрельбу могли услышать и поинтересоваться, кто это палит в водах империи восходящего солнца? А с учетом того, что поиски пропавших гарибальдийцев уже наверняка начаты, кто-нибудь в штабе Того мог сложить два и два. Руднев провел на мостике бессонную ночь в ожидании неприятностей, и наконец дождался их с рассветом, как только он расслабился. Данный факт никак не улучшало его настроения, и так испорченное двухдневным недосыпом, поэтому его обращение к вахтенному сигнальщику Вандакурову больше походило на рычание волка в капкане, чем на нормальный приказ.

— Отвечай!

— Ваше благородие, а что отвечать-то? Неужто вы поняли, что они пишут? И на каком языке отвечать, я японским-то не владею…

— Еж твою мать в ее толстую задницу по международному коду!!! Отвечай что угодно, только быстро, пока они не опомнились! На руле — курс на сближение, машины — средний вперед.

Не успел еще Руднев проорать свою емкую и образную речь до конца, как Вандокуров защелкал семафором, по движению его рук Руднев и все остальные находившие на мостике явственно читали: «… задницупомеждународномукоду». Закончив отправку сообщения и сияющий улыбкой во все свои тридцать два зуба, Вандокуров повернулся к капитану с неожиданным вопросом:

— Ваше благородие, а разрешите, я его еще в задницу по-японски пошлю?

— Ну вот, а говорил, японским не владеешь! Посылай, конечно. А откуда знаешь, как?

Не отрываясь от передачи второй части сообщения (нравы на «Варяге» стремительно либерализировались, на что сквозь пальцы смотрели все, кроме старшего офицера), Вандокуров пожал плечами:

— Дак, вашбродь, я по-японски только посылать и умею! Да и то, токмо морзянкой. Эдак тому с полгода назад с сигнальным с «Чиоды» пили вместе, ну, после третьей тот и поделился, как морзянкой посылать. Я ему на русском, он мне на японском, ну, я не он, это япошки на выпить слабаки, не мы, еще трезвый был, вот и запомнил.

Руднев понимающе хмыкнул и переключился на более насущные проблемы.

— Балк! Свистать твоих абордажников на верх! На пулеметах, как подойдем к этому уроду на пять кабельтовых, дайте пару очередей поверх рубки! Как только японец застопорит машину, мы с ним в притирку пройдем, а вы в шлюпку и гребите к нему. Взрывать его тут не стоит, придется хоть на двадцать миль от пролива отвести, а там или подрывными патронами, или если рядом никого не окажется, потренируем наши свежеиспеченные расчеты башен на «Корейце» и «Сунгари». Я им давеча обещал практические стрельбы.